Замыкая круг

– Да нет же…нет – пьяно спорил Пригожин. – Я ведь многих из них хорошо знал, ведь они меня и учиться отправляли и потом вели за руку от слесаря до мастера. Кристальной честности люди, все члены партии, некоторые даже до революции.

Оказывается, Виктор Сергеевич от родных репрессированных знал, что их били, а по слухам, что и пытали. Так что все считали эти признания самооговором. Но тройка, созданная в этом году, штамповала расстрельные приговоры на основании «царицы доказательств».

– В домах руководящего состава половина квартир пустует, а в остальных – новые жильцы, навроде меня. На заводе производительность упала, брак пошел, потому что не готовы еще мы на руководящую работу, не все что нужно знаем и умеем.

И считал Пригожин, что в ЧК после смерти товарища Дзержинского проникли враги народа, которые пытаются извести лучших людей и совершить контрреволюцию. Или сорвать Индустриализацию, а тогда, как говорил товарищ Сталин, нас просто сомнут.

– Вот и вы, Лева, молчите, молчите, что с иностранцами знались… попадетесь чекистам… пока…

– Вот дойдет это до товарища Сталина, выведет он врагов народа, да поставит к стенке, вот тогда и говорите…

Убирая со стола остатки пиршества, я с сожалением смотрел на похрапывающего Пригожина. «Эх, Сергеич, Сергеич, если бы ты только знал, как ты прав и как ошибаешься одновременно. Враги народа пролезли не только в органы госбезопасности, оттуда их, как раз, скоро в-основном, вычистят. А вот до всей остальной «проклятой касты» руки не доберутся даже у товарища Сталина».

4

Благодаря удачному дорожному знакомству, поездка вышла легкая и не скучная. Но вот только чем ближе мы подъезжали к Москве, тем более неспокойно было у меня на душе. Лежа на верхней полке в темноте я спрашивал себя, а не ждут ли меня на подъездах к Москве люди Фриновского так же, как они ждали в моей версии истории товарища Берзина? Поэтому я чуть не подпрыгнул на своей полке, когда на станции Александров дверь купе отворилась и в проеме появился черный мундир транспортного особиста.

– Здравия желаю, граждане, линейный уполномоченный по станции Александров сержант госбезопасности Уткин, – дядька был пожилой и усталый, но видно, что служака. – Предъявите документы.

– Пожалуйста, – Пригожин, заметно побледнев, первым протянул свой паспорт, однако, я заметил, что транспортный чекист больше внимания уделяет не паспорту соседа, а моей персоне. То время, которое мне выиграл паспорт Сергеича, я решал, какой документ предъявить. Паспорт или удостоверение чекиста.

– Возьмите, товарищ, все в порядке, – вернул паспорт Пригожину сотрудник и сосредоточился на мне: – Ваши документы, гражданин.

Я вытащил из портмоне свое удостоверение и, свесившись с полки, показал его в развернутом виде.

– Лев Вячеславович Абалкин – сощурившись, прочитал транспортник. – Кандидат на звание…

Ладно, махнул рукой проверяющий, а я, прям, услышал, как отпавшая челюсть Сергеича пробила пол вагона.

– Извините, товарищ Абалкин, можно присяду?

– Конечно, весь состав обошли, наверное?

– Да нет, просто ноги уже не те, что в молодости были, – сотрудник аккуратно сдвинул постель на нижней полке и присел на краешек, вытянув ноги, насколько позволяла узость купе. – Скоро уже и на покой, огородик с женой заведем, курочек-уточек, порося. Я ведь в органах на транспорте аж с 18 года, так что выслуга есть.

– Так прямо к нам и пришли?

– Ну, почему, еще пару человек проверил. Описание дали, аж с самого Управления, а проводники и сообщили, кто есть похожий под описание.

– А кого ищете-то? – спросил я. – Вдруг тоже увижу.

– Да какого-то Фролова Сергея Александровича, вроде бы, по поддельному паспорту или удостоверению временному едет.

Вот тут уже я, хотя и ожидал услышать свои имя-фамилию, тоже едва удержал челюсть от падения, как же быстро-то на меня вышли?! Или Фриновский, все-таки, решился арестовать Берзина в Магадане? Да нет, если бы так, то «ксива» бы не помогла.

– Но ищут ваши коллеги, а за что точно, нам, транспортникам, не говорят, не достойные, видать. Я кто под описание подходит, с поезда ссадил, а они пусть разбираются настоящие у них паспорта или нет.

В купе заглянул проводник.

– Товарищ оперативник, поезд отправляется через две минуты.

– Иду, иду, ну, всего хорошего, – надев шапку, козырнул транспортный чекист.

В купе застыло неловкое молчание. Поезд медленно и плавно тронулся, набирая ход, застучал и заскрежетал на стрелках.

– Виктор Сергеевич, – я чувствовал себя виноватым. – Ну не мог я вам сказать, что я чекист.

На Пригожина было жалко смотреть.

– Ну, вы ведь сами говорили, что враги народа в НКВД проникли. А еду я в Москву, как раз по этой причине. Так что не знаешь, кто друг, а кто враг, вот и приходится ото всех «шифроваться».

– Правда?

– Не беспокойтесь, – скоро этот беспредел кончится, это я вам точно говорю.

5

Хорошая штука – метро. Но вот найти его станции – не так уж и просто. Немного поплутав в темноте и толкучке вокруг «площади трех вокзалов», я нашел вход в метро на станции Комсомольской. Заплатив 30 копеек и получив в кассе синий билетик, который мне «пробили» на входе на станцию, я оказался на платформе. Да, запах метрополитена за, без малого, сто лет, не изменился. Ну и, конечно, дворцовые интерьеры. Они и в наше-то время сморятся великолепно, а сейчас, иногда приходилось обходить некоторых «гостей столицы», которые открыв рты, смотрели на подпираемые колоннами своды, богатые светильники и мозаики.

Поезд, идущий в сторону центра, подошел довольно быстро, и я зашел в вагон, который мне, честно говоря, понравился больше, чем современные. Наверное, он, как и вагон поезда, был более уютным. И дело не только в мягких сиденьях, часть из которых были свободны из-за позднего часа. Но и в общем каком-то теплом ансамбле зеленых лакированных стеновых панелей и пастельных дверях и потолке с мягкими подвесными светильниками.

Отсчитав три станции, «Красные ворота», «Кировская», «Дзержинская», я вышел на четвертой – «Охотный ряд». Там, пришлось пересесть на поезд, идущий на Смоленскую, но тут меня ждал приятный сюрприз, поезд шел не до Смоленской, а до Киевской. Метро продолжало строиться. Киевская станция поражала не меньше Комсомольской.

Тоже колоннада, только в другом, круглом стиле и светильники в кругах на потолке, убегающие вдаль, к концу длинной платформы, создавали какую-то стремительность, куда-то вперед или, скорее, в будущее. Ну а от метро до гостиницы идти было всего-ничего, и я быстро оказался у небольшого пятиэтажного дома, разделенного по фасаду эркером.

Нужно сказать, что, восхищавшая всех на Дальнем Востоке своей практичностью горнолыжка, в Москве, очевидно, никого не впечатляла. А вещмешок и сумки, конечно, не делали мой вид более платежеспособным. Швейцар у входа, пожалуй, перекрыл бы мне ход, если бы я не сделал «морду тяпкой» и не пошел прямо на него. Портье тоже отнесся к моей персоне без пиетета, посматривал свысока, видимо, рассчитывая, что сейчас отправит деревенщину восвояси. Ан не тут-то было.

– Для меня забронирован номер, – сообщил я, нахально положив локти на стойку и выкладывая паспорт.

Служащий все с тем же надменным видом взял паспорт и принялся изучать списки бронирования. Потом резко изменился в лице, которое приняло абсолютно любезное выражение и, подняв глаза, сообщил.

– Так точно, товарищ Абалкин, телеграфное бронирование от имени «Дальстроя», – сообщил служащий и выложил передо мной бланк на заселение.

Заполнив бланк, я получил ключи и благополучно поднялся в номер. Первым делом повесил в шкаф горнолыжку и вытащенную из вещмешка форму и форменное пальто. Нужно было, чтобы все это, как следует, отвиселось. Разобравшись с одеждой, поставил на подзарядку пауэрбанки. Спать еще не хотелось, а вот рефлексия нахлынула с новой силой. Завтра предстояло, образно говоря, сунуть голову в пасть льву. И это, никоим образом, не поднимало настроение. В такой ситуации, для того, чтобы подбодрить себя, стоило посмотреть соответствующий фильм, либо забыться за интересной игрой.