Страница 163 из 208
Из кости и рога изготовлялись ложки (рис. 129, 30, 31), шилья, отжимники для расщепления кремня, иглы. Кроме игольников из трубчатых костей птиц, появился новый тип — из трубчатых конусовидно обрезанных костей хищных животных. Игольники богато орнаментировались резными линиями (рис. 129, 24, 25).
Глазковцы, как и их неолитические предки, продолжали использовать в своем туалете пластинки из резцов марала и кабана, подвески из клыков тех же животных, реже — из резцов лося. Однако в целом набор украшений претерпел существенные изменения и не только в связи с появлением бронзовых вещей, а главным образом благодаря вошедшим в широкий обиход и ставшим характерным отличительным признаком глазковской культуры шлифованным нефритовым кольцам и дискам (рис. 129, 11, 12, 17). Эти украшения делались только из нефрита беловатых оттенков, в отличие от орудий, для которых в основном употреблялся нефрит зеленого цвета. Примечательно, что многие кольца и диски вырезаны станковым способом, вероятно, при помощи кремневых резцов нуклевидных форм. Известны кольца из перламутра. В погребениях кольца и диски располагаются у головы покойника или на груди; трактовка их как солярных символов представляется достоверной. Часто встречаются заменяющие нефритовые изделия шлифованные кружки из мраморовидной породы. К глазковской культуре, видимо, относятся и прямоугольные подвески из нефрита.
Особенно часты в глазковских могилах перламутровые дисковидные бусинки, вырезанные из раковин (рис. 129, 19). Выделяются два типа: массивные небольшого диаметра, использовавшиеся как низки для браслетов и для нашивания на одежду, и более крупные и тонкие, пришивавшиеся на одежду наподобие чешуйчатого покрытия. Возможность использования металлических сверл привела к появлению бус цилиндрических форм, сделанных из пирофиллита или агальматолита (рис. 129, 18). Иногда их ошибочно называют пастовыми.
Основываясь на расположении украшений на костях скелетов, А.П. Окладников реконструировал одежду глазковцев. Самой характерной деталью ее был передник или нагрудник, расшитый бусами из перламутра и украшенный нефритовыми кольцами. Бусы и каменные кружки, найденные у запястий, входили в состав браслетов или обрамляли манжеты рукавов. В погребении 1 пади Глубокая найден браслет, составленный из мраморных пластинок. Бусы, мраморные кружки, подвески из клыков марала, встреченные у колен и стоп, вероятно, нашивались на обувь типа унт. Украшался и головной убор. В целом одежда глазковцев реконструируется наподобие одежды тунгусов (эвенков, эвенов) и юкагиров.
Для понимания верований глазковского населения особое значение имеют находимые в погребениях антропоморфные изображения из рога и мамонтовой кости. В погребениях 4 и 6 могильника Усть-Уда и в могиле 4 Семеновского могильника оказались по две плоских, сделанных из бивня мамонта фигурки, по-видимому, изображавшие мужчину и женщину. Они имеют отверстия для пришивания, а расположение фигур рядом на груди и в области живота погребенных позволяет предполагать, что они были прикреплены к одежде (нагруднику?) В погребении 26 Верхоленского могильника у плеча взрослого, захороненного совместно с ребенком, найдено парное антропоморфное изображение, вырезанное из тонкой пластинки оленьего рога. Парные изображения известны пока в захоронениях с вытянутыми костяками. Единичные антропоморфные фигурки, стилистически близкие парным, происходят и из вытянутых погребений. Они найдены в могилах 2 и 5 Усть-Уды, I могильника Братский Камень (рис. 129, 1–3), I могильника Новый Качуг. В погребениях 2 Усть-Илги и 9 Усть-Уды были только костяные изображения человеческих голов (рис. 129, 2) — возможно, части фигур, сделанных из других, менее долговечных материалов. Примечательно, что антропоморфные изображения в ряде случаев сопровождались предметами, которым можно приписать сакральные значения. Так, в погребении 9 Усть-Уды была костяная скульптура лягушки, а в погребении 5 этого же могильника — скульптурная головка лося и коренной зуб ископаемого носорога. Вероятно, антропоморфные изображения, стилистически близкие по своему исполнению «шайтанам» эвенков и нганасан, несли в себе и близкую «шайтанам» семантическую нагрузку. Скорей всего, эти могилы принадлежали служителям культа.
По определению Г.Ф. Дебеца, погребение 4 Усть-Уды содержало скелет женщины. В погребении 1 Братского Камня захоронен ребенок. Инвентарь остальных погребений с антропоморфными изображениями позволяет выделить и мужские, и женские захоронения. Отсюда можно предполагать, что служителями культа могли быть люди обоих полов и что избранниками становились с раннего возраста. Вполне возможно также, что антропоморфные «шайтаны» могли принадлежать и рядовым членам общества, как это наблюдалось у современных народов Сибири.
Погребальный обряд и сопровождающий умерших инвентарь позволяют судить о некоторых сторонах религиозных представлений глазковцев. Ладьеобразные надмогильные каменные кладки, ориентировка покойника по течению реки говорят о том, что «страна мертвых» была на севере и попасть туда можно было лишь речным путем. Набор погребального инвентаря соответствует половозрастному разделению труда, которое сохраняется и в загробном мире. Намеренные поломки орудий (наконечников стрел, топоров), положенных с покойником, видимо, связаны не столько со страхом перед умершими, сколько с необходимостью «умерщвления» орудий, отправленных в «страну мертвых».
Похоже, что в социальной жизни глазковцев преобладали элементы патриархального уклада. Это отражено в наличии немногочисленных парных одномогильных захоронений, в которых лежали мужчины с женами-наложницами, и парных «соседских» погребений, где мужчина и женщина лежали в расположенных рядом отдельных могилах, объединенных иногда единой каменной кладкой. Могилы соседского типа, вероятно, принадлежали супругам, умершим в разное время. Появление соседских могил, в которых погребались супруги и их дети, свидетельствует, видимо, о замене родовых могильников семейными. Существование в глазковской культуре одномогильных захоронений двух мужчин А.П. Окладников объясняет появлением рабов-военнопленных. Последним могли принадлежать и безынвентарные погребения, встречаемые в глазковских могильниках наряду с «богатыми» могилами. В соседском погребении 1 Верхней Бурети в одной из могил были похоронены убитые стрелами женщина около 40 лет и ребенок в возрасте до одного года, а в другой — мужчина 40 с лишним лет. Убийство женщины и ребенка определяется как ритуальное, совершенное при погребении господина-мужа.
Для глазковской культуры известен ряд погребений мужчин, скончавшихся от боевых ран стрелами. В могиле 3 Нижней Бурети и в погребениях 17 и 28 Верхоленского могильника в костях скелетов найдены застрявшие стрелы. В двойном захоронении молодого человека и подростка у с. Усть-Илга на р. Лене первый костяк был перекрыт обломками не менее четырех десятков костяных пластин прямоугольной формы размерами 24×4×0,5 см. Вероятно, они являлись частями боевых защитных приспособлений. С умершим был положен большой нефритовый топор, служивший, возможно, боевым оружием. Не исключено, что многие глазковские топорики использовались как томагавки.
Есть основания предполагать, что в особенностях вооружения и погребального обряда отразились кровавые столкновения, участившиеся во второй половине II тыс. до н. э. в связи с начавшимся разложением первобытно-общинных отношений, появлением рабов и рабынь, а также с увеличением численности населения на юге Восточной Сибири и перемещениями этнических групп из степных и лесостепных районов в более северные районы, что было обусловлено усыханием климата. Население степей должно было в условиях прогрессирующей аридизации климата искать пути к выживанию. Одним из таких путей были миграции степняков на север, что влекло за собой проникновение на север ряда достижений южных культур.
Период ранней бронзы в Забайкалье. Изучение бронзового века Забайкалья началось еще в дореволюционный период, но до недавнего времени объектом исследования являлись в основном плиточные могилы и случайные находки бронзовых изделий карасукского облика. Знакомство с периодом ранней бронзы началось по существу лишь с раскопок Фофановского могильника на р. Селенге (Окладников, 1928, 1950а; Герасимов, 1941). Материалы этого памятника позволили А.П. Окладникову выделить два типа погребальных комплексов, характеризующих ранний и поздний периоды эпохи бронзы. К раннему были отнесены погребения с типично глазковским инвентарем, к позднему — погребения с бронзовыми орудиями, напоминающими карасукские изделия Южной Сибири, и с керамикой, покрытой «вафельными» отпечатками. Дальнейшие археологические исследования привели к появлению ряда публикаций с обобщающей характеристикой эпохи бронзы по материалам памятников Западного и Восточного Забайкалья (Гришин, 1975, 1981; Ивашина, 1979; Кириллов, 1979, 1981; Кириллов, Рижский, 1973; Окладников, Кириллов, 1980).