Зерно магии

– Я думал, что вы тюфяки постирали и они сохнут, – задумчиво почесал затылок Вен.

– Нечего там стирать было. Шерсть, которой ваш прадед или его жена набивали матрасы, скаталась в камни. И мы с Зулей её сожгли вместе с насекомыми, которые в ней жили. Теперь нужны новые тюфяки. Чехлы мы сошьём – в сундуках нашлись запасы ткани, годной для этого – но наполнить их нечем. Хорошо было бы купить уже обработанную, чистую шерсть…

– Леди, давайте мы в городе всем закупимся… – начал было Вен, которому не хотелось менять намеченные планы, плестись в деревню и тащить на собственном горбу пусть и нетяжёлые, но достаточно объёмные мешки с шерстью.

– В городе вам и так большие покупки предстоят – мы с Зулей уже список приготовили. Да и шерсть у крестьян дешевле покупать, чем у купцов, которую, скорее всего, им перекупщики сбывают. Пусть каждый из них по медяшке набавит на меру веса, посчитай, во сколько раз цена вырастет.

Отчего каждый раз, разговаривая с гостьей, Вену хочется с недоумением почесать в затылке? Разве он сам не знает о такой хитрости, что покупать дешевле там, где выращено и сделано? Знает. Зачем же тогда, как капризный ребёнок, начал возражать на пустом месте? Ох, не даёт ему покоя та бумага о высокородстве, хочется доказать девчонке, что он не ниже и не хуже. Да толку-то в том… Правы были родители, что не говорили сыновьям об указе герцогском. Не туманили голову мечты несбыточные о том, каким важным господином мог быть он, если бы… А вот что за условие должно было сбыться, парень пока не придумал.

– Хорошо. Сходим, купим, принесём. Только денег ваших нам не надо. Свои есть. Не нищие мы, – едва сдерживая злость на самого себя, Вен говорил кратко, рублеными фразами. – Но потом уплывём. Жена, еды в дорогу приготовь.

И пошёл спать – в дом без длинных, чёрных от копоти тенёт, свисающих с потолка, с побелёнными стенами, которые словно раздвинулись, сделав комнаты просторнее, с переставшим дымить очагом, обмазанным свежей глиной, с чисто выметенным полом и до блеска начищенными сковородами и кастрюлями. В дом, пахнущий чистотой, вкусной едой и уютом. И пусть пока кровати вместо тюфяков были застелены старыми зимними плащами, зато ночью казавшиеся неистребимыми клопы больше не мешали спать.

Уже почти заснув, Вен вдруг подумал: «А был бы настоящим бароном, мог бы на такой девушке жениться». Но даже вздрогнул от мысли этой. Нет уж, не надо! Для него нет никого лучше доброй, покладистой и красивой Зули. То, что она пока не самая лучшая хозяйка, так какие её годы – ещё научится. Да, наверное, не так просто прислал в их дом Небесный наставник эту чудну́ю леди, которая неведомо каким образом меняет жизнь его семьи. Даже Пак другим стал. Если бы не знал старший брат о необратимости последствий той страшной детской болезни, то подумал бы, что разум постепенно к младшему возвращается. «Жаль, что это не так», – с грустью вздохнул Вен и уснул, помня о завтрашнем трудном дне.

Глава 10

Дрова Вен продал сразу. Едва лодки, гружёные вязанками дров с закреплённым между ними бревном, пристали к дощатому причалу, как к ним, толкая друг друга, бросилось несколько человек, и каждый стремился первым разговор завести.

– А бревно продашь? – спросил кто-то из набежавших. – Я бы за него хорошие деньги дал.

Вен только отрицательно головой тряхнул:

– Прежде с дровами разобраться надо. Кто сколько за вязанку даст?

Перекупщики опешили, стали переглядываться меж собой.

– Так как всегда… Пять медяшек вязанка. Сколько у тебя? Всё возьму, – прогудел с причала бородатый мужик, стоящий впереди всех.

Вен помнил его по прошлым разам. Он всегда первым цену называл, и дрова предлагал все сразу забрать. Но стоящие за его широкой спиной заволновались, зашумели, требуя что-то и им оставить. И так было каждый приезд, будто ничего не менялось в этом городе. Будь то зима или лето, хорошая погода или плохая, урожайный год или недород.

– Если разом, то по семь медяшек, – громко объявил Вен, радуясь, что голос от волнения не сорвался и не дал «петуха».

– Что так? – нахмурился бородатый.

– Женился я. Молодку подарками радовать надо. Да и брат уже в возраст вошёл. Глядишь, тоже не сегодня так завтра решит семьёй обзавестись, – вроде бы с шуткой, но сохраняя серьёзное выражение лица, объяснил парень.

Стоящие на берегу задвигались, зашушукались, кто-то хихикнул, кто-то охнул – о том, что Пак не вполне здоров, знали многие.

– Ну если только поэтому, – вновь взял на себя переговоры всё тот же мужик. – Хорошо, дам семь. Но заберу всё!

Вен только плечами пожал – забирай.

– Эй, Риз, ты чего это придумал? Есть договор давнишний, а ты всё по-своему норовишь сделать, – из толпы выскочил мелкий, едва бородачу до плеча достающий торговец. – Если на то пошло, то я и по восемь медяшек могу всё забрать. Вместе с бревном!

– Бревно не продаётся, – напомнил Вен, наблюдая за тем, как стремительно увеличивается цена на его дрова.

До драки дело не дошло, и торговцы умудрились меж собой договориться выкупить все дрова разом по семь медяшек и разделить поровну на первых трёх прибежавших на причал. Вязанки выгрузили, деньги пересчитали и отдали, но с берега не уходили. Умирая от любопытства, ждал народ, что же Вен будет с дубом делать.

А братья вымели из лодок мусор, насыпавшийся с поленьев за время плавания, развязали сумку с припасами и, не обращая внимания на зрителей, принялись за скромную трапезу. Когда ничего не происходит, интерес быстро пропадает – вот и перекупщики, поняв, что бревно никому не продают, разбрелись по своим делам.

– Дальше-то что делать станем? – тихо спросил Пак брата.

– Ждать, – последовал короткий ответ. Вот только в голосе не было столько уверенности, как Вен выказал в самом начале. Получится ли задуманное? Кто знает.

На другой день обитатели пристани почти весь день исподволь наблюдали, как братья, охраняя свой дуб, сидели в одной из лодок, не отлучаясь далеко. Разве что по очереди в кустики бегали. На все предложения продать бревно на дрова Вен только качал головой. Но к вечеру на берегу началась суета, отличимая от повседневной.

Сначала прибежал подросток лет пятнадцати. Не говоря ни слова, издали осмотрел дерево, что-то посчитал на пальцах и умчался прочь. Вернулся через час с человеком много старше его и, почтительно стоя чуть поодаль, не мешал вновь прибывшему ещё более пристально рассматривать бревно. Ушла парочка торопливо. Тот, что постарше, ещё и обернулся несколько раз, словно хотел удостовериться, что дуб именно такой, как нужно.

– Чего это они, брат? – заинтересовался Пак.

– Надеюсь, их мы и ждали, – привстал в лодке Вен, вглядываясь в ту сторону, куда ушли заинтересовавшиеся их добычей.

И не ошибся. Через несколько долгих минут ожидания братья увидели, как к причалу шествует, опираясь на массивную трость, человек в нарядном камзоле. Рядом, но отставая на полшага, семенил тот, что недавно был на берегу, а в задних рядах свиты, состоящей из пяти человек, маячил парнишка, прибежавший первым.

Важный господин не чинясь спустился к лодкам, постучал тростью по дереву, прислушался к звуку. Спрыгнул в плоскодонку, пробрался к дубу и, положив на него руки, замер, прикрыв глаза. Набежавшие любопытные, наблюдая творящееся священнодействие, притихли. Братья, потеснившиеся на корму, и вовсе дышали через раз.

Наконец, что-то определив для себя, покупатель повернулся к продавцам.

– Сколько?

Нет у важного господина времени и желания расшаркиваться в приветствиях перед селянами.

– Двести! – в тон ему ответил Вен.

Брови визитёра удивлённо подскочили. Никак не ожидал он услышать такой цены. Да умеет ли этот рыбак – или кто он там? – до двухсот считать, называя такую сумму. Может, ошибся и ляпнул что первое на ум взбрело? Но, взглянув на серьёзное лицо парня, понял, что и считать умеет, и цену не с потолка назвал. Понимая, что торг будет непростым, господин обмёл белоснежным платком поперечную лавку, называемую моряками банкой, и тяжело на неё опустился.