Бывшие. Дурман

Ян открывает дверь с моей стороны и протягивает руку.

– Это вовсе не обязательно, – язвительно отвечаю и игнорирую галантный жест со стороны Стембольского.

– Тариф «бизнес» обязывает, – я замечаю, что в глазах Яна заплясали чёртики. Он явно получает удовольствие от происходящего. – Желание клиента – закон, – он отстраняется, огибает машину сзади и тот же галантный жест проделывает с Сашкой.

Отстегивает ремень. Проверяет, не натер ли он ребенку шею. Подает руку.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не выругаться. Нервы, словно оголенные провода, разлетаются из стороны в сторону и начинают коротить.

– Спасибо, не надо. Саша, я помогу, – вклиниваюсь между Яном и сыном.

Подсознательно я пытаюсь избежать их телесного контакта. Чтобы «зов крови» не сработал.

– Мам, ключи.

Я подхватываю Сашку. Несмотря на то, что ребенок мокрый, я плотнее прижимаю к себе сына.

– Ключи, – повторяет он.

Я спохватываюсь, расстегиваю сумку и начинаю поиски для нашего очередного ритуала. Когда мы подходим к подъезду, Саша открывает двери, прикладывая цифровой ключ к панели домофона. Так ребенок ощущает себя взрослым, помощником.

– Пока, – Саша машет Яну рукой, а я, не поворачиваясь, пытаюсь ускользнуть от своего болезненного прошлого.

– И даже не попрощаешься?! – летит острием кинжала в спину брошенная реплика. – Рина.

От того, как он произносит мое имя, я спотыкаюсь, едва удерживаюсь на ногах и застываю. Ноги словно два бетонных столба. Не сдвинуть. Не пошевелить пальцами.

«Что же ты никак не угомонишься, Ян Стембольский, или мало причинил боли и решаешь дожать ситуацию?»

– Прощай, Ян, – чеканю каждое слово, неимоверным усилием воли сдвигаю себя с места, словно ледокол, и спешу к входу в подъезд.

Только когда железная дверь примагничивается доводчиком к замку, выдыхаю.

Больно, мне до сих пор больно видеть этого мужчину, знать о его предательстве, ненавидеть… или нет?

***

– Где ты была? – сын колошматит по кнопке вызова лифта и смеется.

– Саша, так нельзя. Кнопка может сломаться, лифт застрянет. Тогда нам придется идти на десятый этаж пешком, а ты весь мокрый, – включаю назидательный тон учителя в адрес ребенка.

Ненавижу такие моменты. Где ты на правах родителя должен провести черту между «можно» и «нельзя». Еще бы это работало! Столько книг по воспитанию мною прочитано, а результат один – мой ребенок постоянно проверяет рамки дозволенного и пытается взять первенство в наших отношениях. Может, это потому, что в нашей маленькой семье только я и он?

Стискиваю челюсти до зубного скрежета.

Терпеливо убираю руку сынишки с кнопки и стараюсь перевести дыхание. Сердце стучит о ребра как бешеное. Встреча с биологическим отцом Сашки совершенно выбила почву из-под ног и спутала все планы.

Трясу головой и смотрю, как на табло над дверями лифта меняются этажи. Нельзя себе позволить сейчас думать о семействе Стембольских. Лучше поразмыслить, как установить доверительные отношения с сыном. Наверное, когда он станет старше, все изменится, и я еще буду скучать по таким милым нелепостям, как детское непослушание. Убеждаю себя: все будет хорошо! Вновь бросаю встревоженный взгляд на Сашку. Правильно ли я поступаю, что в нашей жизни нет мужчины? Возможно, если бы я не была однолюбом, то уже давно могла бы выйти замуж, найти настоящего друга ребенку и быть счастливой…

– Мам, чего застыла? Пойдем.

Двери лифта открываются, и металлический голос оповещает о выборе нужного этажа.

Дома мы спешно снимаем всю мокрую одежду. Я включаю кран с горячей водой, теплое испарение ложится крупными каплями на керамическую плитку. Беру мочалку, выдавливаю цветной гель для купания, который так нравится сыну, и начинаю интенсивными движениями растирать Сашу.

– Хочу пить! – немного требовательно и плаксиво затягивает ребенок, когда я стираю влагу с детской кожи махровым пушистым полотенцем.

– Сейчас, подожди минутку, мама поставить твою одежду на стирку, а потом я заварю тебе травяной чай с медом.

– Фу-у-у, – тянет Сашка, – гадость. Сама пей свой чай! Я хочу обычный, сгущенку и блинчики.

– Заболеешь, – натягиваю банный халат на ребенка и быстро завязываю крупным узлом пояс. – В садик не пойдешь, Петьку не увидишь. Будем сидеть дома.

– Ну и ладно, – не моргнув, заявляет сын и с деловым видом проходит мимо меня. – А Петька твой – дурак, – сын оборачивается на мгновение и корчит забавную рожицу, затем хмыкает и выходит.

Я растерянно моргаю и смотрю моему маленькому победителю-неслуху в спину.

Блины так блины. Иду на поводу в очередной раз, прохожу в кухню, открываю холодильник: молоко, пять яиц…

Ставлю продукты на небольшой столик, что еле уместился в крохотном помещении на несколько квадратных метров. Я тогда в положении не сильно расстраивалась, насколько мне досталась маленькая квартирка от бабули. Крыша над головой, свой угол вызывали только восторг.

В доме Стембольских мне никогда не нравилось. Черно-белые тона в интерьере, дорогая мебель, хрусталь, лучшие зеркала. Все это напоминало больше дворец королевы из Зазеркалья. Холодный и неприветливый.

Так и перемещаюсь по кухне от стола до плиты.

Сашка кричит:

– Мам, смотри, какой сильный дождь!

Реагирую мгновенно. Убавляю газ под сковородой. Так привычнее – быть с сыном на одной волне, не игнорировать детское обращение. Одергиваю гипюровую занавеску, еще доставшуюся от бабушки, смотрю на дождь, затем на уличный асфальт. Сердце пропускает несколько ударов.

Машина Яна до сих пор стоит в нашем дворе. Он так и не уехал. Сидит внутри, я замечаю тусклые блики внутри салона от подсветки телефона.

«Что же тебе не живется спокойно, Стембольский?» – тихо бросаю в оконное стекло, оставляя на гладкой поверхности жаркое дыхание.

Я провожу указательным пальцем и ставлю на запотевшем участке знак вопроса.

Глава 3

После заказанного сыном ужина я играю с Сашей в небольшую настолку по рекомендации логопеда. Носатая Баба-яга смотрит добродушно с яркой крышки коробки. На цветном поле несколько богатырей у замка, а дальше при каждом новом ходе нас поджидают интересные задания на развитие речи и логики. Сашка любит синего богатыря, старательно вчитывается в карточку и бросает кубик.

А я, вместо того чтобы разделить радость ребенка, погружена в полное отчаяние. Наивно было полагать, что Ян уедет сегодня и мы больше никогда не встретимся.

Я в третий раз перекидываю кубик, забыв, куда идет мой богатырь, с большим натягом выполняю милое задание: прочитать скороговорку не моргая.

– Мам, ты как сонная муха, – подводит итоги моей слабой игры сын.

– Я просто устала, Саш.

Мой сын – самый большой для меня друг. Именно этот человечек помогал коротать мои бессонные одинокие ночи. Ему я посвящала всю себя, а он мне забавно улыбался в ответ, благодаря, когда ему было всего четыре месяца, а я давилась слезами от счастья и несчастья одновременно.

– Так иди и поспи, – немного по-отечески говорит Саша и ставит богатыря в коробку.

– Мы же не доиграли, – улыбаюсь и помогаю собирать игру.

– В другой раз, – резонно замечает сын, – лучше играть, когда никто не зевает и не считает ворон.

– Верно.

Непослушание и серьезность прекрасно сочетаются в Сашке. Иногда я бешусь от собственного бессилия, что ребенок пытается руководить мной и командовать. Но иногда задумываюсь о том, что меня просто бы не существовало без него.

Я ставлю Саше аудиосказку и отправляюсь на кухню под предлогом грязной посуды. Плотно прикрываю в нашу с ним комнату дверь и, не включая свет, на цыпочках добираюсь до окна.

Черный внедорожник, как приклеенный, стоит до сих пор на улице. Пока я пристально рассматриваю через стекло своего бывшего, не замечаю, как раздается глухая вибрация на смартфоне. Реагирую только на третий раз и замечаю мерцание экрана.

Неизвестный номер уже несколько раз пытался дозвониться. Обычно на чужие телефонные звонки я предпочитаю не отвечать.