Страница 76 из 78
Глава 26
Эпилог второй
В этом мире ничего не идёт по планам. Всё и всегда наперекосяк. Не хотел же влезать Брехт в эту войнушку, хотел ограбить Вену и Мюнхен, и что, оказался не только в самом эпицентре, так ещё и побил Буонопартия. По частям, правда. Да, почти во всех стычках первых сильно везло. Всегда заходил французам или в тыл или во фланг, и они тупо к этому не готовы были. А с другой стороны, разве оказаться в нужном месте в нужное время это не одно из достоинств полководца. Только с гвардией и кавалерией Мюрата пришлось встретиться лицом к лицу. Вывод простой — против пули Петерса и нарезных винтовок Бейкера, соединённых вместе, сейчас нет ни тактики, ни стратегии. Может, в голом поле конница Мюрата его два батальона пехотинцев втоптала бы в промороженную чешскую землю, но … Это восемь тысяч против тысячи двести. А если восемь против восьми?! Просто два залпа и нет конницы у Мюрата, да и самого Мюрата. А если, как при Бородино у него будет время подготовиться и флеши всякие настроить, или как с товарищем Даву ёлками огородиться, то и тысяча бы спокойно разделалась с восемью. О чём отлично свидетельствует битва под Белградом, там было, ну, пусть, в сумме четыре сотни против четырёх тысяч. Да, сербы пришли на помощь вовремя, но это же десятикратный перевес численный, и это были янычары. Лучшие и храбрейшие воины современности. Русские с австрияками бы разбежались после первого же залпа.
Пожалел после разгрома корпуса маршала Даву Пётр Христианович сотни тысяч русских мужиков, что погибнут в Наполеоновских войнах, влез в ненужную войнушку. Побил. Ну, и замечательно. Он тут ни при чём, это всё хан Нахичеванский какой-то с абреками и казаками. Узнавший его Константин, не иначе с божьего повеления тут же напополам был ядром разорван. Казалось, всё чики-пуки, нужно дать время казакам и черкесам набрать трофеев и свалить по-английски, не прощаясь.
Не получилось. Получилось вот как.
Во-первых, казаки с лезгинами и примкнувшим к ним полуэскадроном Мариупольских гусар увлеклись, преследуя самых ретивых убеганцев Мюрата, и на полном скаку врезались в избивающих русские гвардейские полки французов. Вообще, на этот момент в живых осталось полтора десятка тысяч французов. Это немного побитый корпус Бернадотта, пусть восемь тысяч человек, в основном пехота и почти полное отсутствие артиллерии, так три конных батареи, в основном мелочь, 6-ти фунтовки. И дивизия генерала Миколы Удино из пятого корпуса маршала Ланна
Почти шесть тысяч разгорячённых преследованием брехтовской конницы врезалось во фланг батальонам Бернадотта и прошла их строй насквозь. Осознав, что увлеклись, первыми развернулись мариупольцы. И при этом оказались прямо перед кирасирами и карабинерами Нансути. Тут бы восьмидесяти гусарам и конец пришёл, но их манёвр повторили сначала тоже закованные в панцири лезгины, а следом и четыре тысячи казаков. Эта лава просто смяла горстку французких карабинеров и кирасиров, и вломилась в далеко не стройные уже ряды, и без того потрёпанных ударом полка имени его Высочества Константина Павловича, лёгкую кавалерию Келлермана. Так что не гусарам, а уланам с кирасирами конец пришёл. Уланы полегли все, как и гусары французские. Кирасиры Нансути продержались чуть дольше и забрали с собой полсотни казаков и пяток мариупольских гусар. У лезгин было только трое раненых. Они фехтованием не занимались, расстреливали противников из двуствольных пистолей.
Маршал Бернадотт, находившийся среди кирасир со своим штабом, был также изрублен. После этого эпического действа кавалеристы не стали ждать пока развернётся пехота и дали дёру назад к Праценским высотам.
Иван Губа, находившийся в первых рядах и атакующих, и отступающих доложил Брехту о лихой рубке с кавалерией противника. И Брехт уже совсем было решивший покинуть поле боя, именно по-английски, опять передумал, чего недобитого врага оставлять за спиной. Он спешил лезгин и мариупольцев, дал команду перейти по трупам кавалерии Мюрата егерям и гренадерам овраг, и повёл две тысячи пехотинцев теперь на пехоту Бернадотта, выручать гвардию. Казакам же важное задание выдал. Добить раненых и покалеченных в овраге французов и начать собирать трофеи.
— Меня интересуют только ордена и сабли генералов, всё остальное берите себе. Не жадничайте, нам до Пресбурга всё это на себе тащить.
— Так заводных коней теперь полно, вон, по полю, сколько мечется, зараз их сгуртнём, и на них добычу к чайкам твоим княже и доставим. — Прикольно этот чубчик всё же смотрится, додуматься до такой причёски надо.
— Согласен. Время не тяните, нужно до вечера убраться отсюда.
Брехт догнал уже выдвинувшихся на северо-запад егерей. Выстрелы там всё ещё слышались, но больно редко. Явно, получив неожиданный удар бешеной кавалерии во фланг, французы теперь думали, как бы ноги унести, а не как помножить на ноль русскую гвардию. Два одиночества встретились, кто-то из французких генералов отводил пехоту на запад к холму этому Зурич или Зорич и в левый фланг отступающим полкам Бернадотта Пётр Христианович своих и вывел. Французы, надо отдать им должное, стали быстренько перестраиваться в цепи, лицом к новому противнику. Наивные албанские юноши. Пока они перестраивались, сначала открыли огонь из слонобоев егеря, а потом по достижению дистанции в триста метра и остальные начали стрелять. Не залп, кто как подготовился и нашёл место, чтобы пальнуть, тот тогда и стрелял и сразу вновь заряжал винтовку.
Бах, бах, бах. Цепи французов перестали перестраиваться, некому стало. Остатки побитых уже изрядно полков бросились бежать и наткнулись на огибающих командный холм черкесов Марата Карамурзина. А это пять тысяч сабель. На полторы — две тысячи деморализованных и бегущих пехотинцев. Вырубили черкесы всех, пытались французы сдаться, но команда была чёткая — пленных не брать. Совсем не нужны были Брехту живые свидетели применения им шрапнели и пуль Петерса. Пусть они не знают, что это такое, но умные дядьки, задавая правильные вопросы, догадаются шпионов к хану Нахичеванскому послать. Долго держать эти секреты Брехт и не надеялся, но ведь чем дольше, тем лучше.
Одним соловом, черкесы вырубили остатки корпуса Бернадотта, и тут Марат и похвастал, что его племянник Исмаил отрубил голову и Наполеону, и всем его генералам.
— Вон они в мешках на тех двух лошадках. Эта рыжая, вроде, лошадь Наполеона.
Брехт сначала обрадовался, а потом задумался. Ну, отрезанные головы генералов ему может и простят. Хотя кто его знает, а вот голову, оттяпанную у императора, точно не простят. Императоров убивать нельзя. Они все братья.