Страница 127 из 161
Вырваться, или хотя бы увернуться от его губ не получилось, так крепко эрмин держал её. Но расслабиться и стать безразличной было можно.
Пират отпустил девчонку, довольно улыбнулся.
-Ну вот, так и знал! Хоть чуток ожила.
Она растерянно моргала. А что, если, в самом деле, она больше никогда не увидит своего маура… Чтобы выжить, ей надо будет выкинуть прошлое из головы. Брен ничуть не хуже, красивый, добрый, насколько тут могут быть добрыми люди. Он позаботится о ней. И целуется не менее изощрённо, вызывая те же чувства. Почти.
Не-е-ет!!!
Ира молча, яростно замотала головой. Не вызывает! Не может вызывать! Никто не может вызывать у неё те же чувства, каким бы искусным ни был!!!
Не хочу!!!
10.
Они лежали в палатке рядом, связанные по рукам и ногам. Пантайя плакала, теперь уже по-настоящему. Лалга молчал и не смотрел на неё.
У входа остановилась Тарса. Охранницы наблюдали.
-Жемчужная лодка в степях Эрминдъена рискует погибнуть в воздушном бою. Ящер видит, кто живёт не по правилам. Старый, мудрый ящер видит всё.
Тарса громко расхохоталась и ушла. Охранницы посмотрели ей вслед с ужасом и жалостью. Самая здравомыслящая из них сошла с ума.
Бывшая царица так не считала.
Давным-давно Тарса придумала язык, понятный только им двум. Фраза несла тайный смысл. На лодке выходят в море и ныряют за жемчугом. Только ножом из зуба сорка можно срезать ракушки со скал под водой, как и рассечь прочные верёвки. У маленькой Паны морем служил широченный жертвенный камень, а кораблик изображал нож Тарсы. На этой лодке жемчужного цвета куколка-принцесса целыми днями плавала в поисках своего принца.
Нож из зуба сорка в жертвенном камне! Там есть щель. Надо опасаться крыланов. И резать верёвки только тогда, когда покажется ящер. Чтобы люди отвлеклись от жертвы, не заметили, не помешали. Ящер старый, приблизится неторопливо. Но времени будет всё равно мало.
В палатку вошли, взяли двоих пленников и понесли. Ну, как сказать. Понесли Пантайю. Лалгу пришлось волочить на попоне, поднять его никто из женщин не смог.
-Попону в дырья изотрём. Можно было и так волочь.
-Нельзя. Жертвы должны быть целыми.
На краю обрыва собрались люди – амазонки, сельчане из Киримэ, гвардейцы. И Унтандъен был здесь.
Амазонки положили связанных возле плиты. И так сойдёт. Ещё не хватало затаскивать на камень неподъёмного иного. Женщины поднялись наверх.
-Дай сюда, - Тарса отобрала у Тенчи собачий свисток. – Мы же хотим позвать того, кто живёт в этих скалах, а не целую стаю из пустыни. Нам нужна казнь, а не массовое побоище.
Она тихонько дунула. Никто из людей звука не услышал, только Лалге резануло уши. Все стояли и смотрели.
У Пантайи сдали нервы. Если она будет ждать ящера, то может не успеть.
-Лалга!
Он не повернул головы на громкий шёпот.
-Не время выяснять! Загороди меня и сделай вид, что мы пытаемся заняться любовью в последний раз! Здесь есть нож, я разрежу верёвки!
Он впервые за сегодня посмотрел на неё. Молча подполз вплотную и сделал вид, что целует. На обрыве захохотали, кто-то пронзительно свистнул.
Пантайя неловко пилила верёвки, сначала на себе. Она могла это делать, ей небрежно связали руки спереди в знак презрения.
Из-за скал появился ящер. Он медленно ковылял, медленно вертел головой, медленно подходил. Всё ближе и ближе. Бывшую царицу затрясло.
-Быстрее, - сквозь зубы прошипел Лалга. – Зелёный близко.
Она освободила свои руки и ноги, взялась за его путы. Золотого замотали на совесть. Сеть, поверх неё верёвки, много витков. Это невозможно.
Ящер подошёл вплотную и только тогда заметил двоих людей. Посмотрел на них, моргнул, затем поднял голову и уставился наверх. Люди попятились от края обрыва. Он снова посмотрел на приготовленную для него добычу и довольно осклабился. Человеческая мимика на звериной морде с длинной зубастой пастью выглядела жутко.
-Я не успею! Прости! – вскрикнула Пантайя, вскочила на ноги и бросилась к скалам.
Ящер раззявил пасть, в ней не хватало зубов. Лалга откатился. Но недалеко. Ящер шагнул и схватил его за ноги. Лалга извернулся, зелёный уронил его.
Люди на обрыве замерли, наблюдая, чем закончится борьба связанной жертвы и свободного, но неловкого хищника.
Золотой снова попытался откатиться, ящеру это надоело, он наступил на строптивую жертву лапой, схватил поперёк туловища и поволок в скалы.
Герцогу это не понравилось, он со своей сотней поскакал за ящером.
Смотреть было больше не на что. Люди постепенно разошлись с обрыва.
За Тарсой никто не следил. Ночью она взяла двух армак, нашла Пантайю в пещере. Пана тряслась от страха там, где когда-то играла девочкой.
-Ты могла хотя бы метнуть нож. Если уж не успела разрезать верёвки. Хотя, тогда было бы нечем защититься от ящера, если бы он сюда пришёл. Сильно испугалась? Ничего, главное, жива.
Тарса подсадила бывшую царицу в седло и повезла кружным путём к отцу, у которого когда-то отобрала младенца ради подруги.
11.
Брен мог держать в руках скорпионов и фаланг. Надо подставить ладонь, чтобы само заползло, и не делать резких движений, тогда не укусит, а потом резко опрокинуть кисть, стряхивая опасное существо на землю, чтобы укусить уже и не успело. У скорпиона яд, у фаланги просто остатки трупной трапезы на жвалах, а своего яда нет.
Пират развлекал девчонку, она пугалась и немного оживала.
Она не запомнила, как эти существа называются по-эрмински.
Когда наступает депрессия, приходит неверие и равнодушие. Еда, какая попало и когда попало, часто без мяса, дала о себе знать. Ира теряла и силы, и волю, и двигалась вперёд только на упрямстве, не зная, надолго ли его хватит.
С композитором и врачом давно расстались, гинкгордо идёт слишком медленно.
Эрмин и землянка ждали неподалёку от деревни Киримэ, когда оттуда уберутся гвардейцы, чтобы поехать и порасспросить. Здесь степь переходит в пустыню, это край обитаемого света, дальше только скалы, пыль и песок.
Еды не осталось, воды было мало, жара почти убивала. По ночам становилось не легче, слишком холодно.
Войско, наконец, убралось маршем восвояси. Пират сказал, что нельзя соваться в деревню обоим, ведь герцог ищет теперь не только золотого демона, но и небесную девчонку. Сначала он поехал один, но ничего не узнал. Жители, чем-то встревоженные и раздражённые, не разговаривали ни с пришлым, ни между собой. Тогда решила поехать Ира. Он не отпустил её одну.