Мэйделе

– Назовите кости черепа… Какие мышцы соединяют… Какова форма и расположение печени… – вопросы сыпались вразбивку, Гита уже давно потеряла счет времени, а находившиеся в той же аудитории студенты смотрели на Мэйделе с жалостью, и с ужасом – на профессора. – Ну что же… – наконец сказал знаменитый врач. – Отлично! Вот так и нужно ориентироваться! Умница, Мэйделе!

– Спасибо! – счастливо улыбнулась девушка еще и оттого, что профессор запомнил, как ее называли.

На других экзаменах было где посложнее, где попроще, но успокаивая себя разговором с Ним, Мэйделе сдавала один за другим. Правда приходила в общежитие выжатая, как лимон. Нудельман, узнав, какие именно экзамены сдает девушка, старался ее поддержать, приободрить, накормить, потому что Гита временами забывала и поесть, но вот минула сессия, теперь нужно было подождать решения пару дней… Тут приехала припозднившаяся соседка.

Машенька была именно Машенькой – в простом сарафане, платке, она приехала из недалекой деревни. Худенькая девушка была пугливой, даже поначалу испугалась Мэйделе, но Гита все отлично поняла и принялась помогать Машеньке с документами, с размещением, отчего комендант улыбалась.

– У меня нет никого, – объяснила Машенька. – Родители от тифа померли, а меня тетка воспитала. Она хорошая, но нас у нее семеро…

– Ничего, вот увидишь, все будет хорошо, – улыбнулась ей Мэйделе.

– А почему тебя тот парень так называет? – поинтересовалась Машенька. – Ведь тебя совсем иначе зовут.

– Меня все так называют, – немного смутилась Гита. – Это «девочка» на языке идиш.

«Здравствуй, милая Мамочка! Ты не поверишь, что со мной случилось! Я сдавала экзамены, очень страшно было на русском сочинении, но все прошло хорошо. А потом внезапно оказалось, что меня берут аж сразу на второй курс, ты представляешь? Я так счастлива, ведь это значит, что мы сможем поскорее встретиться… Я быстрее закончу учебу, и никогда никуда больше от тебя не уезжать. Я так скучаю по всем… Ривка написала, что у нее все хорошо, я так рада! Мама, Мамочка, я скоро приеду, ненадолго, но я успею!» – слез было поменьше, ведь девушка теперь была счастлива.

Получив документы и встав на учет в комсомольском комитете, она отправилась на вокзал – до начала занятий Гита вполне успевала вернуться домой и приехать обратно, спасибо профессору, назначившему ей экзамены первого курса. Как оказалось, такая практика чем-то особенным не была, что девушку очень порадовало. Аркаша еще сдавал экзамены, жалея, что не может отправиться с Мэйделе, но и он вполне успевал, что сулило совместное возвращение в Москву.

Поезд свистнул, неся уже студентку, ударными темпами сдавшую экзамены, домой, чтобы еще хоть немного побыть с Мамой. А вот Ривка не успевала, отчего очень завидовала сестре, но по-доброму. Циля гордилась младшей дочерью, радуясь ее победе, ведь это была и победа Мамы. Сидя в купе поезда, Мэйделе предвкушала встречу с Мамой. Она очень-очень уже соскучилась…

Дорога минула как-то очень быстро, и вот уже спустя совсем немного времени девушка смогла обнять свою самую-самую любимую на свете Мамочку. По дороге с вокзала Мэйделе ничего не говорила, только прижималась к женщине, прикрыв глаза, и Циля гладила свою младшую дочку, которой очень гордилась. Ведь Мэйделе поступила сразу на второй курс!

Еще сдавал экзамены Йося, радуясь сестре, но девушка старалась просто не отходить от Мамы. Как будто хотела накопить ласку впрок, ведь впереди были целых три месяца без Мамы. Мэйделе старалась не думать об этом, а Циля, слушая рассказы о профессорах, понимала, что все сделала правильно. Как бы больно ни было – она сделала правильно. Доченька выучится у очень хороших учителей и вернется, став большим человеком.

Когда пришел приехавший Аркаша, Гита поняла, что уже совсем скоро, отчего девушке все чаще плакалось. Все чаще Мама обнимала и гладила свое дитя. Именно в эти дни Циля больше всего жалела о решении послать ребенка в Москву, но держалась, женщина очень хорошо понимала, что такое «надо». Вот Гита совсем не хотела расставаться с Мамочкой. Не так печалила разлука с Одессой, как с родной Мамой.

– Мама, Мамочка! – снова, как много недель назад, кричала со ступенек вагона Гита. – Я буду писать! Береги себя, Мамочка! И Папу с Йосей! Мама…

Циля плакала, глядя вослед поезду, плакала и Гита в вагоне. Аркаша никак не мог успокоить девушку, уже не зная, что делать, когда ту обняла совсем незнакомая женщина, видевшая прощание этой «мэйделе» со своей Мамой. Плачущую Гиту обнимала женщина, представившаяся тетей Идой, успокаивая ребенка, оторванного от самого дорогого человека на свете. А потом Мэйделе уснула, чтобы проснуться с молитвой на губах. С молитвой на губах вступала в новую жизнь а идише мэйделе.81

Часть 10

Распростившись с Аркашей, как-то очень грустно посмотревшим на нее, Гита отправилась в общежитие. На сердце было очень тяжело, Мама была далеко, отчего хотелось плакать, что замечали люди вокруг. Девушка встала у окна на своем этаже и просто смотрела в окно, ощущая себя как-то… одиноко. Но в голове всплыли строки, вечные строки Песни Песней82, поэтому Мэйделе обратилась к Нему. Губы девушки шевелились, а слова молитвы будто прогоняли тоску и ощущение одиночества, заставляя брать себя в руки.

– Мэйделе! – Зоя Самуиловна, не поленившаяся подняться к девушке, назвала ее так же, как тот явно влюбленный мальчик. – Тебе телеграмма!

– Телеграмма? Мне? – Гита мгновенно развернулась от окна, и видя, как полыхнули надеждой глаза совсем ребенка, женщина только вздохнула. – Спасибо-спасибо-спасибо!

Казалось, еще мгновение, и девушка расцелует пожилую женщину. Читая всего несколько слов, Гита улыбалась, чтобы потом поцеловать бланк. Ривка нашла возможность вырваться из Ленинграда, встретиться со своей младшей сестричкой, чтобы поддержать не умеющую жить без Мамы девочку. Зоя Самуиловна решила попозже поговорить с товарищем Пельцер, иначе девочка сердце себе спалит. Женщина обладала большим опытом, поэтому понимала, что происходит с Гитой.

Ривкин поезд прибывал через три часа, но Мэйделе не выдержала, помчавшись на вокзал. Нужно было, разумеется, ждать, что и делала Гита, вызывая поначалу интерес милиционеров, никак, впрочем, не проявлявшийся. Вот наконец появился поезд, к которому рванулась девушка, и спустя несколько бесконечно долгих минут… Девушки стояли, обнявшись на привокзальной площади, и каждому было видно – это близкие, родные люди.

– Не плачь, Мэйделе, – попросила Ривка. – Так хотела наша Мама, чтобы мы поехали учиться, надо слушаться.

– Я слушаюсь, Ривка, – всхлипнула Гита. – Но это так тяжело – уезжать из родного дома…

– Я знаю, малышка, – старшая сестра погладила младшую. – Ты уже нашла синагогу?

– Да, – кивнула младшая сестра, вспоминая ошарашенное лицо местного ребе.83 – Я молюсь за вас всех, чтобы Он вам ниспослал мир, забрав всех врагов.

– Ох, Мэйделе… – вздохнула Ривка, понимая, как тяжело на самом деле их младшей, их девочке.

Провожать сестренку было больно, но Мэйделе держалась, хотя хотелось только плакать. Она держалась, хотя хотелось не отпускать, спрятать Ривку в карман или… спрятаться самой. Сколько таких прощаний видел этот вокзал… Скольких провожали, будто навсегда… И Мэйделе бежала вослед вагону, желая еще хоть на минуточку удержать перед глазами родное лицо. Когда она остановилась, запыхавшись, слезы все еще текли по лицу девушки.

Так ее и нашел Аркаша, очень беспокоившийся о Мэйделе. Сгорбившаяся фигурка выражала такую тоску, что юноша не смог сдержаться, подбежав и обняв Гиту, этого, казалось, даже не заметившую. Но тепло рук Аркадия помогло взять себя в руки, постепенно захлестнувшая тоска отпускала, помогала и молитва, отчего девушка вздохнула, подняв взгляд на наполненное беспокойством о ней лицо юноши.

81

Еврейская девочка (идиш).

82

Песнь песней Соломона – Четвёртая книга раздела Ктувим еврейской Библии.

83

В альтернативной реальности синагоги, в отличие от реальной истории, закрыты не были.