Страница 103 из 106
На кухне не оказалось ни пива, ни кофе, чтобы поправить голову. Снова взяла оторопь: это ведь тоже оттуда, это выражение, здесь-то давно уже муки похмелья в отставке.
Отправился на угол в магазин «7–11» купить себе кофе. Бетховен-стрит выглядела странновато. Куда-то исчез филиппинец, торговавший с коляски «хотдогами» и мороженым, весь бизнес которого держался на людях, коим не с руки было пройти лишнюю сотню метров за тем же товаром в «7–11». Вместо него стоял богато одетый узбек с золотым орденом Чойболсана на лацкане цэковского спинжака. Чего он тут стоит, к чему приценивается? Откуда вообще взялся этот персонаж среди нашей хипни? Ага, должно быть, просто член делегации «парламентариев», вышел из «Хилтона» пробздеться, мечтает о девке…
А вдруг?… Прошиб лошадиный пот. Влетаю в лавку. Сердце стучит, как лошадь. Цепляю со стенда свеженький «Пентхаус», бодрю себя смешком: интересно, какие тут сегодня лошади, какие ляжечки на обложечке? В зеркале вижу лошадиную загнанную рожу, в руке журнал «Советский экран». Швыряется в глаза фраза передовицы «нынче вряд ли найдется в нашей стране человек, не поверяющий себя решениями Апрельского (1985) Пленума ЦК КПСС…»
Неужели влопался? За ночь перевезен из нашего города в их, то есть в нашу ту из этой их, иными словами в эту вот прежнюю из той настоящей?
Что-то все-таки вокруг еще вращалось, подмигивало и предлагалось, продуктов и товаров было вокруг еще немало, однако не оставляло ощущение зыбкости и незаконности.
Надо срочно брать такси и мчаться куда-то. Если есть еще хоть малый шанс удержаться, надо его использовать!
Такси различных фирм пока предлагались в избытке. «Желтый кэб», «Атлас», «Пять звезд», «Голубая вершина»… Выбираю почему-то без надписи на борту, но зато оливкового цвета и с шашечками. «Гони!»
Таксист сразу начал ругать правительство и делал это с провокационным упоением: хмыри, мол, аферисты, поганой, мол, их метлой! Парирую: «Если вам не нравится правительство, выбирайте другое!» Он радостно сверкнул цыганским глазом: «Помоги друг, достать произведения Солженицына!» Нет, этот номер не пройдет, не спровоцируешь! Начинаю мычать что-то вроде «этих превосходных полетов», а получается генетически опротивевшее: «Мы красная кавалерия и про нас…» Машина останавливается у подъезда «Союза творческих союзов». Вижу часовых с четвертой и второй буквами русского алфавита на погонах. «Куда ты меня привез, распиздяй?» — «Кажется, по адресу», — отвечает раб, подавляя рыдания. «Нет, не выйдет, вези туда, где у меня еще остался шанс!» — «Куда? Где этот ваш шанс? Сами не знаете!»
…Площадь вздымалась брусчатым горбом и сплющивалась по краям будто в широкоугольной оптике. Агарофобия окаймлена была клаустрофобией громоздящихся строений, все эти красные кирпичи и плиты шлифованного лабрадора, все эти зубцы, шпили, козьи ножки карнизов, витые тюрбаны куполов, вся эта социалистическая Византия.
Нескончаемая очередь тащилась по краю площади и утекала в прямоугольную черноту. Предполагалась торжественность, но кто-то тихонечко жевал, кто-то, заглядывая в рукав, читал книжку. При полном отсутствии шансов люди все-таки не хотели даром терять времени. А может быть, каждый, как и я, лелеял последнюю надежду?
Из-за угла дома, похожего на сундук персидского царя, вдруг стали выползать круглый нос и крутой лоб «Боинга-747». Кажется, это и есть мой шанс, нужно только пересечь площадь. Однако я не смогу этого сделать в одиночку — агарофобия сдует, как мотылька. Все-таки оторвался от вечной очереди, шатким шагом достиг вершины бугра и там закачался под ветром. На счастье, из башенных ворот вдруг появилась толпа авиапассажиров и зашагала ко мне, персон не менее трех сотен.
Они шли в ровном темпе, неся через плечо или в руках свои сумки, фотокамеры, туалетные ящички и брифкейсы, и прочее, то есть теннисные ракетки и клюшки для гольфа. Выглядели они как-то вразнобой — иные загорелыми и цветущими, будто прямо из Майами, другие бледными и задроченными, будто не иначе как из Нью-Йорка. Одни шли по-простецки, едва ли не на босу ногу, другие — по всем законам клуба, одни беззвучно хохотали, демонстрировали сильнейшее возбуждение, будто только что освободились из бейрутского плена, другие шагали с сосредоточенной вяловатостью, словно возвращались из деловой командировки в Чикаго.
Вот вам два-три портрета. Милейшая толстуха-буфетчица в растягивающихся джинсах и в майке с надписью: «I'm sexy»; задниц таких не видывал ни Крым, ни Кавказ. Трудящийся миллионер в длинной шубе из скандинавских мехов шествовал, потупив глаза, как всегда немного смущаясь своего богатства, будто «роллс-ройс» среди «фольксвагенов». Стройная женщина-«экзекьютив» с негативным выражением лица, но зато с великолепнейшим, до складочки, разрезом на юбке; смущало некоторое несоответствие — лицо намеренно отталкивало, нога намеренно привлекала. Длиннорукий выпуклоглазый малый в майке с надписью «Пума», с изображением оной и с пучками рыжих волос, из-под майки выпирающих.
Вот к этим своим согражданам я пытался подвалиться, стараясь отвалить подальше от соотечественников, безучастно взиравших из очереди на агарофобический пейзаж. Шатко и неуклюже я шагал вровень с авиатолпой, срезая понемногу, осторожно сближаясь, стараясь не привлечь чрезмерной резкостью внимания сторожевых башен.
Вскоре я заметил, что слился с этой беззвучно шагавшей, жестикулирующей и артикулирующей толпой. Я оглядывался во все стороны, и мне казалось, что я вижу среди идущих немало то ли знакомых, то ли примелькавшихся лиц: своих соседей по «кондо», «джоггеров», шоферов грузовиков, патрульных, профессоров-либералов-консерваторов, стареющих хиппи, двух поэтов и пяток киношников, дипломатов из Ди-Си, китайских кулинаров, директора, адмирала, писательницу романтического направления, адвоката и чиновницу, водителя «скулбаса», студентов-троянцев и студенток-амазонок, пару кандидатов в президенты, болельщиков футбола, женских активистов, нищих, «яппи», фотографа с тремя котами, грабителей, священника, синклит русистов, джазменов, нудиста, Джейн Фонду, ЗАПа, Ромео, Меркуцио, няню… Неужто мой шанс сработал, а если это так, то почему бы и другим с того дальнего берега площади, из тех зубчатых теней не попытаться соединиться с идущими и не топать вместе? «Не жди ответа, — сказал я себе, — ни на первый вопрос, ни тем более на второй».
Рыжий в майке с надписью «Пума» — мистер Флитфлинт? — вытянул губы и стал что-то насвистывать. Тут включился звук.
Июль 84-го, Вермонт — июль 85-го, Париж.
Василий Аксенов
Написал повести и романы:
«Коллеги» (1960)
«Звездный билет» (1961)
«Апельсин из Марокко» (1963)
«Пора мой друг, пора» (1965)
«Затоваренная бочкотара» (1968)
«Жаль, что вас не было с нами» (1969)
«Любовь к электричеству. Повесть о Красине» (1971)
«Мой дедушка — памятник» (1972)
«Сундучок, в котором что-то стучит» (1974)
«Стальная птица» (1977)
«Поиски жанра» (1978)
«Золотая наша железка» (1980)
«Ожог» (1980)
«Остров Крым» (1981)
«Бумажный пейзаж» (1983)
«Скажи, изюм» (1985)
«Московская сага» (1991)
«Желток яйца» (1991)
а также много замечательных рассказов, пьес и других вещей.
notes
Примечания
1
Пешеход всегда прав. Созвучно с известным «customer is always right» (покупатель всегда прав).
2
Жесткие ребята.
3