Замечательный сосед

Мы пили, смотрели на танцующих девушек и парней, много курили и обсуждали то одну даму, то другую. На Глеба постоянно заглядывались юные и не очень красотки. Строили глазки, подмигивали даже. Он иногда им отвечал, и я видел, как он прекрасно себя чувствует в таких обстоятельствах, тогда как мне было неуютно. Потому я старался вообще ничьи взгляды не ловить, чтобы потом не чувствовать себе виноватым перед Катей.

Глеб-то свободный человек, может встречаться с кем угодно… Но я помнил, хотя коньяк постепенно погружал меня в призрачный туман, о главной цели своего визита сюда. И, когда мы обсуждали одну из возрастных дам, откровенно стрелявших глазки в Глеба, я сказал:

– Вот ведь, мадам какая. У самой, наверное, дети уже взрослые, а она тут молодой козочкой скачет. Не понимаю я таких.

– Я тоже, – сказал Глеб. – Очень на мою мамашу похожа, кстати… – и он очень грязно выругался, что даже повторить такое не смогу.

– Почему ты так сильно её ненавидишь? – спрашиваю его, сжимаясь внутренне. Задать такой вопрос, это всё равно что ткнуть пальцем в чужую кровоточащую рану и поинтересоваться: «Ну как? Больно?»

Глеб, прежде чем ответить, отвернулся от танцпола. Та дама тут же потеряла к нему интерес, переведя взгляд на другого симпатягу. А мой собеседник налил себе полную рюмку коньяка и выпил залпом. Он даже не поморщился.

– Тебя предавали когда-нибудь? – спросил Глеб, глядя мне куда-то на подбородок.

– Да, – ответил я. – Макс оказался предателем. Он тайком от меня создал оффшорную компанию, через которую прогонял наши деньги. А я ведь столько лет считал его лучшим другом!

Глеб поднял глаза. Взгляд его показался мне каким-то… странным. Он вроде бы захотел что-то сказать, но передумал, а только ухмыльнулся.

– Так ведь его убили, кажется, – сказал он.

– Да.

– А теперь ты его простил?

– Конечно.

– Вот и я прощу свою мамашу, когда узнаю, что она сдохла, – злобно говорит Глеб, доставая сигарету.

– Но на вопрос ты так и не ответил, – снова ступаю на скользкую грань, понимая прекрасно: всё это может плохо для меня кончиться.

– Почему я не могу её простить?

– Да.

– Потому что мой мир рухнул, когда она уехала. Просто рассыпался на осколки. Вот, смотри, – с этими словами Глеб берет стакан с соком, выпивает, а потом выносит руку из-за стола и раскрывает пальцы. Стакан летит вниз и разлетается на сотни осколков. Тут же рядом оказывается официант с метлой и веником. «Я возмещу», – говорит ему Глеб. Тот быстро (сказывается опыт) собирает стеклянные кусочки и уходит.

– Вот так и мой мир разбился.

– Но ведь ты жив, здоров, значит, сумел восстановиться? – спрашиваю.

– Да, сумел.

– А ты не узнавал, почему она так сделала?

– Нет. И не хочу.

– Может, если бы ты узнал, то смог её простить?

– Вряд ли. Слушай, а посмотри вон на ту красотку, а? На ней штанишки фиолетовые в облипочку. Ножки прелесть, и попка такая… орешком. Нравится? – вдруг меняет Глеб тему. Я смотрю в указанном направлении.

– Не знал, что тебе парни нравятся, – замечаю шутливо.

– Мне?! – удивляется сосед.

– Ну да, присмотрись, это же парень.

– Тьфу, зараза, – смеется Глеб. – Я правда подумал, что девчонка. Слушай, а у тебя никогда не было… ну, с мужчиной?

– Чего не было?

– Секса, не совместного же ужина, – хмыкает Глеб.

– Нет, и я не интересуюсь. А ты?

– Не знаю, – загадочно говорит сосед. Смотрю на него с плохо скрываемым удивлением. Он ловит мой взгляд и смеется. – Что, подумал, будто я гомик? Нет, я не из таких. Хотя могу признавать мужскую красоту.

– Разве в этом есть что-то особенное?

– Конечно. Большинство мужчин ни об одном другом не могут сказать: «он очень красивый» или «классный и сексуальный», – поясняет Глеб. – Сразу в голубые запишут. Будешь потом объяснять, что ты не верблюд.

– А ты почему можешь так говорить, если гомиком себя не считаешь? – спрашиваю его.

– Да просто потому, что я внутренне свободен от этих предрассудков.

– Вот и неправда.

– Почему?

– Потому что не знаешь, какие причины побудили твою мать уйти из семьи, а выводы сделал и не желаешь их пересматривать, – говорю я. Теперь уже не просто сжимаюсь внутренне, а превратился в стиснутую до предела пружину.

– Да что ты докопался до моей мамаши, чтоб ей пусто было! – злобно говорит Глеб. «Началось, сейчас поругается со мной», – думаю, но дальнейшее меня поражает. Сосед молчит, а потом, махнув неожиданно рукой, продолжает. – Хотя ты прав, наверное. Я обиделся на неё, проклял и забыл, а что там у неё случилось, не знаю.

– Хотел бы узнать?

– Может быть… когда-нибудь, – неопределенно отвечает Глеб. – Ладно, пойду разомну косточки.

Он встает и, немного пошатываясь, идет на танцпол. Но стоит ему там оказаться, как неожиданно сосед преображается. Начинает гармонично и главное вполне достойно (то есть без выкрутасов, как большинство) двигаться под музыку, и я даже засматриваюсь на него. Моё-то «танцевание», а по-другому не скажешь, – это бессмысленный набор «два прихлопа – три притопа». Если есть люди, которым медведь на ухо наступил, и потому нет музыкального слуха, то на мне мишка косолапый ещё и попрыгал – аккурат на ножках, потому танцевать не умею совершенно.

Но Глеб – он совсем другое дело, и в нем я неожиданно открыл новый талант. Он, наверное, хореографией в школьные годы занимался? Вон как отплясывает. И… что это? Тот парень, который ранее показался моему соседу девушкой, крутится около него. Интересно, чего вдруг? Я присмотрелся. Ну точно. Улыбаются друг другу, подмигивают. Вот это да! Не зря, видимо, Глеб завел разговор на «голубую» тему. Значит, она для него имеет какое-то значение…

Стоп. Фил. Тот самый сумасшедший гей, который самоубился в камере. Он же говорил мне во время мальчишника про любовь к Глебу… Так, может, между ними и было что-то такое? Вот это да… Я поражён до глубины души. Ай да сосед! Не перестаёт удивлять. Но пусть себе. Всё-таки мной сделан большой шаг на пути его примирения с матерью. Он же задумался о желании узнать, почему та ушла. Дальше буду развивать эту тему, глядишь, что-то и получится.

Неожиданность последовала через несколько минут. Глеб пошёл к нашему столику вместе с тем парнем в фиолетовых штанах в облипочку!

– Знакомься, Серж! – фривольно сказал сосед. – Это Аркадий, можно просто Кеша.

– Приятно познакомиться, – я протянул пареньку руку. Тот оказался довольно юным, лет девятнадцати примерно. Очень худеньким, довольно по-гейски (то есть разноцветно и манерно) одет, при этом даже напомнил мне чем-то Фила.

– Ты не против, если он посидит с нами? – спросил Глеб. Я мотнул головой. – Вот и классно. А то он здесь совсем один. Договорился встретиться с другом, а тот не пришел и на звонки не отвечает.

Вскоре подошел официант, мы пополнили наши запасы алкоголя с соком и дальше пили уже втроём согласно старой русской традиции. Только я заметил: Кеша не слишком-то любитель выпить. Он больше губы мочил в коньяке и ставил рюмку обратно. Вернее, два тоста смог так продержаться, а на третий попался Глебу, и тот спросил, как в старых советских фильмах: «Ты меня уважаешь? Тогда пей. До дна». Ну, а поскольку не ему платить за выпивку, Кеша был вынужден послушаться.

 Чем дольше он сидел с нами, тем больше мне казалось, что между ним и Глебом постепенно нарастает симпатия. Я начал ощущать себя третьим лишним на этом «мужском празднике жизни», но и уйти не мог: все-таки сам же соседу предложил оторваться в ночном клубе. И пока я думал, как мне дальше себя вести, эта «сладкая парочка» вовсю веселилась, что-то радостно обсуждая. Мне надоело, я махнул рюмашку и пошёл делать вид, что танцую.

Две песни выдержал, а когда загремела третья, решил пойти обратно. Но, глянув на наш столик, обомлел: Глеб и Кеша, нежно поглаживая затылки друг друга, целовались взасос.

Я стоял и смотрел, словно молнией поражённый, на Глеба и Кешу, и не мог сдвинуться с места, пока меня довольно крепко не толкнул какой-то бугай в черной рубашке. Типичный «хозяин положения»: на бычьей шее толстая золотая цепь, на запястье правой руки поблёскивают массивные золотые часы.