Страница 6 из 11
Следя за игроками, я размышлял – в чем принцип успеха? неужто только в случайности? Любопытно, чем меня пугает риск авантюры? Возможностью проиграть или выиграть кучку денег? В принципе, деньги у меня есть – то есть, то что проигрывать есть. Я умею добиваться поставленной цели. У меня здоровое честолюбие. Есть желание выиграть хорошие деньги. Что еще надо игроку? Железную силу воли, чтобы вовремя остановиться и остаться с выигрышем? Здесь такое, однако, не приветствуется: пока везет – играй до звонка.
Я, как появился на свет без чувства долга перед обществом, так без него и живу вот уже почти тридцать пять лет. Меня учили приносить пользу, я учился лишь тому, что было интересно мне. С детских лет твердо знал – если говорят на пользу обществу, то подразумевают личную выгоду. А мне претило лицемерие – я никогда не путал общественную пользу с личной выгодой. Будь порядочным – мой девиз – а там будь, что будет.
С таким настроем я и сел за карточный стол игроком.
Первое, что усвоил – большой выигрыш, как и большой проигрыш ведут к большому стрессу, который мне совсем не нужен.
Второе – моя задача за карточным столом не выиграть и не проиграть, а на людей посмотреть и себя показать в пиковых ситуациях.
Третье – не стоит судьбу испытывать на авось: как говорится, не повезет, так мастурбируя триппер подхватишь.
Четвертое – судьбу стоит испытывать на всю катушку, которую она сама дает в твои руки.
Таковы правила, а что на практике? На практике дело было так. Садясь за стол, начиная игру, я выкладывал из кармана всю свою мелочь, играл на нее и в пределах ее без тормозов – испытывая судьбу. Если день задавался, играл так, что партнерам казалось, будто намерено хочу всю сумму немедленно проиграть, которая кон от кона увеличивалась, не смотря ни на что. Однажды было даже такое – я полез четвертым помогать. И сумма была большая, и все отговаривали – не валяй, мол, дурака, и колода уже роздана вся. Я попросил перетасовать сброс и выдать пять карт. Выпало четыре семерки. Кто знает правила игры – это карт-бланш. Вот как бывает!
Если день не задался, и мелочь моя ушла, доставал из бумажника рубль и играл без всякого риска – видно было, что день не мой и не стоит напрягать судьбу наобум.
Такими правилами и железной выдержкой я практически никогда не проигрывал. Это, во-первых, меня не расстраивало. А во-вторых, было лучшим лекарством от всех неприятностей. Что может быть полезнее ощущения, что удача всегда с тобой?
Прапорщик Холодок пригласил всю группу на «обмывание ножек» новорожденного сына. Они с мамой еще в роддоме, вот папа и распоясался…
После работы потемну следовало добираться по указанному адресу в Чапаевке.
В Чапаевке! В бандитском и вражеском поселке – это я с детства еще усвоил, когда бились ватагами на берегах канала.
Мне срочно нужен бронежилет.
Несмотря на страх перед грядущим, испытывал странное возбуждение.
В дороге обошлось без стрельбы – похоже чапаевские гангстеры, как и добропорядочные граждане, пережидали непогоду дома. Выйдя с автобуса, расспросил у попутчиков, как найти нужную улицу. Свернув за угол, увидел небольшую группу людей, стоящих в свете витрины магазина. С видом человека, хорошо знающего, где он находится и что делает, прошел мимо. Нашел нужный дом. Позвонил в кнопку ворот. Меня впустили.
Нас собралось из группы аж целых четыре человека. И всего шесть сели за стол, включая отца и деда новорожденного.
– С ума сойти! – начался разговор за столом. – Снег, метель и мороз… Уж что-нибудь бы одно.
Стол накрыт по-мужски – картошка, соленья, колбаса, сыр, хлеб… и водка, конечно. Поздравили новоиспеченного отца, выпили, заговорили.
– Спасибо, Егорыч, – Алексей похлопал меня по плечу. – Выполнил мою работу.
Это запоздалая благодарность за поставленные на самолет приборы.
– Рассчитывай на меня смело.
– Ты нормальный техник.
– Прежде всего я человек, потом техник. И никогда не боялся замарать свои белые ручки.
Мы пили, закусывали и болтали. Я был уверен, что буду убит, как только выйду на улицу и с удовольствием наслаждался последними минутами жизни.
– А грибочки отменные, – заявил я, и спросил деда Ивана. – Сами мариновали?
– Ага! И мухомором приправляли, – ответил тот.
Трудно было понять, балагурит хозяин или нет, однако в глазах у него мелькали искорки смеха. Он воевал пехотинцем и рассказал историю из фронтовой жизни. Мол, солдатику одному осколками мины напрочь срезало полголовы. Сослуживцы подняли ее, встряхнули от пыли, на место поставили и бинтами присобачили. Мужик выжил.
Я не верил ни единому слову из этой хорошо отрепетированной и умело поданной оптимистической трагедии. Зато ее заворожено слушали подвыпившие прапорщики. А дед Иван наслаждался всеобщим вниманием.
Алексей подмигнул мне, давая понять, что наслышался подобных баек предостаточно.
Мы уже здорово были поддатые, когда дед Иван поставил на стол трехлитровую банку самогона.
– Вы намерены пить до утра? – осведомился я у коллег.
– Трудно сказать, – прапорщик Лысенко пожал плечами. – По крайней мере, я остаюсь.
– И ночевать будешь здесь?
– Как обычно. А ты можешь уйти, когда пожелаешь.
Пить до утра или делить сон с присутствующими не входило в мои планы. Но и покидать дом в одиночку было боязно. Чужой человек на безлюдной улице весьма сомнительного поселка? Я был очень далек от мысли испытывать судьбу – пусть даже снегопад прекратится.
– Тебя жена ждет? – спросил меня дед Иван.
Впервые за последние часы я вспомнил о Томе. Как бы она повела себя, явись я к ней в таком виде и в такой неурочный час? Наверняка пробормотала бы нечто вроде: «Ты совсем рехнулся», и захлопнула передо мною дверь. Только и всего.
Я посмотрел на часы – автобусы еще ходили. Пора было возвращаться домой. Больше выпитого мой организм алкоголя уже вместить не мог – так что от «посошка» я решительно отказался. Дед Иван вышел со мной во двор, покрытый толстым слоем снега. На улице та же картина. Я пошел не очень уверенной походкой подвыпившего мужчины. Хозяин дома стоял в калитке ворот и смотрел мне вслед.
Все более прихожу к выводу, что нашу лабораторию невозможно обогреть трубами. Другое дело – радиаторы, но должно быть поскупились, когда монтировали здесь отопление. Возможно, летом здесь будет прохлада. Я сидел и дрог в зимних «ползунках» в комбинированной куртке и валенках с калошами. Ладони спрятал в «шубинках» – читать еще можно, писать никакой возможности: паста в ручке замерзла.
– Ну мы-то ладно, – ворчал Холодок, – наше дело военное: обосрался и стой. Тебе-то чего, Егорыч, торчать в ТЭЧи коли нет самолета?
На лице Алексея появилась мудрая улыбка человека, который немало пожил и многое успел повидать.
– Сходи к Турченку – пусть отпустит тебя домой. Обычное дело. Вон пилоты – нет полетов, они домой.
– Не удобно как-то: я не на сделке, а на окладе.
Я понимал, что заглатываю наживку, и отдавал себе отчет, что Холодок видит это.
– Давай я схожу.
В обед капитан Турченков заглянул в лабораторию.
– Кошмар! Как вы тут сидите?
– Так и мучаемся, – сказал Холодок. – Алька вон в первом корпусе у диспетчера задницу греет.
– Ты вот что, Егорыч, – сказал начальник группы. – Утром приехал – нет самолета, жопу в горсть и на отъезд. В одиннадцать машина от автобата идет через Увелку в город. Не хер тут сопли морозить, а то еще заболеешь.
Начальник вышел, я своему механику руку подал.
– Спасибо, Алексей Иванович.
– Всегда пожалуйста, Анатолий Егорович. Люди должны помогать друг другу.
Я понял, что снимать и ставить приборы на самолете в регламент придется мне.
– Но как ты сообразил – мне и в голову не пришло, что так можно.
– Видишь ли, давно известно: в летчики берут по здоровью, а в техники по уму. Чувствуешь разницу?
– Быть тебе техником.
– Сразу, как ты на пенсию уйдешь!
– Похоже, что раньше ты демобилизуешься – мне до шестидесяти еще четверть века.