Страница 7 из 12
– Нет, не похоже, чтобы врал. Парень подозрительный: явный чечен, хоть и рыжий. Лопни моя селезенка, если он не террорист. – Пташка снова посмотрел на спящего Али – вид у того был совершенно непрезентабельный. – Ну, или хотя бы из сочувствующих им, – смягчил формулировку Пташка. – Но если хоть десятая часть из того, что ты говорил, правда, то я просто обязан спасти Москву! В конце концов, это мой этот... как его... гражданский долг!
Воодушевленный этой светлой мыслью, Пташка Божья плеснул себе в стакан самогонки и, перекрестившись, выпил.
– Ну вот, – сказал он затем, – а теперь я выполню свой гражданский долг.
Пташка встал из-за стола, но в этот момент ноги его ослабли, и он, нелепо взмахнув руками, рухнул на пол как подкошенный.
3
Проснувшись спустя час, Пташка тяжело поднялся на ноги. Несколько секунд он в изумлении смотрел на спящего Али, пытаясь припомнить, что это за парень и как он сюда попал. Память возвращалась неохотно. Тогда Пташка Божья взял со стола бутыль, вылил в рот остатки самогона, занюхал горбушкой хлеба и снова посмотрел на Али. В голове его раздался щелчок – он все вспомнил. Стараясь не скрипеть половицами, Пташка на цыпочках выбрался из кухни и прошел в прихожую. Там он, опасливо косясь на дверь кухни, снял трубку телефона и набрал номер своего старого знакомого– генерала Грязнова.
– Слушаю! – грозно сказал Грязнов.
Пташка Божья поежился.
– Алло, Вячеслав Иваныч?
– Он самый.
– Вячеслав Иваныч, это Пташка Божья!
– Что? Какая к черту пта... Ах, Пташка. Ну, здравствуй, Пташка. Чего звонишь?
– Соскучился. Голос ваш давно не слышал.
– Теперь услышал?
– Да.
– Ну, прощай.
– Подождите! – Пташка Божья осекся, испуганно покосился на дверь и повторил, понизив голос почти до шепота: – Подождите, Вячеслав Иваныч. Вы ведь знаете, я попусту вас никогда не тревожу. Раз звоню, значит, есть повод.
– Продолжай.
– Нам бы встретиться. Лично.
– Что, трубы горят? Хочешь пивка на халяву попить?
– Вячеслав Иваныч, как вам не стыдно? Речь идет не о моем материальном благополучии, а о жизни десятков... нет, сотен людей! Неужели вы так равнодушны к чужой беде?
– Ладно, демагог. Где ты хочешь встретиться?
– В «Бочке».
– Ближний свет! А почему именно в «Бочке»?
– А там пиво дешевле.
– Что-о?
– Гражданин начальник, я ведь о вашем кармане забочусь. Мой карман пуст и дыряв, и забота ему не нужна. Да и место тихое, никто нам там не помешает.
Грязнов помолчал, потом сказал:
– «Бочка» отменяется. Встретимся на явочной квартире.
– Но Вячеслав Иванович...
– Обсуждению не подлежит. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя с ментом. Если тебе потом отрежут уши, я никогда себе этого не прощу.
– Ох и любите вы нагнетать! – вздохнул Пташка Божья. – Воля ваша. Диктуйте адрес.
– Адрес ты знаешь. Серый дом на улице Удальцова. Будешь там через час. Успеешь добраться?
– Попробую.
– Ну, бывай.
Честно говоря, конура была так себе, даром что явочная квартира. Мебель старая, «совдеповская»: два убитых кресла, такой же диван, сервант с допотопными мраморными слониками, скрипучая тахта. На стене – репродукция «Трех богатырей» Васнецова, до того выцветшая, что от Алеши Поповича остались только шлем да дико вытаращенный глаз, а все остальное было окутано дымкой.
– Я смотрю, здесь ничего не изменилось, – сказал Пташка Божья, с усмешкой оглядывая комнату. – Мило и со вкусом. Как, бишь, это называется?.. Минимализм?
– О своих эстетических пристрастиях ты мне потом расскажешь, – строго осадил его Грязнов. – А теперь давай о деле.
– Как скажете.
Пташка развалился в кресле и закинул ногу на ногу. Несмотря на то что квартирка была ветхая, здесь он себя чувствовал важной персоной.
– Сигаретку позволите?
– Бери.
Пташка вытянул из пачки «Мальборо» сигарету, поднес ее к носу, понюхал, сладко жмуря глаза, и только потом закурил.
– В общем, так, – начал, вальяжно пуская дым. – Сижу я, значит, у себя дома, думаю о жизни, ковыряю в носу, как вдруг – звонок. Открываю – Гусь. Это один пропойца с Казанского вокзала. А рядом с ним – незнакомец...
Пташка Божья подробно рассказал Грязнову о своем новом жильце и о речах, которые тот вел. Не забыл ни про то, что скоро в Москве все «затрясется и заволнуется», ни про «братьев-славян», которые по приказу «чернозадых» эти «волнения-потрясения» устроят. А вдобавок сообщил:
– Когда Али колес своих наглотался, то бредить стал. Вроде как бубнить сквозь сон.
– И что он говорил? – спросил Грязнов.
Пташка Божья сделал скорбное лицо и вздохнул:
– Там много не по-русски было. Но кое-что я разобрал. Что-то насчет подкопа под Москвой.
– Подкоп под Москвой? – Грязнов недоверчиво вгляделся в лицо Пташки и сказал: – Под рекой, что ли?
Пташка помотал головой:
– Этого я не знаю. Но про какой-то подкоп он бубнил точно.
Грязнов задумчиво наморщил лоб:
– Бред какой-то.
– Ну вот, – обиженно поджал губы Пташка, – не для того я вам все это сообщал, чтобы оскорбления услышать, гражданин начальник. Я человек маленький, и обидеть меня легко, но если я обижусь по-настоящему, то уже никогда...
– Ладно, ладно, не ворчи, – оборвал его причитания Грязнов. – Что сообщил – молодец. Объявляю тебе благодарность от лица МВД.
Пташка Божья улыбнулся:
– Благодарность – вещь хорошая, товарищ генерал, а как насчет гонорара? Я, конечно, патриот и страну свою люблю, но задарма работать не привык. Любой труд на благо страны должен достойно оплачиваться, так ведь?
– Так. – Вячеслав Иванович достал из кармана конверт и протянул его Пташке. – Вот, возьми.
Пташка взял конверт и с полным достоинства видом, не глядя, запихнул его в карман. Потом все-таки не выдержал и уточнил:
– Много там?
– Обижен не будешь, – заверил его генерал Грязнов. – Если информация насчет готовящейся операции и о подкопе подтвердится, получишь премиальные. Идет?
– Заметано!
– Живешь там же?
– Угу.
– Жильцу своему о пьяном разговоре не напоминай. Про «волнения и потрясения» не заикайся. Мы сами с ним разберемся. Все понял?
– Так точно.
– Ну бывай.
4
Австрия, Вена. Помещение ОПЕК. За несколько дней до сообщения Пташки Божьей.
Халид аль-Адель выглядел весьма солидно, а со своими собеседниками держался снисходительно и вальяжно, как и подобает арабскому миллиардеру, ведущему переговоры с европейцами. Миллиардеру на вид было не больше сорока пяти лет, а благодаря прекрасному телосложению европейский костюм сидел на нем гораздо лучше, чем на двух его собеседниках.
Альхаров и Копылов ждали от него ответа, их лица застыли в немом напряжении, однако аль-Адель не торопился. Он лениво отхлебнул из пиалы чаю, поставил ее на стол, промокнул губы мягкой салфеткой и сказал:
– Господин Копылов, скажу вам прямо: мне ваша идея кажется интересной. Да вы и сами это понимаете: ведь, пока вы говорили, я не перебил вас ни разу. Предлагаемая вами схема, безусловно, заслуживает внимания. Но она нуждается в большой... э-э... доработке.
– Вас что-то смущает в ней? – спросил Эраст Абдурахманович Копылов.
– Да, Халид, – поддержал Копылова Альхаров, – если вам что-то не нравится, скажите прямо. Мы не первый год с вами знакомы. Раньше вам достаточно было моего честного слова.
Халид аль-Адель вежливо склонил голову и ответил:
– Вы правы, Владлен. Но я, кажется, ничем не выразил своего недоверия. Я и сейчас доверяю вашему слову.
– Тогда в чем дело?
– Дело в том, что я не из тех людей, кто подает милостыню. А вы, – он обвел взглядом сидящих перед ним мужчин и улыбнулся, – вы не из тех, кто ее берет.
Альхаров нахмурился:
– Что это значит, Халид?