Страница 7 из 42
Капитан Алешку обнял за плечи:
— Не побоишься показать, где?
Алешка головой помотал:
— Не, не хочу. Он после будет сниться.
Митя протолкнулся вперед:
— Товарищ капитан, я покажу. Пойдемте.
Они гуськом спустились по откосу: за Митей шел капитан, следом трое в штатском, за ними три милиционера. Последний вел на поводке огромную серую овчарку.
Митя вошел в кусты — зеленые, густые. Пошел не колеблясь. Потом показал рукой: вот там он лежит, идите прямо.
Все было так, как сказал звонивший в дежурную часть мальчишка: и труп, и объедки на расстеленной в траве газете, и слетевший с ноги трупа полуботинок. Ребята ничего не тронули. По кустам разбросаны пустые бутылки, одна — из-под шампанского, с отбитым горлышком. Голова убитого залита почерневшей кровью, кровь пропитала и угол газеты.
Капитан Марчук велел проводнику заняться поисками следов. Одного милиционера послал обратно, на шоссе, встретить «скорую помощь». Сам подождал, пока криминалист сфотографирует поляну и убитого. Потом перевернул труп на спину, проверил карманы пиджака. В правом оказался бумажник — уголки пообтерлись, целлулоидная вкладка посеклась. Марчук извлек из бумажника красненькую книжечку с некогда золотым, а теперь потускневшим тиснением — Арефьев Степан Архипович, старший инженер областного управления...
Марчук поморщился: был старший инженер, да весь вышел...
Тут же, в бумажнике, командировочное предписание: товарищу Арефьеву надлежит проверить деятельность... Так, квитанция городской гостиницы: Арефьев выписан вчера вечером...
В другом кармане оказалась записная книжечка в синей обложке. Записей в книжке было много. Это хорошо, что много, подумалось Марчуку.
Эксперт-криминалист позвал капитана, указал на левую руку убитого: был виден четкий след от ремешка или браслета часов. След от кольца виднелся и на безымянном пальце правой руки.
Вернулся обескураженный проводник — собака виновато улеглась у его ног, и Марчук понял: следа не взяла. И точно, проводник доложил: до продуктового магазина уверенно вела, а там как отрезало — затоптан след.
Пришел милиционер, посланный Марчуком к недалеким частным домикам, протянул листок: в сто шестнадцатом доме живут Никитины, мать и взрослая дочь. С вечера слыхали тут, в кустах, смех, пьяные голоса, песни. Криков не было. Тех, кто здесь пировал, не видели.
Часам к десяти вечера Марчук понял: пора заканчивать. Усталость брала свое: начали слезиться глаза, строчки в блокнотике Арефьева набегали одна на другую.
Жена вот уже год твердит: очки пора завести! Но Марчук считал, что не пристало ему, офицеру угрозыска, ходить как какому-то канцеляристу в очках, и как мог терпел.
Он проштудировал почти весь блокнотик Арефьева. Выписал все фамилии, имена, номера телефонов. С тем чтобы завтра с утра специально заняться ими. Была в книжечке схема: расчерчены две улицы, дома елочкой, между ними три квадратика, какой-то круг, стрелка змеилась к одному из квадратиков и стояло: «третий этаж, налево». Ясно, что это адрес. Но где и чей?
На другой день, часам к двенадцати, в райотдел приехал начальник городского угрозыска подполковник Зелинский. Марчук знал, что Зелинский всё и вся насквозь видит. Умеет быстро и четко разобраться в обстановке, заметит малейшую ошибку или промах. Марчук не то чтобы побаивался начальника, но почему-то в его присутствии чувствовал себя скованно, все думал, не упустил ли чего, не ткнут ли его носом: что же ты, товарищ капитан, столько лет работаешь, а тут... Был у него такой случай года два назад, и снова попадать на хотя и вежливый разнос к Зелинскому не хотелось.
Марчук понимал, о чем пойдет речь, если его вызовут к Зелинскому, и заранее разложил в папочке все нужные бумаги.
Арефьеву, как попросту говорят, «проломили голову». В акте экспертизы значилось: «Смерть наступила в результате перелома черепа, чему предшествовало нанесение множества ударов твердым предметом, вероятнее всего бутылкой; из ран извлечены мелкие осколки стекла».
Сразу за этим актом Марчук положил фотоснимки с места происшествия. На одном из них крупным планом черно-зеленая литая бутылка из-под шампанского. Горлышко у нее было отбито, и Марчук полагал, что Арефьева били именно этой бутылкой. Предстояло отправить ее на экспертизу: возможно сохранились отпечатки пальцев...
Следом шли материалы проверки по гостинице: выяснилось, Арефьев находился в Новокузнецке ровно неделю. Вместе с ним был командирован Иван Спиридонович Ковалев. Они занимали двухместный номер на шестом этаже. Вели себя вполне спокойно, только по утрам горничная убирала из номера бутылки из-под водки и пива и все удивлялась: когда они только работают? С утра принимали спиртное, запивая кефиром, и в обед пили, и вечером...
Выписались они одновременно, накануне убийства. Однако вчерашняя проверка Ковалева Кемеровским угрозыском показала: Ковалев дома не появлялся и где находится — жена не знает.
Ковалев, наверное, исчез не случайно, какую-то роль он во всем этом сыграл. Но какую? И где теперь его искать?
Зелинский был в кабинете начальника райотдела майора Коломина. Едва Марчук вошел, поздоровался и кивнул: садись поближе, к столу. Доложи, что сделал, что думаешь делать дальше? Голос у подполковника ровный и спокойный, но Марчуку кажется недоверчивым: не рано ли мы тебя назначили старшим уполномоченным?
Это впечатление усилилось, когда, выслушав Марчука, Зелинский заметил:
— Покрутиться ты уже успел изрядно. Но ведь белка в колесе тоже крутится, а что толку? — И продолжал: — Где Ковалев? Не знаешь. Был ли он на берегу, когда убивали Арефьева — тоже неизвестно. Говоришь, проверка рынков, вокзала и других мест ничего не дала, а что ты там искал?
— Часы марки «Луч» в золотом корпусе, с золотым браслетом, обручальное кольцо, тоже золотое. Они у Арефьева были. Жена сказала. Об этом из кемеровского угрозыска еще вчера телефонограммой сообщено. Вот и ищем. Может, ухватим какую ниточку.
Зелинский, видимо, и сам понимал, что за сутки большего не сделаешь. Спросил только у Коломина, кого он думает посылать в Кемерово, на поиски Ковалева.
Майор указал на Славу Рудюка:
— Он, правда, в угрозыске всего два месяца, но до этого год работал участковым, парень цепкий и решительный.
Заканчивая разговор, Зелинский отметил:
— В прокуратуре дело принял Гринин. Знаете его? Считаю, вам повезло. Следователь он крепкий, сам будет вертеться и вам покоя не даст. Так что, учтите: прибавляйте обороты!
День пролетел. Вечером позвонил Гринин, спросил о новостях и, узнав, что нового ничего нет, недовольно хмыкнул. Это вконец испортило и без того невеселое настроение Марчука. Дома в сердцах накричал на сына — сел ужинать, а рук не вымыл, растет, как свинушка. Мальчишка в слезы. Жена промолчала, но по опущенным глазам Марчук понял: обиделась за парнишку... Он молча доел ужин, молча ушел в другую комнату. Сел на диван успокоиться, но мысли продолжали крутиться вокруг Арефьева. И вдруг Марчук ясно представил схему в его записной книжке: круг, да это же в плане строящийся цирк! А перекрещивающиеся линии — улицы Тольятти и Дружбы. Как же я сразу об этом не сообразил?
Утром Коломин выслушал Марчука, покачал с сомнением головой: что это нам даст? Ты лучше скажи: были ли вчера в учреждении, куда приезжал Арефьев?
Марчук пожал плечами: конечно, был, а толку ноль. Арефьев и Ковалев еще в обед отметили командировки и после этого их никто не видел. А если найти дом, что помечен в схеме, может, найдем человека, хорошо знавшего Арефьева. Ведь первым встречным домашних адресов не дают.
Майор вдруг согласился: а что? Давай попробуем. Забирай участкового, там у нас Володя Габидуллин, и, как говорится, с богом.
Габидуллин охотно откликнулся на просьбу Марчука. Приказ начальства был тут ни при чем: во-первых, характер имел легкий, любил помогать людям, а во-вторых, имел от этого поиска и свою выгоду — когда еще дойдут руки до проверки паспортного режима?