Страница 48 из 95
Ответить Митя не успел. Раздались пронзительные свистки, и на улицу выскочили те самые, запропавшие, дворники, и принялись пинками и окриками разгонять телеги и повозки, заставляя сворачивать в боковые улочки. Издалека послышалось мерное буханье, и наконец из переулка строем, один за другим, вышли големы. Были они изрядно побиты — грудь и спины в рытвинах и выщерблинах от пуль, у одного так вовсе был разворочен бок, у другого в животе красовалась изрядная ямина. Шли неловко переваливаясь и подволакивая ноги. На плече переднего, скукожившись и поджав ноги, трясся незнакомый седобородый каббалист. Он то и дело с ужасом косился на ящик в руках голема. Виденный минувшей ночью ящик со взрывчаткой Митя узнал сразу же, так что страхи старика были ему понятны. Рядом на приписанном к чугунке автоматоне рысил незнакомый человек в промасленной ремесленной робе. Он тоже поглядывал на ящик, но не столь нервно, а скорее как-то… по-хозяйски. Не иначе как из путейских мастерских мастера-взрывника вызвали.
По обеим сторонам шествия, затравленно озираясь, и то и дело хватаясь за шашки, шагали городовые, а сзади тащилась толпа. Там были и заводские рабочие, и дебелые бабы, приказчики, пьяницы, личности вовсе непонятные и неопределимые, и вполне прилично выглядящие гимназисты, и конечно, вездесущие мальчишки. И словно облаком над ними висела… ненависть. Они двигались за големами так грозно и молчаливо, что те казались взятыми в бою пленниками — и право же, еще недавно пленных варягов-налетчиков провожали добродушней!
— Твари, твари! — выскочившая перед големами бабенка выглядела натуральной жертвой набега — расхрыстанная, всклокоченная, в изодранной юбке, и с длинной царапиной на щеке. Будто эти самые големы только что ее родной дом раскатали по камешку, а она чудом вырвалась. — Души христианские загубили!
Передний голем встал как вкопанный, не делая и шага, а баба металась у самых его ног, потрясая кулаками и изрыгая проклятия:
— Загубили, как есть загубили! — она подскочила к голему и пнула его. Тут же взвыла и запрыгала на одной ноге, поджимая ушибленную ступню.
Толпа откликнулась глухим грозным рокотом. В седого каббалиста полетели огрызки. Пущенная рукой мальчишки дохлая крыса ударила старика точно в лоб, заставляя цепляться за шею голема. В толпе глумливо захохотали.
Угрюмый городовой оттолкнул бабенку в сторону — толпа немедленно грозно зароптала.
— Оставь бабенку, твое-бродь, она от нехристев пострадавшая! — заорали оттуда.
— Молчать! А ты что встал — гони своих истуканов шибче! — рявкнул городовой на каббалиста.
Големы немедленно перешли на гулкую раскачивающуюся рысь и помчались в сторону тюрьмы. За ними с руганью бегом припустили полицейские. Толпа сперва тоже ускорилась, потом поотстала, и только пронзительный свист провожал беглецов. Между людьми шустро сновали лотошники, совсем рядом с Митей один такой извлек из своего короба мутную бутыль и принялся разливать. Вокруг него сгрудились: невесть откуда взялись кружки, а кое кто просто подставлял сложенные ковшом ладони, да так и пил, будто воду из родника.
Выкрики стали бойчее и веселее, и длинная темная человеческая змея с гулом и реготом поползла дальше. Проспект опустел, лишь редкие группки уже бегом догоняли остальную толпу. Из боковой улочки с треском и рокотом вылетела паро-телега. Вильнула на ходу, едва не сшибив кузовом высунувшуюся на проспект бабу — та с визгом отскочила. И с шиком остановилась как раз напротив Мити. Сидящий на облучке Алешка Лаппо-Данилевский отпустил рычаг и картинно повернулся к Мите:
— Здравствуйте, Дмитрий! Мое почтение, мисс Джексон! У вас, Дмитрий, особое пристрастие к дому Шабельских: барышни отказывают, так вы на гувернанток перешли? Вполне достойный вас выбор. — с двусмысленной улыбочкой протянул он.
Ресницы альвионки нервно затрепетали, она опустила глаза, видно, скрывая обиду.
— Я понимаю, отчего вы так спешили, Алексей. — элегантно покачивая тростью — все как мечталось! — лениво протянул Митя. — Ведь кроме вас здесь никого бы не нашлось, чтоб оскорбить даму.
В глазах Алешки вспыхнули острые злые огоньки, и он сквозь зубы процедил:
— N'exagère pas[1]! Вы же не обиделись, мисс? Я так и думал… — не дожидаясь ответа от мисс Джексон, он отвернулся и снова посмотрел на Митю с превосходством. — А тороплюсь я по делам, в которых участвую вместе с отцом. Счастливы вы, Дмитрий, в своем безделье, а мне вот приходится следить, чтоб фонари, которые наше семейство дарит городу, поставили на должные места. Мы уж и ограды на кладбищах подновили, чтоб мертвецы более не шастали. Нимало занимаемся нынче городским устроением. — явно важничая, объявил он.
— Погодите… Так это вы платите за тот кирпич, что город у меня закупает? — удивился Митя.
— У вас? — не меньше изумился Алешка. — Зачем бы нам закупать кирпич у вас, если у нас свой есть?
— Вам ли не знать, что бабайковский кирпич весьма… необычен. — почти промурлыкал Митя. У него аж дух перехватывало — да неужели? Нет, действительно? За кирпич, который закупает городская казна, потому что он рассказал губернаторше байку про защиту от мертвецов, платят Лаппо-Данилевские? Вот так афронт! Ему пришлось почти до боли напрячь мышцы, чтоб не позволить себе расплыться в издевательской ухмылке.
— Не понимаю, о чем вы говорите. — отрывисто бросил Алешка. — С батюшкой говорил его превосходительство. Полагаю, он просто обманулся слухами о некоем вашем необыкновенном статусе… или наследии… господин Меркулов-младший.
— Какие удивительные вещи вы рассказываете! — сделал большие глаза Митя. — А не сочтите за труд, что за такой у меня статус… или наследие… которым изволил обмануться его превосходительство?
— Вам лучше знать! — отрезал Алешка, и поджал губы, будто удерживая рвущиеся наружу слова… Пару мгновений они боролись — Алешка и его желание высказать Мите, что думается, потом на губах его вдруг расцвела исключительно пакостная усмешка, он поглядел с очевидным превосходством и бросил. — Вы ведь ради этого с легкостью втоптали в грязь если не честь вашего отца — о какой чести можно говорить у полицейского шпика! — так доброе имя вашей матушки-княжны. Так что в городе уже сомневаются, и впрямь ли она княжна или обыкновенная гулящая де…
Митя сделал короткий выпад тростью и… та застыла в дюйме от груди Алешки. И Митя замер в неподвижности. Из-под полы Алешкиного сюртука на него смотрела дуло паро-беллума.
— Вот только дернись, княжонок-сыскарёнок! — все с той же пакостной улыбочкой, процедил Алешка. — Я тебе пулю в живот влеплю! В собственном дерьме подыхать будешь.