Страница 22 из 27
Больная ласточка все понимала. И потому убеждала подружек:
— Летите, скорей летите! Нельзя вам дольше тут оставаться. Разве я могу вас здесь удерживать? Будь что будет, а вам надо лететь: пора пришла.
И все ласточки знали: их подружка права. В самом деле, медлить было нельзя. Мальчик уверил их, что непременно долечит подружку и, если получится, пошлет ее следом за ними с какой-нибудь припозднившейся стаей или стайкой. На свете ведь множество разных птиц, что бороздят небо, и все они знают только один путь — путь от гнезда до гнезда, чтоб из гнезда в гнездо воротиться или где-то далеко-далеко свить себе новое. И так каждый год. Наверно, и впрямь полетит еще стайка каких-нибудь птиц, с которыми ласточка дружит, и тогда она сможет пристать к ним и уже не чувствовать себя такой покинутой, потерянной и в осеннем небе совсем-совсем одинокой, вынужденной от дома к дому одолевать долгую и изнурительную дорогу.
Мальчик утешал их, как мог. Пообещал им, что — если не случится попутной стаи — он позаботится о больной ласточке до самой весны. Ничего другого, более мудрого придумать уже было нельзя, и ласточки в одно прекрасное утро, простившись со своей подружкой и мальчиком, и впрямь улетели.
Дни наступили холодные, и казалось, что скоро они станут еще холоднее, а может, и дожди зарядят, да вышло все по-другому.
Настало бабье лето, солнышко снова ярко и тепло засветило, и раненое крылышко на удивление быстро пошло на поправку.
И как раз тогда над этим краем пролетала дикая гусочка. Правда, дикая гусочка! Летела она одна-одинешенька, верно, тоже где-то замешкалась, и остальные гуси, позабыв о ней, улетели. Вот и летела она наугад, потому что была молода, неопытна — ей и году от роду не было — и, конечно, не знала дороги. Летела гусочка и жалобно гагала. Вот она уже пролетела деревню, где жил мальчик, и опустилась чуть ниже, потому что увидела под собой рощи, а промеж них поля и влажные луговины. А что, если там она встретит других диких гусей, которые так же, как и она, припозднились или сели отдохнуть? И может, она подружится с ними и дальше полетят они уже вместе?
Но не было ей удачи. Села гусочка, посидела, потом снова взлетела. Кружила она там и сям и без устали гагала, но никто ей не отзывался.
А мальчик заметил ее. Он жил на краю деревни и в это время как раз сидел во дворе. «Кто же это так жалобно плачет?» — подумал он и поднял голову к небу.
Гусочка!
Он окликнул ее, закивал ей. Но мы-то знаем, какие дикие гуси осторожные, недоверчивые.
Тогда взмыла со двора ласточка. Раненое крылышко уже понемножку служило ей.
— Ты куда путь держишь, гусочка? — крикнула она на лету. — Куда летишь и отчего плачешь? Подлети поближе, я не долечу до тебя! Поделись своей печалью!
И гусочка, услышав и увидев ласточку, робко направилась к ней. Опустившись совсем низко, они обе полетали-покружили над двором, да и присели наконец, но не возле мальчика, а в самом конце двора, откуда легко было упорхнуть на зады.
И они друг другу поплакались. Дикая гусочка пожаловалась, что подружки покинули ее и что теперь она не знает дороги, ведь никогда еще в такую даль не летала. А ласточка рассказала гусочке о своих злоключениях.
Ласточка была уже немолода, повидала свет и потому знала, как гусочку утешить.
— Не бойся! Я хорошо знаю дорогу. Знаю, куда всякий год отлетают дикие гуси. Хочешь, растолкую тебе? Да мы могли бы и вместе лететь, кабы крылышко мне лучше служило. Но этот мальчик, считай, меня уже вылечил. Подожди хотя бы денька два-три, а там с тобой и отправимся в путь!
— Да я же к гусочкам, только к гусочкам хочу! Что же я без других диких гусочек делать буду?
— Знаю я. Каждый к своим. Даже любой бесстыжий воробей и тот к своим прибиться торопится. Всяк по своей родне тужит. И я по своим. По ласточкам. Не бойся! Мы отыщем и диких гусочек. Не заплутаемся.
— Я подожду, обязательно тебя подожду. Может, и службу тебе какую сослужу.
— Что ты, гусочка, какая служба! Мы же вместе полетим, если нужно, и поможем друг другу. А чтоб ты нашла дорогу к своим, я покажу тебе, когда и куда надо свернуть.
— Вот счастье мне выпало! Милая моя ласточка, ведь я уже два дня как плутаю. Если ты и вправду мне укажешь дорогу, век тебя не забуду. Но кто знает, может, и я тебе пригожусь. Может, устанешь по дороге и у тебя разболится крылышко, я тогда подхвачу тебя и унесу на крыле!
— Спасибо тебе! Дня через два-три я поправлюсь, и мы вместе с тобой полетим. А этого мальчика ты не бойся! Он ведь тоже больной. Не может стать на ноги. А меня вылечил. И за тобой он меня послал. А теперь обрадуется, что у меня будет такая сильная подружка в дороге.
Они остались в деревне еще на три дня. Мальчик и с дикой гусочкой подружился, и им так не хотелось расставаться друг с другом…
— Мы воротимся сюда, — уверяла его ласточка. — Увидишь, по весне я обязательно сюда ворочусь.
— А я хотя бы привет тебе пошлю, — пообещала дикая гусочка. — Я ведь полечу еще дальше. Полечу с остальными гусями, но над вашим домом обязательно тебе гагакну. Вот увидишь, как я с тобой поздороваюсь. Все гуси загогочут, все тебе привет пошлют. Какой у вас номер дома? — спросила гусочка.
— Семь, или, как еще говорят, — семери́ца, — ответил мальчик.
— Семерица? Хорошо. Запомню, — сказала гусочка.
И они улетели.
Через два дня снова похолодало, скоро и подмораживать стало, и мальчик опять целыми днями просиживал в комнате. Сидел он у окна и глядел на воробьев и синиц, случалось, и дрозд пролетал, а раза два и снегирь пропорхнул. Мальчику так хотелось выйти во двор, но ноги по-прежнему ему не служили и, конечно, никогда не будут служить. Он все больше и больше понимал это. Возможно, родители когда-нибудь и купят сыну тележку или даже трехколесную коляску, но когда это будет? Такая коляска больших стоит денег, их нет у родителей, а если б и были, они бы все равно не купили ее, ведь такая коляска пока ему не нужна, он еще мал и слаб, разве под силу ему крутить ручными педалями? При такой-то натуге, глядишь, еще и руки отнимутся. Зачем ему коляска? Для того чтобы переносить мальчика с места на место, из угла в угол, и стула достаточно, а на маленькое расстояние он и сам на стульчике ползает. Позволь ему родители, мальчик выполз бы и во двор. Но родители не позволяют. А вдруг простудится? Тогда хлопот с ним и вовсе не оберешься.
Наконец пришла весна. К счастью, каждый год приходит весна.
Прилетели скворцы и жаворонки, а вот ласточек и диких гусей мальчик никак дождаться не мог. Когда же они прилетят? Когда наконец? Когда они будут здесь? И попадут ли сюда? Не спутают ли дорогу? Пролетят ли над деревней дикие гуси и будет ли среди них его знакомая? Не забыла ли о нем? Когда же наконец полетят дикие гусочки?
Дикие гусочки не обманывают. В один прекрасный день появились они в голубом небе и правда послали деревне привет. Замечательный привет! Гусочки посылали его всем, но мальчику прежде всего, и им хотелось каким-то особым образом показать ему это.
— Какой у мальчика номер дома? — спросила самая старшая гусочка.
— Семерица, — отозвался кто-то сзади. Конечно, это сказала та гусочка, с которой мальчик в прошлом году подружился.
— Внимание, дикие гусочки! — крикнула самая старшая. — Построемся единицей, чтобы мальчик знал, что этот привет мы посылаем ему.
— Не единицей, а семерицей, — раздалось сзади. — Я сказала «семерица».
Но на небе появилась красивая единица.
— Семерица, семерица, — поправляла их та, которой особенно хотелось порадовать мальчика.
Старшая гусочка даже прикрикнула на нее:
— Единица, единица! Я же не глухая, чего ты так кричишь?
Это был красивый полет.
А в веселом гоготе и радостном трепетанье крыльев короткое плечико единицы вытянулось и чуть быстрее продвинулось вперед, и вот из нее уже должна была получиться семерка, или, как еще говорят, «семерица», но наша гусочка, чтоб всех перекричать, вырвалась из строя вперед и испортила эту семерку.