Страница 54 из 88
Глава 20. В кружок с Адой
— Теперь вам придется идти со мной на кружок — хотите вы или нет! Я и впрямь побаиваюсь ходить вечером одной.
— Почему Родион Игнатьевич не посылает с вами лакея?
— Потому что у нас не осталось лакеев, только сторож, а он, знаете ли, пьет. — Ада поморщилась. — Так что провожатый из него не очень хороший. Но главное, ни папá, ни мамá не желают, чтобы я посещала эти собрания.
— Почему?
— Им не нравятся те, с кем я там встречаюсь. Они не нашего круга, впутаны в дурные дела, рано или поздно за них возьмутся жандармы, а поскольку сюда, к нам, ссылают неблагонадежных из центральных губерний, то уж отсюда всех отправят прямиком в Сибирь — и меня вместе с ними! После чего я буду безнадежно скомпрометирована и меня уже никто не возьмет замуж. И Лидию из-за меня не возьмут, и Зину, и Капу с Липой и даже Алю! Некоторым из моих друзей отец попросту отказал от дома за их высказывания о положении народа. А когда я вступилась, назвал меня предательницей. — сказано было так легкомысленно-беспечно, что сразу понятно — слова Родиона Игнатьевича весьма задевают Аду.
— Но ведь это же правда. — вздернул бровь Митя.
Ада отпрянула, будто он ее ударил, и попыталась убрать руку со сгиба его локтя, но Митя придержал ее тонкие невесомые пальчики.
— Я не слишком разбираюсь во всех этих… «Земля и воля», «Черный передел», «Народная расправа», «Народная воля», «Южнорусский рабочий союз»… — он пошевелил пальцами, пренебрежительно сгребая всех господ рэволюционэров в одну кучу.
— Не слишком? — неожиданно ослабевшим голосом повторила Ада, а Митя смутился. Все верно, в свете о столь грубых и ничтожных материях не говорят, зато говорят в полицейских участках и жандармском управлении — хочешь-не хочешь, а наслушаешься. Но вот настолько забыться, чтоб выдать свою осведомленность… Предки, какой mauvais ton[1]! Стыдно.
— Но право же, Ада, суть всех этих народников, анархистов, теперь еще в Германии новомодные марксисты появились… — если уж выказал неприличную осведомленность — отступать поздно. — В том, что они придут к власти — и семейство Шабельских лишится всего, что составляет привычный для вас образ жизни. Как там… «Земля Божья, а не помещичья, все равно как вода, воздух или солнце. Если я скажу, что солнце — мое, вы же не будете мне платить за то, что оно светит?»
— «Сказка о четырёх братьях»? — Ада остановилась, глядя на Митю в полном ошеломлении. — Вы… читали?
— Попадалась… в конфискованной литературе. — сухо обронил он.
А что еще было делать, пока тренируя навыки автоматонной езды, возил отцовских сыскарей на казенном паро-коне? У отца в участке изъятые пропагандистские брошюрки стопками валялись, вот и читал, дожидаясь следователей.
— Ах, ну да, конечно… — Ада расстроилась почти до слез. Кажется, она уже успела в своих фантазиях причислить Митю к тайным симпатикам рэволюционэров. — Только я не боюсь чего-либо лишиться, потому что в нашей нынешней жизни безмерно много лишнего, ненужного! — она воинственно сверкнула стеклышками пенсне. — Когда я закончу восьмой класс, смогу сама преподавать в гимназии — и буду получать жалование. Мы уже сговариваемся с другими девочками из нашего класса, чтоб снять квартиру, и жить вместе. Нашего жалованья вполне хватит на все нужды, даже на приходящую прислугу! — она с торжеством поглядела на Митю.
— Ваши сестры могут с вами не согласиться.
— Ах, оставьте! Почему мои сестры заказывают себе десятое платье и дюжинную пару обуви, а работницы
Митя покосился на Аду. Она просто так сказала или знает историю Леськи? И кто рассказал — Даринка?
— Если мои сестры не станут желать излишнего, они справятся с жизнью своими силами. Зинаида… могла бы зарабатывать на автоматонных гонках, да-да! А может даже и строить их не хуже мужчин, если бы ей только позволили! — глаза у Ады заблестели. — Капа и Липа… не знаю, чем они займутся, наверняка это будет нечто… ошеломляющее! Но занятие себе найдут непременно. Аля… она не только поесть любит, но в свои тринадцать готовит лучше нашей кухарки. Но конечно, девушке дворянского происхождения невместно проводить время на кухне! Так что поверьте, ни одна из нас не пропадет. Разве что Лидия…
— Лидия выйдет замуж за одного из ваших друзей, когда те придут к власти, и он обеспечит ей и десятое платье, и дюжинную пару обуви. — меланхолично сказал Митя.
Ада даже остановилась, и все же выдернула руку из-под его локтя. Посмотрела на Митю огромными, невероятно серьезными глазами и с чувством сказала:
— Поверьте, они не такие! Вот вы сами убедитесь — мы почти уже пришли.
И указала на с немалым вкусом сделанную вывеску над вовсе даже не мелкой, а вполне пристойных размеров лавкой. Пристроенная к стене кованная лестница вела на второй этаж. Ступеньки забренчали под ногами и тогда Митя тихо спросил:
— А… Даринка? Дарья… Чем она займется, если не будет имущества Шабельских, за которым она должна присматривать?
— Станет свободной. — грустно ответила Ада и со вздохом добавила. — Может быть… Ведь кроме нас есть еще и Петька, а он — создание совершенно беспомощное.
Митя удивленно посмотрел ей вслед: если уж барышни мечтают о независимости, то уланский офицер должен как-то… дать лад собственной жизни. Но кажется, Ада была серьезна.
— Я часто думаю об этом… Вот мы все разлетимся так или иначе… А Даша так и останется где-нибудь в имении, вечно нянчиться с Петькой! Разве это судьба для девушки? — она ступила на площадку, отгороженную кружевом перил и отрывисто постучала в окованную железом дверь.
Та немедленно распахнулась и в проеме появился улыбающийся Тодоров:
— Ада, я ра… Ооо! — вид маячившего позади Ады Мити заставил его замереть как Лотову жену[2], и тут же расплыться в восторженной улыбке. — Вы пришли! Надо же, в самом деле! Заходите же скорее! — и без всякого стеснения ухватив Митю за рукав, затащил внутрь.
— Новый гость? — навстречу им вышла красивая, чуть полноватая дама с толстой косой, короной уложенной вокруг головы. — Поставлю еще чашку.
— Да, мама! Мы даже не рассчитывали на Дмитрия, а он пришел! — весело откликнулся Тодоров, и не озаботившись представить Митю даме, поволок дальше. Вот же… невежа.