Замыкая круг

Сосед не обиделся.

– Так я ведь и начинал слесарем, потом, как Советская власть установилась, учиться пошел. Сначала в техникуме, а потом и на рабфаке. Бригадиром работал, мастером цеха. А главным инженером стал месяца три как. – Он внезапно помрачнел. – Когда начальство у нас все сменилось.

Я не стал уточнять детали и на некоторое время после этого Пригожин, кажется, ушел в себя. Но вскоре вернулся.

Закинув полотенце на крючок, я залез на полку и попытался протаять окно.

– Лева, а интересная у вас майка, – заговорил опять Пригожин.

Я понял, это он про мой герб СССР на животе. Вот, казалось бы, самый разгар советского патриотизма. А ни красных флагов, ни транспарантов я особо здесь не наблюдал. В красных уголках, конечно, все было и портреты Ленина-Сталина во многих местах выставлены. Но люди никогда особо не бравировали своим патриотизмом. Так что мой герб на майке, который в нашем времени был, своего рода, вызовом капиталистическому миру, здесь смотрелся как-то слишком аляповато и неестественно.

– Да, интересная, – согласился я, на слете подарили, и добавил. – Иностранцы и называется не майка, а футболка.

– И правда, похожа на форму футболистов, с рукавами, – согласился Виктор Сергеевич, но посмотрел на меня как-то странно.

– Виктор Сергеевич, – а завтрак в вагоне-ресторане когда подают?

– Не стоит вам, Лева, завтракать в вагоне-ресторане. Иначе вы так все деньги до Москвы потратите, и обратно не на что будет ехать.

Достав из кармана часы, он щелкнул крышкой.

– Минут через двадцать будет Облучье, стоянка четверть часа, можно будет взять чего-нибудь перекусить. А чай можно у проводника заказать.

Ну, ладно, Облучье, так Облучье.

2

Вот чего я не люблю, так это выходить из поезда на промежуточных станциях. Особенно когда состав стоит мало. Конечно, Сергеичу «четверть часа», наверное, много, а вот мне 15 минут – не особо. Но делать нечего, пришлось выходить. На перроне около лестницы, ведущей к зданию вокзала, толпились лоточники, пришедшие специально к курьерскому со всякой снедью. Народ, не смотря на мороз, активно повылезал из поезда, кто в чем попадя, и Пригожин не уставал нахваливать мою горнолыжку. И одевается, мол, быстро и теплая. И где я такую купил? Пришлось сказать, что тоже… на слете. За этими разговорами он искал у продавцов что-нибудь съедобное. Поиски, к счастью, довольно быстро увенчались успехом, и Виктор Сергеевич быстро сторговался с бабой в полушалке за ее пирожки с ливером, от которых еще шел горячий пар. Ну, думаю, пусть будет ливер, вам виднее и вытащил деньги расплачиваться.

– Ладно, давайте, а я завтра расплачусь, – согласился Виктор Сергеевич.

В дополнение я купил еще десяток крутых яиц. Так что с голоду умереть были не должны. В-общем, еще за пять минут до отправления поезда мы уже сидели в нашем купе и готовились к трапезе. Честно говоря, яйца я купил на случай, если пирожки окажутся несъедобными, очень уж меня смущал этот «ливер». А яйца испортить очень проблематично. Но я серьезно ошибся, пирожки были вкуснейшие, как говорится, за уши не оттянешь, так что до яиц дело даже не дошло. Пиршество наше довершил чай в больших железнодорожных подстаканниках.Удовлетворенно откинувшись к стенке, сосед сообщил, что за время поездки от Владивостока успел изучить поезд и разобраться, чем здесь можно заняться. Оказалось, что в поезде кроме вагона-ресторана, есть еще вагон-салон, где находится фортепиано, библиотека и по вечерам показывают фильмы. А если все надоест, то у него есть с собой шахматы и можно с пользой провести время, если я не играю, то, как раз, есть время и повод научиться. Так что со скуки умереть за 9 суток пути не получится. Ха… это я-то не играю… да половину времени в юности во дворе над шахматной доской провел.

Сергеич, понятно, загорелся проверить, как я играю в шахматы, и он немедленно достал из ящика под своей полкой шахматную доску. Играл он довольно посредственно, хотя первую партию я, как обычно, едва не продул. Пока разыгрывал старо-индийскую защиту, соперник умудрился конем и ферзем вычистить мне весь королевский фланг. Пришлось рокироваться на ферзевой и бросаться в контратаку, иначе он бы меня додавил. Но, все-таки, мат пришлось ставить королем и ферзем, получившимся из последней сохраненной пешки. Ну а матч-реванш прошел уже без неожиданностей. Бешеный натиск «белых» разбился о бастион «защиты», которую я разыграл уже более осторожно, не допустив провала, как в первый раз. А закончилось все для белых матом двумя черными ладьями на одного белого короля. Еще и три пешки в резерве оставались. За время поездки мы ежедневно играли по несколько партий и, хотя Пригожин так меня ни разу и не обыграл, но уровень свой поднял серьезно. Думаю, что если бы я зевнул, как в первой партии где-нибудь под Пермью, то выкарабкаться бы уже не удалось.

Вечерами мы смотрели фильмы. За время поездки я успел посмотреть «Веселых ребят», «Мы из Кронштадта», «Дети капитана Гранта», «Путевка в жизнь» «Семеро смелых», и еще пару фильмов я не запомнил. Первым же фильмом, который я посмотрел на поезде, оказался … знаменитый «Чапаев». Перед фильмами, обычно, демонстрировали документальные короткометражки об успехах в социалистическом строительстве. Между прочим, показали фильм о строительстве Комсомольска-на-Амуре. А днем читали и обсуждали фильмы. Так, после просмотра «Путевки в жизнь», я обнаружил в поездной библиотеке издание «Республики ШКИД» 27-го года. Пригожин ее не читал, а вот для меня это была одна из любимых с детства книг. Я проводил параллели и указывал на различия беспризорников и педагогов в фильме и в книге, зачитывал целые эпизоды. Ну а Жюль Верн оказался любим нами обоими, и мы два дня потратили на обсуждение творчества писателя.

3

На станции Слюдянка Сергеич выскакивал на перрон один и вернулся с таинственным видом. Достав из-под полушубка газетный сверток, он выложил на стол трех восхитительных омулей горячего копчения. И судя по горящим азартом глазам соседа, он был из тех, для кого рыба без пива – деньги на ветер. Оказалось, что в ресторане курьерского были не только крепкие напитки и хорошая «винная карта», но и … настоящее баварское пиво. Откуда оно в поезде, идущем с другого конца света, приходилось только лишь догадываться. Так что вместо обеда за закрытыми дверями купе мы устроили дегустацию и пива и рыбки. И обе составляющие нашли бесподобными настолько, что Виктор Сергеевич, кажется, немного перебрал.

– Хороший вы человек, Лева, – заявил Пригожин, осторожно уместив очередную опустошенную кружку на столик. Как бы я был с ним более-менее согласен, так что скромно промолчал, ожидая, что будет дальше.

– Сейчас много хороших людей, – продолжал философствовать Сергеич. – Как буржуев и их прихлебателей выперли, так, почитай, одни хорошие люди и остались в России.

– Но не все, не все. И вы, Лева поаккуратнее с рассказами о том, что встречались с иностранцами.

– А что такого? – удивился я, вспоминая, когда мог сказать, что имел дело с иностранцами. А, когда про одежду врал… точно.

– А вот дойдут эти слова до чекистов и могут у вас, Лева, быть ба-а-а-льшущие неприятности.

– Вот вы верно подметили, что не руководитель я, а, знаете… Знаете, почему я сейчас в этом купе еду, а не в жестком? А потому что все наше руководство в этом году РАССТРЕЛЯЛИ.

– А за что, спросите? – я кивнул, хотя уже понимал, о чем речь. – А за то, что с японцами якшались, когда сухогруз ихний срочно ремонтировали, который у нас в заливе Петра Великого брюхо на камнях распорол. Все замазались: и техники, и бухгалтерия. Тем более что японцы за быструю и хорошую работу пригласили все руководство завода на банкет на корабле. Нам-то всем только сакэ перепало, от щедрот, так что к нам какие претензии. А вот все руководители – оказались японскими шпионами…

– Ну, а может, и правда – завербовали, – осторожно предположил я.