Страница 53 из 95
Толпа лилась в улицу сплошным потоком и тут же разбрызгивалась на мелкие, и кажущиеся безобидными людские ручейки: кто-то уже ломился в двери домишек победнее, часть хлынула в соседние улочки. Сосредоточенно и деловито они бежали мимо вжавшегося в стену Мити, обдавая тяжелым, густым ароматом застарелого пота, нестиранной одежды, спиртного и несвежей пищи. Он видел лица — мужские, женские и подростков постарше. Иногда перекошенные, с налитыми кровью глазами, но чаще в них была решимость и даже некоторая просветленность: будто мчались они вершить важное, а главное — праведное дело!
Мелькнуло знакомое лицо — и Митя узнал Сердюкова, мужа убитой медведем лавочницы.
— Лавки их разбивайте, люди! Хватит, пожировали на нашей кровушке! — проорал тот, бросаясь к маленькой кокетливой чайной лавочке. Булыжник полетел в окно, то зазвенело и осыпалось осколками. Босяк в лохмотьях камнем переколотил торчащие острые края и полез внутрь. За ним ринулся мужчина во вполне приличной пиджачной паре — внутри загремело, загрохотало, наружу полетели вперемешку — сорванные занавески, скатерть, ящики с чаем… На улице остро и приятно запахло выдержанным чайным листом.
Скамья снова с грохотом врезалось в дерево, и дубовая дверь не выдержала — громко хряпнула и обвисла на одной петле.
— А ну, навались, братушки! — с истеричной веселостью проорал один из здоровяков. Скамья отлетела в сторону, четверка навалилась всем весом, и с воплями ворвалась внутрь. Толпа хлынула за ними.
— Попался, нехристь! — выскочивший прямо перед Митей мужичонка был низкоросл, узок в плечах, непомерно пьян и вооружен ножкой от стула с торчащим ржавым гвоздем. Митя без затей хлестнул его тростью по лицу, и толчком в грудь опрокинул навзничь. Мужичонка завозился, дергая руками и ногами, как перевернутый на спину жук, и заголосил во всю мощь пропитой глотки:
— Рятуйте, люди добрые, меня жид бьет!
— Тю! Останние мозги пропил — якой це тоби жид! То ж нашего главного полицмейстера сынок — он до нас у фабричный барак приходил! — смутно знакомая баба влепила лежащему мужичонке пинка в бок, наскоро поклонилась Мите. — Якщо навить и вы тута, паныч, тварюки жидовские у нас попляшут! — она потрясла крепко сжатым кулаком и перепрыгнув через мужичонку, побежала дальше.
— Ура, полиция с нами! — даже не пытаясь подняться, проорал мужичонка и тут же по толпе, перелитая от одного к другому, понеслись выкрики:
— Полиция с нами! Губернатор за нас!
Окна взятого штурмом дома распахнулось и высунувшийся оттуда по пояс здоровяк счастливо завопил:
— От самого государя-амператора телеграмма пришла, шо всё жидовское добро теперь наше — разбирай, народ! — и в открытые окна, планируя листами, полетели книги, подушки, стулья… Взмахнув рукавами, как крыльями, из окна выпорхнуло платье и опустилось на золотую крону дерева.
Покрывая шум и вопли обезумевшей улицы басовито и утробно загудели струны, из высокого, в человеческий рост, окна, высунулся лакированный, прихотливо изогнутый бок и… Митя прыжком метнулся в сторону. Медленно и величественно заваливаясь, со второго этажа падало пианино. В звоне лопнувших струн и грохоте разлетевшегося дерева оно рухнуло на так и не поднявшегося с мостовой пьянчужку. Его ноги судорожно дернулись и замерли, а из-под превратившегося в груду обломков пианино медленно начала расползаться кровавая лужа.
Ощущение близкой смерти плеснуло холодом по сердцу, Митя дернулся…
В торчащем на границе квартала фонаре на миг вспыхнула коротенькая искорка.
— Убилииии! Человека убилиииии! — пронесся заполошный крик, а ответом ему был яростный утробный вой:
— Бей! Громи!
Из окна вылетела кровать, и только когда она рухнула сверху на разбитое пианино, стало ясно, что выкинули ее вместе с лежащим стариком. Щуплое тело подбросило, и старик упал обратно, голова его безжизненно свесилась.
И снова в фонаре мелькнула искра.
— Дедушка! — со второго выпрыгнул мальчишка лет двенадцати в гимназической форме. Ловко ухватился за свисающую ветку, качнулся, и приземлился прямиком на груду обломков. — Не троньте дедушку! — метнулся он к старику.
Толпа качнулась к ним и тут же отпрянула — в детской руке был зажат паро-беллум.
— Ах ты ж… такой малой и уже тварюка! — парень в рабочей блузе швырнул в мальчишку доску.
Мальчишку снесло. Он рухнул на мостовую, выбитый из руки паро-беллум выстрелил. Пуля чиркнула по булыжникам и усвистела в толпу — там завыли: то ли ранило кого, то ли от страха.
Над курчавой головой мальчишки взметнулся лом…
Митя начал двигаться раньше. Конец трости ткнулся в спину погромщику. Раздался треск и завоняло горелым. Заорать погромщик не смог, он просто прогнулся в спине, как натянутый лук — лом в поднятых над головой руках потянул его назад, со звоном свалившись на мостовую. Погромщик рухнул сверху и забился в судорогах. Слюна пузырилась у него на губах.
— Это чего это? Падучая, чи шо? — движение на миг замерло — толпа с болезненным интересом пялилась на корчащегося на земле человека.
Митя за шкирку, как щенка, вздернул мальчишку на ноги и потащил прочь…
Навстречу, перекрывая выход из охваченного погромом еврейского квартала, валила новая, еще более распаленная толпа.
— Бей христопродавцев! Бей, не жалей! — впереди, утробно завывая, бежал явный предводитель — мужик в дорогом, хоть и поношенном сюртуке, и казацких шароварах.
Мите показалось, что где-то он уже этого мужичонку видел, но вспоминать было некогда. Он метнулся в боковой переулок, толчком забросил мальчишку за угол…
Зажал переносицу пальцами — вдруг опять кровить начнет! — и потянулся к отчетливо ощутимому холоду первых смертей. Сейчас… Вот сейчас… Мертвый старик поднимется и вытянув руки, двинется прямиком на своих убийц. Груда оставшихся от пианино досок зашевелится, когда из-под них полезет раздавленный мужичонка… И на этом погром завершится, страх перед восставшими мертвяками мгновенно пересилит и жажду крови, и тягу к чужому добру.
Тело старика на скособоченной кровати повернуло голову… шевельнулось… и… замерло, окончательно мертвое. С губ Мити сорвался крик боли — его словно лопнувшей пружиной стегнуло. Показалось, что у самых ног распахнулась туманная бездна, так что он отчаянно взмахнул руками, чтоб не свалиться в нее.
— Дедушка! — выскочивший из-за угла мальчишка метнулся мимо Мити обратно, к мертвому старику. Митя едва успел ухватить мальчишку за пояс:
— Стой! Ему уже не поможешь!
— Нет! Я видел! Он шевелился! Он живой!
— Моррранина сила! — ругнулся Митя, волоча брыкающегося мальчишку прочь.
— Лови их!