Страница 12 из 36
Первые солнцепоклоннические нововведения царя и даже воцарение солнца в ущерб всем прочим египетским божествам были осуществлены в старой столице, когда Нефр-эт было еще далеко до того положения, которое она потом заняла. На первых порах после воцарения солнца она все еще мало появлялась на памятниках. Мы только и видим, что одного Амен-хотпа IV под его новоявленным лучезарным и многоруким солнцем Однако вскоре, раньше переименования царя в «Эх-не-йота» и закладки новой столицы, царица заняла уже то место рядом с ним, которое она сохраняла затем до конца царствования. Даже в те изображения, где ее первоначально не было, начали теперь вставлять ее! С основанием же солнцепоклоннической столицы к царю и царице на памятниках одна за другой присоединяются их дочери
Однако послушаем, как оценивал сам царь возможность участия царицы в выборе места для солнечного города Основывая его, фараон на виду у всего двора воздел руку к «родившему его» и клятвенно заверил солнце в следующем: «Сотворю я Небосклон Солнца солнцу, моему отцу, [в] этом месте. Не сотворю я ему Небосклона Солнца на юг от него, на сев[ер] от него, на запад от него, на восток от него. Не выйду я (т. е. не перенесу город) за (пограничную) плиту южную Небосклона Солнца на юг, и не выйду я за (пограничную) плиту северную [Небосклона Солнца на север], чтобы сотворить [ем]у Небосклон Солнца там, и не сотворю ему на стороне западной Небосклона Солнца (т. е. на противоположном берегу реки) но сотворю я Небосклон Солнца солнцу, моему отцу, на стороне восточной Небосклона Солнца, том месте, кое окружило оно для себя [го]рою (?) само, в сердце (т. е. посреди) коего оно (осталось) довольно (?), (с тем чтобы) приносил жертву я ему на нем. Он (т. е. Небосклон Солнца) это И не скажет мне жена царева: «Вот, есть место доброе для Небосклона Солнца в другом месте» с тем, что я послушаюсь ее, и не скажет мне сановник всякий —-- из людей всякий, которые в земле (египетской) до края ее: «Вот, есть место доброе для Небосклона Солнца в другом месте» с тем, что я послушаюсь их, — будь оно вниз [по] течени[ю] (Нила), будь оно на юг, будь оно на запад, будь оно на восток. Не скажу я: «Брошу я Небосклон Солнца, пойду я, сотворю я Небосклон Солнца в этом другом месте добром —-- вечно, но (?) [сотворю я (?)] этот Небосклон Солнца солнцу, что возжелало оно для себя само, коим удовлетворилось оно, на вековечность и вечность». Свою клятву фараон велел начертать в трех местах на городских рубежах для всеобщего сведения. В деле первостепенной государственной важности — выборе места для новой столицы — царица значила не больше, чем последний подданный. Все совершилось без нее между солнцем и его сыном, в чье сердце, как уверял двор, оно само влагает мысль о любом месте, любезном ему.
В дальнейшем тоже не слышно, чтобы царица влияла на государственные дела Сколько раз она ни изображена и ни поименована, нигде не сыскать и намека на ее государственную деятельность. Не названа Нефр-эт ни разу и в сохранившейся части переписки, ведшейся клинописью на глиняных пластинках между египетским царем и иноземными властителями, зависимыми от него и не зависимыми. В письмах Туша-ратты, царя Междуречья (Митанни), не раз упоминается вдовствующая царица Тэйе, которую он то просит выслать обещанные дары, то молит повлиять на сына, то предлагает ему в советницы как лучшего знатока международных дел его отца. Тэйе даже переписывается с царицей Междуречья. А вот к Нефр-эт не отнести ни одного места в переписке, разве только привет, который главы великих держав шлют обыкновенно женской родне фараона. При этом Тушаратта приветствует поименно Тэйе и Тадухепу, свою дочь, отданную в жены фараону, тогда как Нефр-эт в лучшем случае подразумевается под «прочими женами», которым шлется общий привет. Если отправители посланий слыхали что-нибудь о Нефр-эт, то выделять ее из жен: фараона они, видимо, не чувствовали надобности.
Конечно, подобно другим египетским царицам, Нефр-эт величалась «госпожою Верхнего (и) Нижнего Египтов», «владычицей обеих земель» Ее почитали за «госпожу земли до края ее», за «госпожу женщин всех», звали «большою во дворце» О ней говорили: «скажет она вещь всякую, (и) сотворятся они». Однако все это лишь общие слова, из которых опасно вычитывать что-нибудь о влиянии царицы на ход государственных дел.
Но нам ли жалеть, что такого влияния ее незаметно? Если б она делила ответственность за государственные дела со своим мужем, сохранил ли бы ее образ хотя бы тень своей обаятельной женственности?
Амен-хотп IV был менее всего благодушным мечтателем, каким его слишком поспешно хотели представить некоторые исследователи. Это был грозный властитель, и страшны были расправы, которые он чинил над ослушниками своей воли. Его ревностный слуга, могущественный временщик Туту с ужасной ясностью очертил эту сторону деятельности своего владыки: «творит он силу против не знающего поучения его, жалование (т. е. милость) его знающему его; противник всякий царя (обречен) мраку»; «жалуемый тобою всякий видит его (т. е. солнце) там при восходе, а ненавистный всякий (осужден) на плаху —--», «(под)падет он (очевидно, ослушник царских указаний) мечу, огонь съест плоть [его]». Вещественным следом царской ярости остались то тут, то там на памятниках изглаженное имя, разбитое изображение, замазанное жизнеописание… Гнев фараона постигал не только деятелей предшествующего царствования, но также, и притом едва ли не в большей мере, собственных сподвижников царя, еще недавно облеченных им властью и доверием.
Согбенные спины, раболепно прикованные к нему взоры, хвалебно воздетые руки — вот что видел вокруг себя этот самовластнейший из фараонов. Своим народом он помыкал без малейшего стеснения. Еще в начале царствования «предложено было [(такому-то сановнику)] согнать рабочую силу всякую начиная от йэба (на самом юге Египта) вплоть до Перемуна (на самом севере страны) (и) предводителей войска (несомненно с их подчиненными), чтобы творить повинность большую резьбы камня песчаника, чтобы сотворить солнечный столп большой (богу царя) Ра-Хар-Ахту под именем его как Шов, который (есть) солнце, в Эп-эсове (т. е. в храмовом средоточии старой столицы Нэ подле нынешней деревни Карнак), причем сановники, друзья (царевы), начальники держателей [р]езца (т. е. придворные и начальники резчиков) (были) большими (т. е. руководителями) добычи (?) его (и) перевозки на веслах камней». Если так было поступлено при воздвижении одного только столпа солнцу, то можно себе представить, что происходило, когда в несколько лет на пустом месте вырастала новая столица, большой город с исполинскими каменными храмовыми и дворцовыми зданиями!..
Внутренние дела отвлекали внимание Амен-хотпа IV от его иноземных владений. После того как его предки потопили в крови сопротивление в Сирии, Палестине и вверх по Нилу — в Эфиопии, открытые восстания были редки. Все это умеряло воинственность фараона, однако при случае он умел показать иноземцам свои львиные нравы, и «губил рык» его «плоть их, как огонь, (когда) поедает он дерево». Так, подавляя восстание одной из подвластных областей, наместник Эфиопии часть восставших перебил, других — мужчин и женщин — забрал в плен, прихватив, разумеется, их скот. В египетскую неволю шли толпами мужчины, женщины, дети из порабощенных южных и северных стран.
Считать Нефр-эт причастной правительственной деятельности Амен-хотпа IV у нас, как мы видим, оснований нет. Однако при задушевности отношений царя и царицы трудно себе представить, чтобы она не одобряла его государственные мероприятия. Вспомним, как она была изображена за приемкой иноземной дани. Внизу за веревки, накинутые на шеи, влекут эфиопов и эфиопок, сирийцев и сириянок, а на возвышении сидит Нефр-эт в окружении забавляющихся Детей бок о бок с фараоном, вложив свою руку в его руку… А на царских судах помещались символические изображения, на которых царица не только присутствует при поражении ее мужем неприятеля, но и сама (!) заносит оружие над головой иноплеменника.