Страница 24 из 36
Изображения Кийа на камнях из Шмуна отражают дальнейшее ее возвышение. Теперь лучи многорукого солнца уже тянутся к ней и подносят ей знак жизни, как если б она была самой царицей. Мало того, на одном изображении солнечный луч-рука как будто поддерживает царского аспида на лбу возлюбленной фараона. Однако по другому изображению, на котором различимы остатки ее имени, можно заключить, что ее имя все еще не вписывали в ободок, как подобало бы имени царскому.
У Кийа были не только свои солнечные храмики. Все указывает на то, что великолепная усадьба на юге столицы стала в эту пору вся целиком достоянием Кипа. Если в южном саду, в его каменном преддверье, в первые годы существования новой столицы изображали и именовали Нефр-эт и царевну Ми-йот, то в устроенном, видимо, позже большом северном саду нельзя отыскать ни одного надежного упоминания царицы. Не только храмики, но и сооружение на молу, вдававшемся в пруд, пестрели упоминаниями Кийа. Похоже даже на то, что в это время ей был передан также южный сад. В его преддверье были обнаружены каменные обломки, в том числе краснокаменной плиты, с остатками надписей, переделанных из титла Кийа и титла ее дочери.
Но Кийа имела еще какое-то отношение ко дворцу, откопанному в 1920-х годах под руководством английских ученых на самом севере солнцепоклоннической столицы. Сам по себе довольно внушительный (142 × 112 м), этот дворец должен был казаться совсем небольшим по сравнению с главным царским дворцом в средней части города (тот дворец имел в длину около 700 м). Да и сооружен был северный дворец из кирпича-сырца, если не считать известняковых столбов, косяков и т. п., в то время как главный дворец в основной своей части был из белого камня.
Кийа. Крышка самого сохранного погребального сосуда сбоку.
Северный дворец был обнесен толстой прямоугольной стеной. Посередине западной стороны, обращенной к реке, находились величественные ворота. За ними с запада на восток по главной оси здания следовали друг за другом два больших двора и дом фараона. Середину дома занимали три последовательно убывавшие по величине приемные; в задней, самой меньшей, стоял престол. По бокам приемных, с севера и юга, лежало по нескольку помещений, в том числе опочивальня, умывальная, винные кладовые, пиршественные (?) чертоги.
По сторонам каждой из трех частей дворца, расположенных по главной оси здания, т. е. двух дворов и царского дома, лежало по особому сооружению.
С северной стороны на первый двор выходила своими внушительными воротами любопытная постройка. Посреди ее под открытым небом стоял на возвышении храмик, к которому с запада и востока было обращено своими входами по девяти одинаковых смежных помещений, каждый раз с общей лестницей, ведшей на кровлю. Внутри эти смежные помещения были украшены живописью, а на каменных наличниках их дверей были вырезаны надписи. С южной стороны на первый двор выходило сложное и вместе с тем очень соразмерное сооружение, назначение которого совершенно неясно.
Ко второму двору с водоемом, обсаженным деревьями (?), примыкал с севера обширный зверинец, в котором содержались различные животные (быки, козероги, сернобыки), а с юга — замкнутый участок с жилыми постройками.
К северной стене царского дома было пристроено примечательное здание: садик, окруженный водою и обнесенный с трех сторон крытым ходом на каменных столбах со множеством расположенных позади помещений, выходивших в большинстве случаев своими дверями в крытый ход. По остаткам стенописи, изображавшей всевозможных птиц, не без основания полагают, что здание служило птичником. С юга царский дом переходил незаметно в постройку неясного назначения, завершавшуюся большим покоем с сорока пятью расписными кирпичными столбами.
Северный дворец с его водными затеями, зверинцем и птичником производил на исследователей впечатление увеселительного царского дворца. В этом смысле у него есть что-то общее с царской усадьбою на юге города. Оба сооружения явно отличны от строгих дворцовых зданий в средней части столицы.
Но северный дворец роднит с южной усадьбой еще одна важная особенность. В сооружении, расположенном с северной стороны первого двора, в одном из девяти помещений западнее храмика был обнаружен на своем исконном месте низ каменного дверного косяка с вырезанной на нем надписью: «---- дочь царева Ми-йот — жива она!». Довольно беглого взгляда на снимок, чтоб заметить, несоответствие между крупно написанными званием и именем царевны и более мелким многолетием «жива она!». Но странно и самое титло царевны. Вместо привычного: «дочь царева от утробы его, возлюбленная его, Ми-йот, рожденная женою царевой великою, возлюбленною его, владычицей обеих земель Нефр-нефре-йот Нефр-эт — жива она вечно вековечно!» — читается всего лишь: «дочь царева Ми-йот», но зато с многолетием, которое отнюдь не свойственно царевнам! Тут явно что-то не в порядке. И действительно, мы узнаём, что обломок дверного косяка надписан именем Ми-йот поверх чего-то изглаженного и что подобное было проделано по всему зданию. К сожалению, прочие случаи не были изданы.
Но кто же та женщина, чье имя изглажено и заменено именем Ми-йот? Она — жена царя, а не царевна, поскольку царевнам не подобало многолетие. Однако она и не царица Нефр-эт, так как той задолго до отделки северного дворца было присвоено пространное многолетие: «жива она вечно вековечно!» Тогда кто же эта особа?
Не правда ли, как в северном дворце, так и в южной усадьбе звание и имя царевны Ми-йот вставлены в чужое титло, в титло некой женщины, чье имя было изглажено. Но этим сходство не ограничивается. В конце переделанных титл в усадьбе бывает такое же краткое и необычное сочетание: «дочь царева Ми-йот». Краткость титла Ми-йот в усадьбе и в северном дворце объясняется одной и той же причиной: в предшествующей части надписи сохраняли при переделке что-то от прежнего состава титла. Во дворце пустое место, образовавшееся после уничтожения имени, было ограничено также снизу оставленным там исконным многолетием.
Мы хорошо знаем, чье имя значилось первоначально в усадьбе и что там не смели трогать в предшествующей части надписи. Невозможно сомневаться в том, что и в северном дворце изглаженное имя звучало «Кийа», а не подлежавшей переделке частью надписи было имя царя. Иными словами, можно спокойно восстановить на дворцовом косяке знакомое титло: «Жена… царя и государя… Нефр-шепр-рэ — Единственного для Рэ… Кийа» с добавлением многолетия «жива она!». Это многолетие, отсутствовавшее в усадьбе, имелось после имени Кийа на камнях из Шмуна. Но если сооружение, расположенное сразу налево от главного входа, так сказать, на самом видном месте, было домашним святилищем Кийа, то не была ли она хозяйкою северного дворца в целом? Или точнее: не был ли северный дворец местом совместного пребывания Амен-хотпа IV и Кийа, поскольку крошечный дворец у большого пруда в усадьбе на юге вряд ли годился для чего иного, как для кратковременных посещений?
Веселый дворец на севере, веселая усадьба на юге — и то, и другое связано с Кийа, подобно тому как главный дворец царя возле главного храма солнца связан с царицей Нефр-эт. Не вносит ли это новую и живую черточку в образ любимицы Амен-хотпа IV?
По времени святилище Кийа в северном дворце должно быть близко к ее «сени Рэ» в главном солнечном храме. Как северный дворец, так и эту «сень Рэ» отделывали одинаково при позднем солнечном имени, и как тут, так и там за именем Кийа следовало многолетие «жива она!».
У Кийа было и свое большое собственное хозяйство, или, как тогда говорили, «дом», с богатыми угодьями, рабочей силой и служащими. Среди производственных пометок на сосудах с припасами имеются две касающиеся, по-видимому, прямым образом хозяйства Кийа. Одна из них, найденная еще В. М. Флиндерсом Питри в конце прошлого века на месте солнцепоклоннической столицы, помечена 11-м годом царствования Амен-хотпа IV и была сделана управляющим виноградником, поставлявшим вино царской возлюбленной: «Год царствования 11, вино дома честной (особы) Ки[йа] —-- начальник сада Хайа». Другая пометка, сделанная на пять лет позже, в 16-м году царствования, и в винограднике, управлявшемся другим лицом, была найдена там же во время английских раскопок «города Эх-не-йота» в конце 20-х — начале 30-х годов нашего столетия: «Год царствования [1]6, вино дома честной (особы)-[начальник] поливного хозяйст ва Рамосе». Как большинство виноградников того времени, эти угодья «честной» были, наверное, расположены на севере Египта. Кем-нибудь иным, чем наша Кийа, «честная» пометок вряд ли могла быть.