Страница 2 из 8
С целью стать железнодорожником я поступил в Брянский железнодорожный техникум на отделение «паровозное» хозяйство. Выбрал профессию техник-механик паровозного хозяйства. С большой радостью я проучился два месяца, но вышло постановление Правительства о платном обучении (1940 г.). Пошло массовое отчисление, преимущественно сельских ребят, тех, кто не мог платить за учёбу. Забрал и я свои документы, ведь мои родители ничем мне помочь не могли.
Но я не хотел отказываться от своей мечты. Поехал в Унечу, где поступил в железнодорожное ремесленное училище по специальности слесаря по ремонту паровозов. Проучился до декабря, но было объявлено постановление Правительства о создании ремесленных и железнодорожных училищ с двухгодичным обучением. Учащиеся должны быть не старше 16 лет. По этой формальной причине (был на несколько месяцев старше), я с другими учащимися был опять отчислен.
Пошёл в райком комсомола, получил их рекомендацию и завербовался по оргнабору рабочей силы в город Новочеркасск Ростовской области в 11-ю строительную контору «Севкавтяжстроя». Там начиналось строительство большого алюминиевого завода, очень нужного авиастроительной промышленности. Мы приехали в Новочеркасск в декабре 1940 года. Стройка шла ускоренными темпами, напряжёнными усилиями многих тысяч рабочих. Преобладал тяжёлый физический труд.
Война народная
Наступило 22 июня 1941 года, воскресенье, но для нас это был обычный рабочий день. Заканчивалось полугодие, а план не был выполнен, и мы работали без выходных. Ближе к полудню забегала администрация и объявила: «Собраться всем в 12 часов у заводоуправления». Это объявление вызвало у нас большое недоумение. Гадали разное, но чувствовали, что-то произошло серьёзное. Вышло наше начальство: руководители стройки, несколько военных чинов и партийный лидер. Парторг строительства завода объявил митинг открытым. Сообщил нам: «Сегодня в 4 часа утра фашистские полчища, вероломно, без объявления войны, напали на нашу Родину». Началась Война! Выступающие на митинге командиры производства, ИТР и рабочие были уверены, что война не продлится долго, максимум две недели и враг будет разбит. Особенно оптимистично выступил бригадир нашей бригады каменщиков Трофим Дюндя. Настрой выступающих активистов был: «Шапками закидаем!». Народ слушал молча, со склонёнными головами, в полушоковом состоянии. Но к концу митинга немного взбодрились и поверили в скорый разгром зарвавшегося агрессора. А я подумал, что в этом разгроме мне не придётся участвовать, меня призовут в армию только через два года.
Темпы работ были ещё больше увеличены. Установили 10-часовой рабочий день, отменили выходные. Уже с этого дня началась мобилизация рабочих призывных возрастов в Красную Армию.
В июле все оставшиеся рабочие, в том числе и женщины, были объявлены мобилизованными. Нас, с имеющейся техникой, направили на строительство оборонительных сооружений на левом берегу Днепра. Однажды нас, строителей, погрузили в эшелон и, когда стемнело, повезли по направлению к фронту. Надо было создавать непреодолимые для врага, рубежи обороны. Ехали не быстро, часто останавливались на станциях – зелёную улицу давали только воинским эшелонам. Наша бригада землекопов, в полном составе, расположилась по правой стороне вагона на двух ярусных нарах. Напротив нас бригада плотников дяди Саши. Все они были завербованы из города Ельца. Меня они считали земляком, т. к. Брянск и Елец тогда входили в состав Орловской области. К утру доехали до Ростова. Второй день мы двигались в том же темпе, и вот достигли Донбасса.
К вечеру наш эшелон остановился на крупной узловой станции: Иловайская или Ясиноватая. Его загнали на самый дальний от станции путь. Все остальные пути были забиты воинскими эшелонами. В эшелонах были стрелковые части воинского соединения, которые следовали на фронт. Эти воинские части были сформированы из мобилизованных шахтёров Донбасса. Здесь я увидел тех, кто, по мнению многих, должен был «шапками закидать» гитлеровских агрессоров. Крепкие, здоровые мужики средних лет были в полной экипировке, с оружием, в касках, в новом обмундировании, с сапёрными лопатками, противогазами, котелками, фляжками. Стемнело, наступала ночь, строго соблюдалась светомаскировка. И вдруг до нашего слуха донёсся гул немецкого самолёта.
Раздались крики и сигналы «Воздушная тревога!» Подавали их трубачи-сигнальщики воинских эшелонов, и машинисты паровозов стали давать душераздирающие гудки. И какой же переполох начался на станции. Жуть и страшная паника. Беспредел! Самое страшное явление на войне, особенно при массовом скоплении войск. Паника! Солдаты из эшелонов стали разбегаться во все стороны. Это произошло не в боевой обстановке, а в глубоком нашем тылу, и от гула всего лишь одного самолёта. Он не сделал ни одного выстрела, просто возвращался на свой аэродром. Вскоре службы ПВО разобрались в обстановке и дали сигнал «Отбой воздушной тревоги!» Началась обратная беготня военных, шум, крики, невнятные команды командиров, розыск своих эшелонов и вагонов. Постепенно обстановка на станции нормализовалась. Воинские эшелоны, один за другим, стали покидать станцию. К рассвету на путях остался только один наш эшелон.
Мы спали, когда на рассвете раздался стук в дверь вагона. К нам обратились представители военной комендатуры станции с просьбой помочь собрать на путях и прилегающей территории оружие и боеприпасы, брошенное «вояками» при ночной воздушной тревоге. Подняли строителей и из других вагонов. До сих пор удивляюсь и не могу забыть, сколько же валялось брошенных винтовок, подсумков с патронами на ремнях, касок, сапёрных лопаток, противогазов, фляжек! Мы прошли не только по путям, а и по кустарнику за станцией. Везде валялось оружие, брошенное дезертирами. Мы несли к комендатуре по 3–5 винтовок каждый. Образовалась целая гора оружия. Массовая трусость, дезертирство и предательство. Сотни винтовок было брошено, без боя, ещё не видя живого немца! Вот тебе и «сознательный» пролетариат, рабочий класс – шахтёры Донбасса.
Мы следовали в Мелитополь, но разгрузились на станции Федоровка. Цемента не было, царил беспорядок. В Федоровке мы попали под вражеский авианалёт. Многие рабочие, пользуясь неразберихой, и тем, что паспорта у нас не изъяли, уходили домой.
Первая ночь была беспокойной, спали на соломе во дворе под навесом. Из-за Днепра была слышна канонада орудий. С наступлением темноты был совершен массированный авианалёт на Мелитополь. Через час-полтора налёт повторился. Активно вели огонь наши зенитки, рыскали по небу лучи прожекторов, были видны зарева пожаров. Город горел!
Наступило утро, нас накормили и вывели в степь, где уже был размечен противотанковый ров на огромном расстоянии. Массы людей, мужчины и женщины, строители всех специальностей, стали землекопами. Кроме нас, строителей, сюда были доставлены тысячи граждан, кавказцев, местных жителей. Мы выбрасывали грунт в обе стороны противотанкового рва десятиметровой ширины. Громадный ров уходил до горизонта и гораздо дальше. Работа шла до изнеможения, от зари до зари, вручную, лопатами, с двойной и стройной переброской грунта.
Котловое довольствие, на первых порах, было избыточным, что давало нам силы выдерживать физические перегрузки. Такие сложились обстоятельства. Наш Вождь и Учитель Сталин дал приказ (3.07.41 г.) всё ценное вывезти в тыл из районов, которым угрожала оккупация. А что было невозможно вывезти – уничтожить. Коров, овец, свиней эвакуировали само перегоном, большими табунами. Их гнали по пыльным степям и дорогам, по сути баз пищи и воды, ведь подножного корма, водоемов, практически не было. Сколько может пройти в таких условиях, например свинья? Перегонщики говорили, что не более десяти километров, после чего она садилась на зад и – ни с места. Ей, свинье – безразличны указания Вождя и распоряжение властей следовать в тыл за сотни километров. Такая же картина наблюдалась с овцами и коровами, хотя они могли проходить больше, чем свиньи. Сопровождавшие стада колхозники подходили к нам и с мольбой, просили взять на убой и пищу ослабевших свиней и других животный. Мы, окопники и не отказывались, варили и жарили отменное мясо.