Страница 104 из 195
Первоначально расследование затронуло около 5 тыс. человек. Затем было привлечено по делу шестьдесят девять человек, из них сорок четыре находились под стражей. В военный суд в Киеве были переданы дела тридцати восьми человек. Писарь Управления начальника артиллерии 8‐го армейского корпуса Осип Новак повесился в тюремной камере. Еще двадцать человек были осуждены в административном порядке. Шпионские организации имелись в Варшаве, Радоме, Брест-Литовске, Одессе и Киеве. Поручик 47‐го пехотного Украинского полка С.И. Квятковский наладил получение от военных писарей ряда штабов сведений о мобилизационных планах в Одесском военном округе и Брест-Литовске. Руководитель варшавской группы, присяжный поверенный С.И. Домогацкий признал получение от австрийского правительства 19 тыс. руб., которые он тратил на содержание агентуры. Следствие заявляло, что агентам в случае войны ставились задачи порчи мостов, дорог, поджога продовольственных складов, организации крушений воинских поездов. В Киеве был арестован мещанин, столяр по профессии П.С. Бык, готовивший, по данным следствия, взрыв железнодорожного моста через Днепр за вознаграждение в 25 тыс. руб.[1151]
Разведывательные и контрразведывательные органы и в дальнейшем использовали перлюстрацию в повседневной работе. Так, по данным штаба Киевского военного округа (КВО), в октябре 1909 года в Киев прибыл австрийский военный разведчик И.П. Смерчинский. Охранное отделение по согласованию с военными установило наружное наблюдение за ним и контроль за его перепиской. В январе 1910 года начальник Киевского охранного отделения Н.Н. Кулябко обратился к директору ДП Н.П. Зуеву с просьбой о перлюстрации переписки Смерчинского по прилагаемым адресам. В дальнейшем в ДП была направлена копия одного из зашифрованных писем, расшифровать которое в штабе КВО не смогли. В марте 1910 года разведчик был арестован[1152]. Другой пример. В августе 1911 года подполковник С.Л. Марков из Особого делопроизводства Главного управления (ГУ) Генштаба направил старшему адъютанту штаба Варшавского военного округа (ВВО) полковнику Н.С. Батюшину, возглавлявшему разведку округа, две копии писем, «совершенно негласным путем полученные в ГУ Генштаба». Одно письмо было послано из Вены, другое сдано 15 августа в почтовое отделение на Варшавско-Венском вокзале. Отмечалось, что за дальнейшей корреспонденцией некой З.А. Деевой будет «учреждено самое тщательное наблюдение». В данном архивном деле находятся еще восемь копий писем[1153].
В мае 1913 года генерал-квартирмейстеру Варшавского округа поступил циркуляр от генерал-квартирмейстера Главного управления Генштаба Ю.Н. Данилова-черного с просьбой установить секретное наблюдение за корреспонденцией лица, живущего в Праге на Лазанской улице в доме 118/8, поскольку этим адресом пользуются причастные к военному шпионажу. Фото с таких документов предлагалось направлять в ГУ Генштаба. Одновременно начальник контрразведывательного отделения при штабе Варшавского округа, ротмистр Корпуса жандармов С.В. Муев продублировал данное указание начальникам Гродненского и Волынского ГЖУ и помощникам начальников отделений Варшавского жандармско-полицейского управления (ЖПУ) железных дорог. В эти же дни, 31 мая, Муев направил еще один циркуляр помощникам начальников отделений ЖПУ железных дорог — о наблюдении за корреспонденцией по адресу: Лемберг (Львов), улица Хоцинская, дом 23. По данным русской контрразведки, там жил полковник Крулиш, «главный деятель разведывательного бюро австрийского генштаба». Из Границкого отделения ЖПУ пришел ответ, что указание выполнить невозможно, так как корреспонденция сортируется за границей. Тогда, видимо по просьбе Муева, 8 июня начальник штаба ВВО генерал Н.А. Клюев обратился к помощнику варшавского генерал-губернатора по полицейской части с просьбой о помощи в наблюдении за корреспонденцией по адресу во Львове. Таким образом, предполагалось, что эту операцию будут осуществлять сотрудники «черного кабинета» в Варшаве[1154].
Но сотрудники разведки и контрразведки ВВО старались установить и прямые связи с почтово-телеграфными служащими. В делах разведотдела штаба ВВО сохранилась небольшая внутренняя переписка о почтальоне Мисюкевиче, «принимающем корреспонденцию». Автор записки характеризовал его как человека расторопного, православного, большого русского патриота и отмечал, что знает его с детских лет. В резолюции предлагалось пригласить Мисюкевича для переговоров с «г. начальником»[1155].
Агентов противника благодаря перлюстрации находили и в Сибири. В октябре 1912 года внимание контрразведки привлекла обосновавшаяся в Иркутском уезде австрийская подданная Елена Маргулла. Под наблюдение взяли ее переписку. Маргулла, по характеристике ротмистра Попова, «женщина образованная, развитая, хорошо ознакомленная с розыскными приемами и весьма осторожная», оказалась все же недостаточно осмотрительной и зимой 1913 года отправила в Нижний Новгород несколько писем своему соотечественнику Ф. Шиллингу. По тексту этих писем контрразведка установила присутствие в Сибири еще одного вероятно причастного к шпионажу лица — некоего «владельца пивоваренного завода» в Новониколаевске. Личность этого человека жандармы установить не смогли (скорее всего, указанный в письме род его занятий был вымышленным), но предположили, что Маргулла получала от него сведения военно-политического характера. Судя по перехваченным письмам, она занималась сбором информации о действиях русских войск в Монголии. Эти сведения Маргулла получала от подрядчиков, доставлявших войскам продовольствие и фураж. В мае 1913 года она выехала из Иркутска в Австрию и была задержана контрразведкой на территории Киевского военного округа[1156].
3.2. Выявление реальной или мнимой антиправительственной деятельности, обнаружение заговоров и различного рода тайных организаций
Вместе с тем перлюстрация в первую очередь использовалась, конечно, для решения внутриполитических задач: для выявления антигосударственных замыслов, нелегальных организаций, розыска реальных или мнимых противников существующего политического строя и т. п. Можно привести большое количество фактов проведения розыскных мероприятий с использованием перехваченной корреспонденции.
Перехваченные письма внимательно изучались следователями в так называемом деле о Брауншвейгском семействе. Напомню, что 25 ноября 1741 года Елизавета Петровна с помощью роты солдат Преображенского полка произвела дворцовый переворот, свергнув пятнадцатимесячного императора Иоанна VI. Младенец являлся правнуком царя Ивана V, сыном Анны Леопольдовны и герцога Антона Ульриха Брауншвейгского. Семейство было отправлено в ссылку под строгой охраной. Летом 1743 года в Тайной канцелярии начали дело о заговоре в пользу Брауншвейгского семейства. Среди заподозренных оказались австрийский посланник маркиз де Бота, члены семьи генерал-поручика С.В. Лопухина, графиня Анна Гавриловна Бестужева (дочь канцлера Г.И. Головкина) и др. В результате многих били кнутом, «урезали языки» и отправили в ссылку. Среди арестованных был адъютант конной гвардии Камынин, служивший в охране Брауншвейгского семейства, когда они находились в ссылке в Риге и крепости Дюнамюнде. На допросе 12 августа 1743 года ему напомнили, что «в письме своем от 8 мая офицеру Колычеву в Петербург писал ты, между прочим: “Прости, дорогой братец, ах как дурно живу! Потерял век; не тот теперь, как был; научили бездельники, как жить”». Последовал вопрос: «Оное в какой силе от тебя писано и кто бездельники и в чем?» Камынину удалось объяснить, что эти строчки были вызваны скучной жизнью в Риге, несравнимой со столичной. В результате его освободили. Для нас же здесь важно само это пристальное внимание к тексту письма[1157].
С перлюстрацией было тесно связано и дело московских масонов. Вообще движение масонов, или франкмасонов (вольных, или свободных, каменщиков), появилось в Англии в начале XVIII века и выдвигало идею нравственного самосовершенствования при запрете всяких религиозных, национальных и политических споров. Постепенно идеи масонства проникли и в другие страны Европы. В частности, в Баварии в конце 1770‐х годов по инициативе профессора А. Вейсгаупта был организован орден иллюминатов для борьбы «с врагами человечества и разума». В документах ордена подчеркивалось, что он не преследует никаких целей, «вредных для государства, религии и добрых нравов». Подчеркивался исключительно нравственно-просветительный характер деятельности ордена. Но по мере разрастания этого общества росло и число его врагов. В доносах иллюминатам приписывались всевозможные пороки и злодеяния. Сам характер секретных заседаний масонских лож вызывал у властей испуг. В результате 2 мая 1785 года курфюрст Баварии запретил все тайные общества. Нет никаких доказательств, что «орден иллюминатов существовал или был восстановлен после 1785 г.»[1158]