Страница 8 из 8
И тут прозвучала команда подрывникам: «Приготовиться», а затем «Вперёд!» Мы устремились по мосту к зарядам, действовали быстро и слаженно, как было отработанно. Убитого немецкого пулемётчика никто не заменил и пулемёт молчал. Подбежали к зарядам, подожгли бикфордовы шнуры и вернулись в свои окопы без потерь. Какое то время надо было подождать взрыва моста и приказ командования будет выполнен! Никто из нас тогда не знал, что дальше произойдёт жуткая трагедия…
За нашими спинами раздался страшнейший грохот, напоминавший раскаты грома в сильную грозу. Оглянувшись назад, я увидели большой столб дыма и пыли, а над нашими головами на высоте примерно сто метров, прошелестели, вереницей чёрные предметы. Это был залп трёх гвардейских миномётов (Катюш). После залпа они моментально развернулись и покинули позицию. Через мгновение в прибрежном посёлке раздался грохот разрывов, там были фашисты, которые прибыли на автомашинах.
Из дачного посёлка, объятого пламенем пожара от разрывов реактивных снарядов (Катюш), разнеслось мощное «Ура!» Наши воины смяли заслон вражеских солдат и, с оружием наперевес, вбежали на ещё целый мост.
Мост до середины был заполнен нашими прорвавшимися солдатами, когда раздалась серия взрывов. Переправа расчленилась на секции, охваченные огнём, опоры сваливались и уходили под воду. Никто из множества наших воинов, бывших на мосту, не спасся, никто из них не достиг берега. Я не берусь описать своё состояние, когда видел весь этот ужас. Выполняя поспешный приказ нашего командования (их представителя, штабного капитана), мы взорвали своих солдат!!! Болела душа, – как будто мы их предали…
А на том берегу местами шел рукопашный бой. К уничтоженной переправе всё больше выходило наших солдат. Как им переправиться через стремительную, ледяную воду Кубани?
На их выручку отправили замаскированный ниже по течению речной катер. Моторист стоял за штурвалом, с ним был молодой лейтенант из нашей роты. Юнгу Петю оставили на берегу. Тихоходный катер не дошёл до места причаливания. Он был обстрелян фашистами, загорелся, и пылающим факелом, неуправляемый, пошёл вниз в сторону Краснодара. Лейтенант и моторист были убиты. А на подходе к взорванной переправе, рядом с горящим дачным посёлком, всё шёл бой наших частей, оставшихся в окружении. Переправы не было, но сапёрам, было приказано не оставлять позиции и не дать возможности врагу переправиться через Кубань. Однако немцы в этот день и не предпринимали никаких попыток переправиться через реку Кубань.
Ночью мы ушли с бывшей переправы и вошли в адыгейское селение, где нас ждала автомашина. Под интенсивным миномётным обстрелом этого села поехали в сторону гор по трассе Краснодар – Горячий Ключ. Вскоре в придорожной лесополосе мы соединились с жалкими остатками своего батальона, а Барабан и Бурьянов угостили нас горячим ужином. Утром продолжили марш и на второй день вошли в предгорье Кавказа правее посёлка Горячий Ключ. Нам предстояло подготовить рубеж обороны, первый на пути отступления от Ростова-на-Дону.
Бои на Кавказе
Так начался Кавказский период моего участия в войне. Он был самым трудным из всего моего пребывания на фронте, особенно в оборонительных боях, длившихся полгода. Наш инженерно-сапёрный батальон с другими частями обеспечивал оборону на протяжённом участке Джубга – Геленджик. В горах, между этими пунктами, войск для надёжной обороны было мало. На стыках наших обороняющихся частей имелись не прикрытые участки, через которые враги могли выйти к Чёрному морю и перерезать прибрежное шоссе. Вот эти бреши в обороне и должен был закрывать наш батальон. Мы делали различные сооружения и препятствия, устанавливали проволочные заграждения, минные поля и др. В горах, поросших лесом, устраивали лесные завалы, валили лес «крест-накрест», переплетали сваленные деревья колючей проволокой, ставили мины-растяжки, фугасы. Преодолеть такие препятствия схода было невозможно. Создавая их, мы постоянно маневрировали, передвигались по фронту и в глубину. На проезжих участках гор, когда удавалось, использовали автотранспорт, а на вершины взбирались только пешком. Шли мы предельно загруженные, всё приходилось тащить на себе. Тяжкие физические усилия солдата-сапёра на войне!
При этой работе мы несли потери в людях и в автотранспорте от действий вражеской авиации. Особенно нам досаждала «рама» (FW-189), так называли наши солдаты этот самолёт с двойным фюзеляжем, который использовался для разных целей. Основное его назначение было: воздушная разведка, корректировка огня артиллерии и наводка на цели своих самолётов. Кроме того, «рама» имела мощное пулемётно-пушечное вооружение и комплект небольших бомб. Поэтому, она иногда бросалась в атаку и штурмовала обнаруженные цели.
Как-то рано утром мы выехали на автомобиле ЗИС-5 по шоссе из Джубги в сторону Геленджика. Вскоре свернули вправо и въехали на подъём в горы. Начался самый неудобный и опасный участок дороги – слева обрыв в пропасть, а справа отвесная стена. Послышался рокот моторов и из-за гор вынырнула «рама». Заметив нас, она произвела разворот на боевой курс. Стало ясно, будет штурмовать нашу цель, и легко мы не отделаемся. Мы остановились, Герасименко скомандовал: «Воздух!» Мы выпрыгнули из кузова и разбежались в разные стороны. А Герасименко, водитель и ещё двое солдат укрылись под машиной. Это была роковая ошибка командира роты. Раздалась длинная очередь крупнокалиберных пулемётов, послышались крики и стоны укрывшихся под машиной. «Рама» расстреляла наш автомобиль и улетела. Два солдата были убиты, а наш командир Герасименко был тяжело ранен разрывной пулей. Ему раздробило тазобедренную кость. Разбитая автомашина ЗИС-5 горела, пришлось её столкнуть с дороги в обрыв, чтобы дать проехать встречному автомобилю Студебеккер. На него мы погрузили тяжелораненного командира с санинструктором, убитых, и ещё двух наших солдат в помощь. Отправили их в Джубгу. Оставшиеся солдаты с командиром взвода лейтенантом Шевчуком, со спасёнными техническими средствами, продолжили свой путь в заданный район.
Кормили нас плохо, с неделю солдатам не давали хлеба. Старшина Барабан собрал группу солдат и повёл нас в горы собирать подножный корм. Защита от цинги и просто для пропитания. Отошли примерно с километр и старшина Барабан прокричал: «Галушко! Ко мне!» Приказал мне вернуться в батальон и взять на кухне, у повара Бурьянова, три мешка под дикие яблоки, груши и другие плоды. И показал рукой-догонишь нас вон на той сопке. Я прибегаю на кухню и застаю поразившую меня картину «чаепития» повара Бурьянова с бывшим юнгой Петей, которого он взял себе помощником на кухню.
Они пили чай, держа в руке по большому куску хлеба с намазанным сверху слоем сливочного масла. Я попросил дать мне три мешка для сбора подножного корма. Не прерывая «чаепития-чревоугодия», повар указал на кусты и сказал: «Там, в кустах, стоит телега, в ней возьмёшь три мешка». Я подошел к армейской повозке, откинул полог и увидел, что её кузов набит доверху буханками хлеба по 600 грамм. Столько хлеба, когда мы голодали, и увиденное чревоугодие при «чаепитии» меня поразили. Я не удержался и в мешки замотал три буханки хлеба. Не считал это воровством, брал не для себя, а на всю нашу группу солдат. Нам не давали хлеба, при фронтовой норме 800 грамм в сутки на каждого солдата. Повар Бурьянов, детина двухметрового роста, отложил своё «чаепитие», подошел и сказал, что это командирский паёк[6]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
6
Командирский, позже назывался офицерский дополнительный паёк, включал: 1200 гр. сливочного масла, 600 гр. печенья или галет, 3 банки рыбных консервов на месяц. Многие младшие офицеры, на передовой, отдельно его не ели, а делили этот паёк со своими солдатами.