Анфиса. Гнев Империи

– Сделай хоть что-нибудь, Маркус! – кричал отец на того некроманта-альбиноса, что был, судя по всему, на их стороне.

Эта фраза пронзила общий гул вокруг, достигнув ушей. Но его ответа Анфиса толком даже не расслышала. Полыхающие болью израненные рука и шея не позволяли сосредоточиться, в горло капала собственная кровь, а дышать она уже не могла. Насколько хватало последнего воздуха – столько и держалось девичье создание, а она всё вглядывалась в затухающую реальность.

– От Гильдии Некромантов при Академии Его Императорского Величества… Часы Хроноса, – было последним, что услышала Анфиса прежде, чем всё померкло.

Она успела заметить лишь, как блеснули вытянутые, с красивым декором песочные часы в пальцах у чернокнижника-альбиноса, названного Маркусом. Маленькие, компактные с, казалось, золотым песочком внутри хрустальных, изумительно прозрачных колбочек.

Резким движением мужчина в чёрном зачем-то ударил этим изделием девочку по окровавленной руке. Сквозь притупившиеся чувства единого жжения и мучительной боли тело пронзила новая вспышка прямо в месте касания. Походило, будто он буквально собрался этим ударом впечатать часы прямо в руку сквозь этот глубокий разрез ниже запястья, вживить их в неё, проминая жилы и плоть.

А потом всё затихло. Ни боли, ни голосов, только свист чёрной усиливающейся бури. Девочка будто оказалась на каком-то отдалённом утёсе в сером, безрадостном краю с чёрными скалами и бледным туманом. Выступ то и дело терзали пролетавшие переломанные ветки, поднятые в воздух камни и, казалось, даже выскобленные добела обглоданные кости. Самым зловещим был момент, когда в блеске тысячи ярких и оглушительных молний вокруг можно было разглядеть на костях некие борозды – следы чьих-то свирепых зубов.

Буря извивалась в вышине, создавая из серо-чёрных облаков колоссальную спираль, ведущую буквально в вечность вне времени и пространства, куда-то за грань дозволенного и доступного для понимания. Вихри свистели, как сонм взмахов плети, как армия стрел, готовая обрушиться в любое мгновение.

И звуки этого ужаса перемежались с нестерпимыми воплями, раздающимися отовсюду. Девочка аккуратно шагала вперёд, не ведая, где можно скрыться. Платье её колыхалось в резких порывах, уж чудилось, что саму её вот-вот сдует и сорвёт со скалы в бездонную пропасть.

Но прямо перед ней медленно и величественно выплыла фигура гигантского черепа с невероятной, недопустимой мимикой. Колоссальное неистовое существо явно хмурилось и зловеще улыбалось. Костяной гигант принялся открывать свой зубастый рот. Морозный ветер с колким песком и острыми льдинами срывал капли слёз с юных зелёных глаз. Но теперь девочка знала, кто это перед ней.

Богиня смерти вглядывалась из пещерной глубины своих глазниц на хрупкую фигурку в терзаемом на ветру платьице. Раскрыв рот, внутри которого зияла истинная бездна всего сущего, она издала вопль такой силы, что казалось, он вырвет волосы и просто сдует, сорвёт кожу с Анфисы. Но вот тело девушки дрогнуло целиком, вихрь сбил её с ног и бросил в поток яркого света, что сиял у неё из-за спины. А она лишь сейчас смогла это заметить, уносясь с черноты утёса в слепящий поток.

– Просыпайся, а то опять всё прозеваешь, – резкий, слегка скрипучий голос бонны разрезал воцарившуюся тишину, и Анфиса открыла глаза, лёжа в своей, залитой солнечным утренним светом постели.

Повторение – мать учения

I

Девочка первым же делом коснулась своей шеи, а потом запястья – ни следа того, что случилось. Горло она, разумеется, не видела, но пальцы ощущали отсутствие там какого-либо шрама. А вот на руке воочию можно было узреть, что следов от пореза или удара песочными часами под запястье там не было. На всякий случай она даже понадавливала туда, пытаясь их прочувствовать внутри, но ничего не обнаружила.

– Чего ты? Пульс щупаешь? Живая, живая, с добрым утром! Давай, поднимайся! – стянула бонна с неё одеяло до колен, поторапливая. – Поднимайся, помолись и иди завтракать.

– Просто сон? – всё ощупывала себя девочка.

– Да что с тобой? – нахмурилась бонна.

– Никогда бы не подумала, что буду рада тебя видеть и слышать, – ответила Анфиса, лёжа в кровати.

– Это как понимать?! – Теперь взор гувернантки от возмущения наоборот расширился, брови полезли на лоб, а кожа на лице аж раскраснелась от ярости. – Я ей платье парадное приготовила, а она…

– Снова Солнцестояние? – приподнялась девочка в сидячее положение, глядя в окно.

– Балда неблагодарная! – фыркнула Нана. – Наденешь на праздник сегодня красивые серёжки. Гранатовые либо топазовые, сама выберешь после утренней молитвы. И чтоб с участка никуда ни ногой, не дай бог потеряешь!

– Это я уже слышала, – удивлённо вздохнула девочка. – Весь день по-новой? Жуть… Тогда… надо бежать! – выпрыгнула она из кровати.

– Чулки не забудь, – напомнила ей бонна. – Дыхательную гимнастику давай, – остановила она её. – Вдох-выдох! Вдох-выдох! Глубокий вдох, медленный выдох! Ну? Вот это сердце у тебя колотится.

– Мертвецы! Папа! Магнус! Всё случится! – заявила перепуганная девочка со слезами на глазах.

– Так, тебе кошмар какой-то приснился или что это вдруг начинается? Снимай рубашку и платье одень, – кивнула Нана. – Форточку бы хоть закрыла, простудишься после вчерашней бани! И шторы на ночь принято закрывать! Ты же леди! Сейчас заявятся деревенские оболдуи на тебя переодевающуюся глазеть! Девочка на выданье! А ведёшь себя, как дитё малое, о господи! Храни тебя Творец.

– Тебя храни, – обняла её неожиданно для себя самой Анфиса.

– Так, ну что за телячьи нежности? – вздохнула, закатив глаза, Нана и прикоснулась к девичьим волосам. – И причешись заодно, волосы клочьями…

– В этот раз я забыла, точно, – припомнила Анфиса, как «тот» день начала именно с расчёски.

– Нигде не болит? – прикоснулась бонна сквозь ночную рубашку к грудной клетке девочки. – Дышать не больно?

– Нет, не знаю… Всё в порядке, – бормотала девчушка, расстегнув пуговицы и начав быстро скидывать ночнушку, потянувшись к платью.

Бонна предусмотрительно задёрнула шторку, хотя на лужайке не виднелось никого желающего подглядывать. На подоконник прыгнула чёрная гладкошёрстная кошка, не успев в «этот» раз подставить под солнце переливающуюся шкурку.

– Вон, даже Буба пришла тебя будить, такую засоню. – проговорила дама в зелёном.

– А дальше? – покосилась на неё девочка в розовом платье.

– Что дальше? Смотри, опять пожрёт твои ростки в горшках, – бонна всё косилась не на неё, а на подоконник.

– Это моя реплика, а ты должна была сказать про квашенную капусту, – произнесла Анфиса.

– Какую капусту? Пирожки сегодня с рыбой, и ещё вишню немного соседка Августе передала, угостить. С сегодняшнего дня нам с тобой её есть можно как раз, – отвечала Нана.

– Буба, ну не ешь цветы! – отгоняла девочка кошку от горшков, пока бонна поправляла её рукава платья и застёгивала сзади.

– Так, деточка, уже полдень почти! Скоро обед, скоро Климент мой приедет, уж твой наставник давно за столом, а ты всё валяешься, – причитала Нана.

– Я не валяюсь, я стою, – поглаживала Анфиса кошку, приглядывая, чтобы та не повредила её цветы.

– Чулки надеть не забудь, – напоминала бонна. – Ноги голые.

В этот раз не было никакого смысла заводить разговор ни о капусте, ни о Лукьяне. Анфиса знала наперёд, что мастер-маг от неё откажется. Она плюхнулась на незаправленную постель, одевая чулки и причёсываясь. Бонна собиралась уйти, но решила, что без её присмотра девочка будет всё делать лениво, медленно и отвлекаясь на что угодно, например, на раскрытую книжку бестиария, что на тумбе. Так что стояла над Анфисой как надзиратель.

Умывшись и помолившись, чтобы никаких ужасов не произошло «на самом деле», Анфиса направилась вниз, где царил целый сонм ароматов завтрака. Августа, Кетли и Лукьян ожидаемо были на своих местах. Брать в руки пирожок с рыбой она не стала, выглядела ошарашенной и не понимающей, как вообще всё может вот так повторяться. Сев за стол, девочка даже ударила себя по щеке, дабы удостовериться, что уж теперь всё ей не сниться.