Атомные в ремонте

Все это было очень вредно для корабля, и я с самого начала взялся за комплексный ремонт: выдавал заказ на ремонт корабля «со всеми потрохами». Если завод что-то не умел делать, он нанимал себе контрагента. Объемы работ и ассигнования я закладывал в план, так что недостатка в деньгах никогда не испытывал.

Для кораблей это было благоприятно, а для меня нет. К моим проблемам добавились проблемы вооруженцев, в которые надо было вникнуть, а иногда и понудить соответствующую инстанцию решить вопрос. В конце своей службы я уже 60% времени занимался вопросами вооружения, настолько они были животрепещущими и настолько меня в эти дела втянули. Приходилось самому искать выходы из чужих тупиков и подсказывать возможные решения.

Проблемы воорженцев, не вдаваясь в подробности, можно охарактеризовать так:

– малый ресурс;

– быстрое моральное устаревание вооружения, необходимость во время ремонта устанавливать более совершенное оборудование, не вписывающееся в габариты снимаемого;

– плохие ремонтопригодность и взаимозаменяемость;

– структурная сложность, порой неодолимая для судоремонтного завода;

– специфические требования. Например. Для регулировки навигационного комплекса необходимо твердое основание под кораблем и солнце, значит, эту работу нельзя выполнять в эллинге, зимой на севере и на плаву;

– странный стиль работы ряда офицеров-вооруженцев, которые приспособились работать с промышленными министерствами и не понимали флота, не чувствовали его пульса. Слова о боеготовности и циклическом использовании были для них пустым звуком. Приборные заводы разительно отличались от судостроительных тем, что, грубо говоря, плевать хотели на конкретный корабль, и на флот в целом. Мы, мол, отправили свою продукцию за ворота, и делайте с ней, что хотите, а нам безразлично, на корабле она будет стоять, на танке или лежать на складе. Были такие представители заводов из Ленинграда и Киева, которые нарочно создавали трудности, особенно во время испытаний. Такие фирмы монополизировали какой-то вид техники, замораживали прогресс лет на 20, работали только ради званий и ученых степеней. Приструнить их можно было только с уровня первого заместителя министра и выше.

Словом работы у меня прибавилось, но, честно говоря, я от нее получал удовольствие, пополнялись мои знания, а вооруженцы перенимали от меня навыки сугубо ремонтные.

Вот один пример взаимодействия с ракетчиками. Однажды они спохватились, что в инструкциях ограничен ресурс арматуры в системах предстартовой подготовки, и срочно бросились менять эту арматуру на всех лодках. Да еще требовали ставить лодки в док, как будто доки пустые и только их и ждут. Арматура всегда была дефицитна, а тут они мгновенно истратили все запасы и «заначки». Механики удивлялись: «У нас такая же арматура все время в работе, и ее сберегают десятки лет, а у ракетчиков она работает раз в жизни при стрельбе, и ее новехонькую выбрасывают. Стали прибирать снимаемую арматуру к рукам, где так, а где и за спирт.

Этот процесс развивался так скоротечно, что я его не сразу осмыслил. Вызывает меня В.Г.Новиков (уже заместитель Главкома) и говорит, что ракетчики, если их вовремя не остановить, выведут из строя все ракетные лодки. «Даю вам месяц – разберитесь, подготовьте предложения и организуйте у меня совещание, на котором этот вопрос был бы закрыт».

Попросил ракетчиков, и они прислали ко мне капитан-лейтенанта с чертежами. Усвоив назначение и устройство системы, я стал с ним разбираться, какие части системы работают в воде, какие под напором, от каких зависит отказ в стрельбе, от каких повреждение ракеты. После этого анализа номенклатура, требующая к себе особо бдительного отношения, уменьшилась на 90%. Потом я поехал на два завода («Звездочку» и «Звезду»), переговорил с технологами, побывал на участках дефектации арматуры и ее ремонта. Выяснилось, что вся арматура может быть отремонтирована, и от арматурных заводов-изготовителей требуется лишь небольшое количество запчастей, в основном фторопластовых деталей, поставка которых для арматурных заводов посильна. Так был найден выход из тупика.

С этим ремонтом вооружения я ходил в нашем управлении как белая ворона. В подчинении у нашего главного инженера были два ремонтных отдела: мой, где ремонт был организован комплексно, и отдел обычных кораблей, где, где он велся по старинке. Так вот, 20 лет рядом существовали две разные организации, и мой опыт не был распространен на соседний отдел, настолько прочно укоренились бюрократические привычки и нежелание взять на себя дополнительную ответственность. Так бывает, когда на первое место ставят не корабль, а собственную шкуру.

Подводные лодки резко отличаются от надводных кораблей затесненностью внутренних помещений. Для атомных подводных лодок это отличие выглядит еще разительнее. Стремление приблизить форму корпуса к кораблеобразной (для улучшения гидродинамических качеств) приводит к увеличению диаметра прочного корпуса и уменьшению длины лодки. Поэтому оборудование размещается не традиционно – эшелонами по длине лодки, а в два-четыре яруса по высоте. Кроме того, энерговооруженность атомных лодок (мощность в киловаттах на кубометр объема) в несколько раз больше, чем у обычных, и это приводит к разрастанию электросетей и различных систем.

Удобство обслуживания проектантами еще кое-как обеспечивается, а вот доступа к механизмам для ремонта практически нет. Любая несложная работа сопряжена с сопутствующим демонтажем. Например, трудоемкость замены смазки в подшипниках электродвигателей турбинного отсека составляет 150 нормочасов, а сопутствующий демонтаж, обратный монтаж, наладка и испытания потревоженных систем – 7500 нормочасов. И так во всем.

Технология быстрого ремонта требует широкого фронта работ и вскрытия для этого одновременно шести-семи съемных листов, а по наставлению по живучести (НБЖ) разрешается иметь только одно отверстие в прочном корпусе. Поскольку с одним отверстием ремонт будет длиться в шесть раз дольше, пришлось пересмотреть НБЖ и обеспечивать живучесть другими, не дешевыми способами.

При определении объема работ фактор затесненности играл большую роль. Если механизм не требовал ремонта, но демонтировался в ходе сопутствующих работ, мы производили все-таки для него профилактический ремонт. Искали способы ремонта особо труднодоступных механизмов без выгрузки их с корабля. Например, баллоны воздуха высокого давления. Они взрывоопасны и обязательно должны быть освидетельствованы через определенный срок. А поскольку они в сечении круглые, их можно разместить в таких закоулках, куда прямоугольный предмет никогда не встанет. Нам известны были такие баллоны, до которых не добраться было для их демонтажа; для них была разработана специальная технология.

Вообще-то технология – дело завода, а не заказчика, но отстраниться от этого вопроса нам было невозможно.

Исторически так сложилось, что директорами и главными инженерами судоремонтных заводов назначались выдвиженцы с судостроительных заводов. У них уже был устоявшийся опыт и мировоззрение судостроителя. А в это мировоззрение входило такое правило: корпус, системы и устройства корабля я делаю сам, а механизмы и вооружение только ставлю на фундаменты. Пломбу с ящика пусть снимают представители завода-изготовителя, наладку и испытания проводят они же.

Поначалу эти руководители повели себя так же и при ремонте. «Этот механизм мы будем заменять новым, мы его уже получили». – «А что будет со снятым?» – «Это не мое дело. Могу выбросить на свалку, могу отправить по реквизитам заказчика». Все это произносится с апломбом и сознанием своей правоты. Если бы мы пошли на поводу у таких «руководителей нового типа», далеко бы мы с ремонтом не ушли. Вместо того, чтобы механизму после замены изношенных деталей вернуться на свое место, он пополнил бы собой гору металлолома, в который вложен труд лучших рабочих и инженеров страны и затрачены дефицитные материалы. Не убеждала их и арифметика: насосный завод с трудом обеспечивает программу кораблестроения, а лодок в ремонте в три раза больше, чем в постройке. Так где же взять насосы?