Страница 6 из 11
Посмотрите на него – форма чистая, ухоженная, сапожки начищены до блеска! Вот так должен выглядеть советский воин! Объявляю вам, рядовой Рубанов, отпуск на родину на пять суток». Мудрый видно был командир. Решил использовать ситуацию для воспитания личного состава. А Лёля запомнил этот урок на всю жизнь.
Вернувшись домой, Лёля женился и, прослужив довольно долго сверхсрочником в родном Даурском гарнизоне, был переведён в Читу, где в военном городке в Антипихе получил однокомнатную «хрущевку».
Всю жизнь они прожили с Клавой одни. Бог не дал им детей. Конечно же, оторванный от родных, Лёля очень скучал. Теперь они бывали у него только иногда, на денёк, проездом, дожидаясь вечернего поезда. В последние годы своей недолгой жизни Лёля страдал болезнью вен и не мог сам навещать своих родных.
И вот однажды в Даурию пришла телеграмма от Клавы – «Приезжайте, Толя умер». Он был младшим среди братьев и сестёр и, конечно, для них было большим потрясением узнать о его кончине. Прорыдав весь день, вечерним поездом они выехали в Читу, набрав с собой вина и продуктов на поминки. Венки решили купить в Чите. Утром, добравшись, наконец, на автобусе до Антипихи, подошли к дому, где жил их любимый брат. Ноги подкашивались от горя, от сознания того, что никогда больше они не услышат родной голос, не посмеются искрометной шутке, не увидят этих чертенят в его глазах.
Квартира была на первом этаже. Позвонили. Дверь открылась не сразу. Клава удивленно смотрела на родню, столпившуюся на лестничной площадке. «Проходите» – растерянно сказала она. Все вошли в квартиру. «А где Толя?» – заплакали сестры. «Да дома он… Анатолий!» – окликнула она. «Как, он живой!?» – закричали все сразу. Кому-то стало так плохо, что пришлось принять валидол.
Лёля спрятался в туалете… все стояли перед этой дверью, стучали в неё и кричали разные не очень приятные слова. Клава ничего не понимала! В конце концов дверь открылась. Виноватая улыбка, смеющиеся глаза… «А я так хотел вас всех увидеть». Что тут началось! Смех и слёзы, ругань и объятья! «Мы же венки хотели купить! А продукты, продукты куда?!» «А, продукты?.. Вот и хорошо, что всё с собой привезли! Славно погуляем на радостях, что все живы»!
Через несколько лет всё так и было. Только Лёля умер не понарошку…
Родные люди. Давно покинули они этот мир. Но оставили добрую, светлую память о себе.
Глава пятая
Трудное, послевоенное время. Нелегко было растить четверых детей. Иногда, когда с деньгами было совсем худо, мои родители занимались, как бы сейчас сказали, индивидуальной трудовой деятельностью. В те, пятидесятые годы, в магазинах не продавались ковры, скатерти и другие предметы интерьера, а людям хотелось как-то украсить свой быт. Спрос рождает предложение. Изготовлением этих самых ковров и скатертей и занимались мои родители.
Отец вырезал из твёрдого картона трафареты фрагментов разных узоров. А мама, расстелив на столе обыкновенную белую простыню, раскладывала их по краям и, обмакнув кисть в художественные масляные краски, а затем, вытерев её почти досуха, вбивала оставшуюся на ней краску в ткань.
Получались расписные узоры, которые совершенно не отстирывались. Сам же отец занимался более сложным делом. На подрамник натягивалась такая же простыня, на которую угольком наносились контуры рисунка, затем рисунок раскрашивался такой же сухой кистью – это и был ковер. Отец работал увлечённо. Я, бывало, часами наблюдала, как из-под его кисти непостижимым образом постепенно вырисовывается совершенно восхитительная картина – пруд, окруженный зелёными деревьями и кустами. На мостике девочка в розовом платьице с кружевами, в прекрасных лакированных туфельках. Она вытянула над водой ручку и кормит уточек, плавающих по покрытой рябью воде старинного пруда.
Глядя на это волшебство, я представляла себя этой самой маленькой принцессой в прекрасном розовом платьице и в лакированных туфельках. И тогда, фантазия уносила меня в далёкие края, где все люди жили в роскошных дворцах, окружённых прекрасными садами, которые отражались в чистых водах старинных прудов, а по голубому небу проплывали белые облака, похожие на лебедей. В детстве я была большой мечтательницей, да и теперь люблю помечтать…
Но продолжим про ковры и скатерти. Каждое из этих изделий продавалось за десять рублей. Учителю в школе платили шестьдесят пять рублей. Можно понять, почему наши родители иногда занимались этим. Четверых детей надо было как-то кормить и одевать. Но, к чести отца, надо сказать, что сам он очень стеснялся своих вынужденных художеств. Называл это безвкусицей и мещанством. Дома, конечно, ничего подобного не было. Зато, несмотря на бедность, выписывалось несколько научно-популярных журналов, газеты и, конечно же, «Крокодил». Отец любил читать за обеденным столом и частенько читал вслух что-нибудь интересное. А если он читал «Крокодил», то смеялся так заразительно, что все мы хохотали до упаду.
Перед Новым годом в доме начинался переполох! Всей семьёй мы придумывали и шили карнавальные костюмы. В пятом классе, на утреннике в Доме офицеров, я была в костюме джигита. Отец очень любил Кавказ и легенды о Ходжи Мурате. Кавказский костюм был настоящий с газырями на груди и кинжалом на поясе. Отец сам выстрогал его и покрасил в чёрный с золотом цвет. Из старой детской шубки сшили мне бороду и наклеили такие же усы. Да ещё папаха на голове – настоящий джигит получился! На утреннике вся детвора ходила за джигитом по пятам. И, конечно же, первый приз за лучший карнавальный костюм достался мне. До последней минуты праздника никто не мог узнать меня.
Так много лет прошло с тех пор, но не зря говорят, что детская память самая крепкая. Помню, каким модником был наш отец, одет был всегда, как настоящий «денди». Он абсолютно не стеснялся пройтись по улицам села в белом костюме, и совершенно невозможно представить нашего отца без шляпы. Мама строго следила за тем, чтобы его рубашки и костюмы всегда выглядели идеально. Он так и не смог стать сельским человеком, хотя почти вся жизнь его прошла в деревне, среди родственников мамы, которые частенько насмехались над его интеллигентностью и абсолютной неприспособленностью к домашнему хозяйству. Скот держали, но, когда приходило время забоя, отец уходил в дом со слезами на глазах. А ведь он был охотником. Теперь мы, его дети, благодарим Бога за то, что дал нам именно такого отца.
Родители наши были людьми творческими и детей увлекали своими идеями. Помню, как в шестом классе мне поручили нарисовать стенгазету к Новому году. И опять же из книжного шкафа был извлечен увесистый фолиант – толстая книга «Античное искусство», где были иллюстрации с фрагментами античных узоров. Газета получилась восхитительно красивой и заняла первое место в конкурсе. На Пасху мы вместе с отцом и мамой раскрашивали кисточками яйца, соревнуясь в изобретательности и мастерстве. Краски отец делал сам, причём использовалась и золотая краска. Ни у кого в улице не было таких красивых яиц. Да что говорить, даже простое занятие – лепка пельменей, превращались у нас в увлекательное соревнование. У одного они получались шляпкой, у другого панамкой, а у кого-то косыночкой, завязанной за уголки.
А бумажные куклы… их рисовала для меня Людмила. Они были великолепны. У моей подружки, Тамары, тоже была сестра Людмила, которая так же рисовала ей кукол. Нарисованные на плотной бумаге, они представляли собой семью – отец, мать и дочки – сыночки. Когда Тамара приходила ко мне, мы часами играли с ней этими куклами, забравшись под большой стол, накрытый скатертью, укрывшись, таким образом, от всех. Играли в дом – семейный уклад, который видели в своих семьях. У каждой семьи была своя квартира, которая обставлялась мебелью – коробками от конфет и папирос. Особенно ценными были коробки от папирос «Казбек», они были небольшими и твёрдыми, из красивой глянцевой бумаги, и открывались как сундучок. Скатертями и покрывалами служили разноцветные фантики от конфет. Их в те времена коллекционировали все девочки, доставались они нам в основном из новогодних подарков. У Тамары этих фантиков было великое множество, разных и красивых, ведь её родители работали в привокзальном ресторане на станции. Но она никогда не жадничала, щедро делясь со мной своими сокровищами.