Страница 16 из 17
Несколько секунд Михаэль медлил с ответом, застыв без движения, и даже не моргал. Затем, правда, еле заметно повёл глазами и покраснел. – Очень, – сказал он в итоге.
Эдвард фыркнул – звучно, небрежно, – достал ещё одну сигарету из кармана и, навалившись всем телом на перила, опёрся на них спиной. Михаэль боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть удачу, и только прерывисто дышал. Ковентри снова закурил, с наслаждением выпустил в воздух клубок дыма и, когда сквозь небольшое прозрачное окно в коридоре промелькнули две тени, всё-таки заговорил:
– Она похожа на наркотик. – Его голос звучал так хрипло, а взгляд наполнился такой тоской, что у Михаэля побежали мурашки. – Сначала тебе хорошо. Нет, тебе просто волшебно! Кажется, что отныне жизнь станет похожа на сказку, и в ней всегда будет это жгучее чувство… Будто внутренности огнём выжгли. Но тебе это нравится. Ты пьяный. Понимаешь, о чём я?
– Кажется, – неуверенно признался Михаэль. Сердце колотилось как бешеное, дым летел прямо в глаза, а голоса из коридора, как будто принадлежавшие Полине и лорду Ковентри, доносились всё отчётливее. Так вот куда Эдвард так внимательно смотрел!
– А потом у тебя начинается жажда, а она всё время ускользает и оставляет тебя умирать, харкать кровью в агонии и страдать с этим ужасным чувством пустоты и вины внутри. Но знаешь, что самое поганое? Если бы я мог вернуть время вспять, я бы ничего не стал менять. Сладкий миг облегчения! Он стоил всего.
Что-то зловещее сквозило в этих словах, и даже у Михаэля, несклонного к мнительности, перехватило дыхание. Миссис Сазерленд и сэр Роджер всё яснее скандалили в коридоре, а Эдвард только улыбался, наблюдая за их тенями. Потом загасил очередную сигарету и коснулся плеча Михаэля, а того обдало алкогольным мороком.
– Будь с ней осторожен, старина, – подмигнул он парню, пьяно икнув, – если, конечно, не любишь риск так же, как и я… Ну а коль захочешь узнать обо мне побольше, спроси у неё как-нибудь, как погиб Уильям Сазерленд.
Затем смачно похлопал собеседника по плечу и удалился пьяной походкой. Белые развевающиеся занавески заволокли его, и Михаэль почувствовал себя очнувшимся от какого-то сна. Все предостережения исчезли как дым, и его мысли вновь обратились к Полине.
– Я же сказала, что верну вам весь долг до последнего пенни! – шептала она, чуть ли не плача, и всё время хваталась за голову. Лорд Ковентри, словно чёрный ворон, везде следовал за жертвой, и, хотя она совсем измучилась, и не думал отпускать её.
– Вы говорите мне это уже много лет, милочка, – безжалостно твердил старик, держа трость будто когтями, и даже голову прижимал к шее, точно стервятник, – но при этом вы купили себе Феррари в рассрочку, и у вашего сына самые лучшие игрушки.
– Не смейте попрекать меня игрушками сына! – с достоинством парировала Полина. Спрятавшись за углом, Михаэль замечал, что она горько плакала, и, несмотря на музыку в гостиной, слышал её всхлипы. – Сына, которого вы лишили отца.
– Помилуйте, миссис Сазерленд, – иронично рассмеялся граф, – кто или что? Я или ваша легкомысленность?
– Значит, я была легкомысленна, сэр Роджер?
– Я выразился бы и по-другому, но у нас гости за дверью. Как ещё это назвать, если вы крутили шашни с моим сыном, пока ваш муж спал в окопах?
– Я крутила шашни с вашим сыном?! Ах! – Полина отшатнулась и уронила голову на руки. – Почему, когда женщина хочет быть добра, человечна и любезна, ей обязательно приписывают коварные намерения?
– Вы не были добры и любезны… Вы поощряли его влюблённость!
– Отнюдь! Я хотела ему помочь. Я видела, как он одинок и несчастен, как нуждался в поддержке, а всё потому, что вы, сэр Роджер, не сумели дать ему хоть толики тепла. И даже сейчас убиваете его каждый день, каждую минуту, не осознавая этого.
– Хватит! Вы – беспутная, бесцеремонная девка с душой Мессалины! И всегда такой были! Не стройте передо мной невинного агнца. Если вам удалось одурачить с десяток мужчин и моего сына в придачу, то я-то давно вас раскусил. И мы сочтёмся, вот увидите! Сочтёмся!
Спор зашёл в тупик, а густые поседевшие брови лорда свелись на переносице. Он стукнул тростью по полу и мог бы замахнуться, если бы из гостиной на голоса как раз не вышел его сын. Эдвард захлопнул за собой дверь и, увидев Полину в слезах, побагровел от искреннего волнения за неё и злости.
– Что вы сказали ей, отец? – обрушился он на сэра Роджера, сжимая кулаки. – Что себе позволили? Отвечайте!
– Мы уходим, – буркнул отец, отослав швейцара за своими пожитками, а, когда тот принёс их, запахнулся чёрным пальто будто крылом. – Сейчас!
У дверей лорд Ковентри испепелил миссис Сазерленд взглядом. Эдвард тоже не отрывал от неё взора, но она зажмурилась. Дунуло холодом, дверь захлопнулась. Как только это случилось, Полина содрогнулась, рухнула на пол и зарыдала.
Михаэль не осознавал тех чувств, что окутали его тело и мысли, но ноги сами понесли его к ней, а в голове громким маршем прозвенело: «Иди же! Сейчас!». Она всхлипывала, приложившись лбом к полу, как вдруг чьи-то руки обвили её талию и прижали к себе так требовательно и легко, будто делали это всю жизнь до и ещё будут целую вечность – после.
Глава 7
Роберт, младший сын сэра Роджера, провёл как в тумане то утро, когда стало известно, что его старшего сводного брата больше нет в живых. В первую минуту горе заставило его пролить немало слёз, после чего в сердце наступила ноющая боль, словно он резко разучился плакать, да и вообще что-либо чувствовать.
Все события последнего дня пронеслись перед глазами как кадры киноленты, в которой он не участвовал лично. Эдварда нашли в грязной канаве у Темзы с перерезанным горлом ближе к рассвету, а инспекторы Скотланд Ярда уже несколько часов кряду мучили его семью расспросами, прочёсывали их городской дом в Белгравии и его окрестности с собаками и ручными фонариками и разве что только в их родной Уорикшир ещё не отправили конвой c офицерами. Некогда роскошный особняк теперь напоминал городскую свалку, а в кабинете сэра Роджера вывернули ящики, вынесли содержимое шкафов, заглядывали за портьеры предыдущих графов Ковентри и за книжные полки с собранием сочинений Джона Локка, будто надеялись найти там потайной проход в СССР. Даже бренди не пожалели!
И хотя подтверждений этому ещё не нашлось, никто из офицеров полиции почему-то не сомневался, что Эдварда убили, да и Роберт не верил, что его брат наложил на себя руки. Пусть они и не всегда находили общий язык, одно оставалось очевидным: Эдвард хранил множество секретов, и на весь Скотланд Ярд нашёлся бы только один инспектор, способный во всём разобраться.
– Скоро ли придёт мистер Гренби, папа? – вяло спросил он у отца, впервые проронив хоть слово за то утро. Сэр Роджер, недалеко ушедший от младшего – и единственного теперь! – сына в словоохотливости, так и не ответил ему, но мать сочувственно похлопала его по запястью:
– Скоро, Бобби.
Роберт разговаривал мало, но замечал гораздо больше, чем казалось его родным, и, получив такой ответ, принялся и дальше разглядывать форму стоявшего впереди констебля. Аскет по натуре, он не любил шумных компаний, пробовал алкоголь всего раз в жизни и совсем не умел общаться с противоположным полом. Зачастую пугал прислугу бледностью лица при чёрной копне волос, особенно когда прогуливался по ночам вместе с книгой по коридорам, мучаясь от бессонницы, или когда ещё в раннем детстве страдал лунатизмом.
«Далёкий от мира насущного словно монах святого ордена!». Так шутил над братом Эдвард, ведь он сам никогда не отказывал себе в земных удовольствиях, связывался с девицами лёгкого поведения, и, весь пропахший спиртным, приходил домой под утро, а затем, уткнувшись лицом в подушку, спал до полудня.
Тому, что они выросли такими непохожими, впрочем, нашлось объяснение. У братьев были разные матери, и недруги зачастую жаловались сэру Роджеру на его старшего сына от первой жены, леди Кэтрин, скончавшейся от чахотки, когда Эдварду только исполнилось семь лет. «И этого тунеядца вы сделаете своим наследником?! Если он унаследует ваш титул, род Ковентри опозорится на всю Англию!».