Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 53

– Это ваш дом, – подводит Луна. – Без дома в привычном понимании, вы не соврали. Возможно, то, к чему привыкли мы – обыкновенные, вам попросту не требуется. Пока что или вообще.

– Пока что? – цепляюсь я и протягиваю сготовленную вицу фруктов.

– Когда-нибудь вы захотите осесть. Даже птицы прекращают свой полёт, дабы свить гнездо.

И Луна раскусывает горячий плод.

– Как ваше самочувствие? – спрашиваю я.

– Почти не болит, – отвечает она, подразумевая сердце и личное.

– Как ваша работа? Справляетесь с обязанностями Хозяйки Монастыря?

– Может, спросите то, что действительно не знаете?

– Думаете, я слежу за вами?

– Вы явились в монастырский сад, когда я уколола руку о шипы розы и кровью обняла стебли. Это совпадение?

– Почему же я не пришёл раньше, когда вы в самом деле нуждались в добром слове друга?!

– Мой скверный характер подвывает ответить «вот и скажите мне», однако я одарю вас иным ответом: вы сделали то намеренно. Чтобы я раскусила потерю и отравилась болью, чтобы оправилась от неё, пропиталась делами и истинно вникла в них, чтобы я без помощи приняла формирующие управленца и просто человека события.

– Не слово в слово, – забавляюсь я, – но вы правы. Не сильно скучали по старому другу?

– Совершенно не скучала.

– Зачем же укололись розой?

И Луна смотрит на меня – насмешливо и по-доброму. И Луна, наконец, отпускает сшивающую её на заплаты грусть.

Женщина

– Пройдём в сад, моя девочка, – улыбаюсь я, на что Райм восторженно хлопает в ладоши и, укутываясь в подаренную накидку, вопрошает:

– А зачем?

– Буду показывать тебя цветам.

Она смеётся и, теплясь под боком, вышагивает до раскинувшей свои лапища зелени. Райм рассыпается в комплиментах, а её розовая грива, которую время спустя она приправляет наспех сплетёнными цветками камелий, сливается с розовой макушкой зацветших магнолий. Девочка любит жизнь и жизнь отвечает ей взаимностью. Несмотря на пережитые невзгоды и витиеватость пути, девочка гроздьями набирает положительное, а потому мир стремится одарить и одаривать день за днём всё большим и большим.

Райм улыбается, и глаза её горят от радости нахождения здесь: в саду, в шелках, в объятиях.

То же самое наблюдал Гелиос, когда знакомил меня с садом? Очарование и аппетит? Удовольствие от довольствия разгуливающей под пятами и принадлежащей всецело тебе девы? Что видел он, молчаливо глядя на узнавание иного – высшего – света молодой женой?

Однако во мне не было столько сил, терпения и мудрости, дабы не возжелать трогательное создание в порыве танцев и молитв окружающему миру. Райм награждает меня собранным впопыхах букетом и, когда руки её касаются моих волос, я прихватываю девочку за запястья. Тяну. Она с задором и улыбкой теряется в тени возросших туй, и там мы знакомимся ближе. Я называю Райм по обыкновению конфетой и пробую эту конфету на вкус.

Помощница основательно перебирается в хозяйскую спальню и будит меня по утрам добрыми песнями.

Я наблюдаю за грациозным взмахом женской руки: из горлышка в почву инжира бежит мутная жидкость.

– Ты поишь мёртвое дерево аперолем? – равнодушно спрашиваю я, разглядев избранную Райм бутыль.

Она смотрит на обёртку и смеётся.

– Апероля там не было! Я набрала воду из душевой.

– Хочешь зайти туда ещё раз?

– Что мне будет? – задорно выдаёт Райм и садится в ноги.

– Будешь клянчить – ничего. Порадуешь или удивишь – с удовольствием порадую или удивлю в ответ.

– Романтические отношения похожи на рыночные? – почти разочарованно цокает Райм и жмётся к боку.

О, конфета, я хотела сладостей, а не разговоров. Чтобы сводило зубы, а не с ума. Дай мне простое и приземистое, а возвышенное и душевное оставь на лучшие времена или лучшую пару. Я хочу быть счастливой в данный момент – без загадок и проектирования наперёд.





– Похожи, – нехотя отнимаю я. – Очень похожи на весы, только особенность заключается в том, что чем больше ты отдашь, тем больше получишь.

– Вы любите делать подарки, – от удовольствия плавится девочка и красуется комплектом кружева. – Я же их никогда не делаю.

Делаешь.

Щёлкаю бордовыми подвязкам для чулок и говорю, что люблю радовать.

– Ты даёшь спокойствие моей душе и усладу глазам, – объясняю я. – И любые дары – подношение твоему нраву и твоей красоте. Мы меняемся.

Райм, довольная беседой, пускается в душевую.

В честь девочки – и её розовой гривы: вечно спутанной и душистой – я набиваю третью по счёту татуировку. На правом плече вырисовывается розовый цветок распустившейся камелии, из десятка которых Райм однажды сплела венок и тем самым влюбила.

– Хороший выбор, – говорит решивший наведать меня Бог Воды и бегло кивает на хорошенькую девочку, лобызающую наши сидящие в креслах плечи короткой юбкой.

– Хороший вкус, – уточняю я и велю моё мне же на съедение глазами и оставить.

– Богиня ревнивая? – смеётся гость.

– Богиня жадная. Все боги таковы.

Мы выпиваем и прощаемся. Бог Воды оставляет мне скромную работу и нескромную плату за неё. Сегодня прибудет один из отпрысков Бога Старости; мне следует указать наведавшимся после него людям комнату, в которой будет отдыхать небожитель. Так оно и случается. Послушницу не предупреждаю, ибо волнение может отразиться хмуростью на всегда гладком, всегда спелом, всегда наливном лице. Прислужники Бога Воды (а, может, и не его; мне всё равно – интересоваться лишним не стоит) собираются за красным балдахином у одной из дверей в обслуживающую комнатку. Сообщаю, что прошло несколько часов, а, значит, гость подвыпивший, раздобренный и неожидающий подвоха.

– Ступай, хозяйка, – велит один из голосов.

Как он смеет?

Да мне всё равно.

Холодно разворачиваюсь и, уходя, бросаю:

– Напоминать об условиях?

– Послушницу никто не тронет, – вторит следующий голос, на что я пожимаю плечами.

Уточнить стоило.

В следующий миг отдыхающего волочат из комнаты с мешком на голове, послушницу прихватывают за руку и, позволяя обмотаться простынёй, проталкивают ко мне в кабинет, где я вручаю бокал игристого и поздравляю с отлично отыгранной ролью. Девочка пугается: ей было неведомо поручение.

– В этом весь смак, – улыбаюсь я и заставляю клюнуть питьё, чтобы снять испытанный секундой ранее стресс. – Ты отлично адаптировалась под задание.

– Секретное задание? – подхватывает послушница.

– Секретнее некуда, – смеюсь я и поджигаю самокрутку. – На, угостись. На сегодня ты свободна, а на завтра подыщу тебе кого-нибудь особо щедрого.

Я разрешила послушницам принимать от приходящих клиентов подарки; клиентам же подкинула идею, что особо приглянувшихся послушниц они могут радовать скромными дарами, о которых я не буду знать и на которые не буду претендовать.

Один из богов воскликнул, что Хозяин Монастыря всегда был против такого, ибо подарки могут разжалобить женские сердца, а ещё добавить ревность и зависть в комнаты.

– Если каждая из них будет одарена вниманием покровительствующего ей бога, никакие беды не придут, – ответила я. – Милостивый дар от бога…о чём ещё способны грезить юные верующие сердца, так благосклонно несущие свою службу?

Бог Виноделия потупил взор.

– Мальчикам я тоже даю добро в принятии подарков, – сказала я, ощутив накатившую грусть.

В присутствии иных молодой бог (ещё не так давно пришедший на смену отцу) опешил и стал воображать оправдания, однако я подозвала Райм с закусками и оттолкнула:

– Я и сама не люблю вкушать с одного плода. Правда, Райм?

Вместо ответа девочка угостила меня первой. Я прихватила устрицу и, чмокнув её, заверила:

– А в Монастыре стол накрыт достойно всегда: грех (для бога, право) не отведать и с одного края стола (одного крыла, девичьего), и с другого края стола (другого крыла, юношеского). Угощайтесь. Эти молебны для вас.