Страница 49 из 58
— Попросить вашей руки, — последовал ответ.
Дзинь! Всё же исполнилось моё желание раскоцать чашечку. Хорошо, что эта была из дешёвых, а не из синского фарфора.
Глава 36. К чему бьётся посуда?
«Если чашка разбилась об пол — скоро произойдут неожиданные и благополучные события». Примета
У меня вопрос: Скоро — это когда? А благополучие для кого?
Это «дзинь!» прозвучало как сигнал к тишине. В большом зале все замолчали и обернулись на нас.
Ну всё… — расстроенно подумала я. — Сейчас набегут, начнут претензии предъявлять, обвинять в косорукости. Такой момент романтический испортила…
Народ действительно набежал. В мире, где так мало развлечений, любое мало-мальское происшествие — событие. Ну как, народ… Человек пять покупателей, до этого лениво бродящих по рядам средь выставленных образцов, столько же приказчиков, мои дуэньи и сам хозяин с чашечкой синского фарфора в руках.
Я уже воздуха в грудь набрала для извинения и обещания оплатить убытки, когда он, заглядывая мне в глаза, участливо спросил:
— Мадемуазель, вы не пострадали?
— Да вот… — начала было я, но тут вступился Иван.
— У баронессы Вежинской голова от духоты слегка закружилась. Мы сейчас на свежий воздух выйдем, и всё наладится. Обопритесь на мою руку, Мария Павловна.
Но хозяин склада энергично замахал руками:
— Нет-нет! Не двигайтесь! Под ногами осколки, вы можете пораниться! Сейчас пришлю уборщика, он заметёт их, потом пойдёте. Подождите минутку!
— Вот ещё… глупости, — фыркнул Иван, подхватил меня на руки и понёс к выходу.
— Месье! Месье, — закричал нам вслед купец. — Там справа беседка есть. Присядьте, а я слугу пришлю с водой.
Что происходит? Я с трудом удерживала челюсть в нормальном состоянии, чтобы она не отвалилась, демонстрируя всем, в каком шоке я нахожусь.
Мне только что сделали предложение, потом извинялись за то, что я разбила чашку, теперь носят на руках. Мамочка дорогая, я сплю?
На руках было уютно, но неловко. Всё же я не Дюймовочка. Во мне роста метр семьдесят пять и килограмм восемьдесят живого веса плюс одежда. Надорвётся жених такие тяжести таскать.
Жених… слово-то какое смешное.
— Иван Фёдорович, отпустите меня немедленно! Люди смотрят…
Поставил на пол, за руку придерживает, и тут я вспоминаю, что тело Машеньки Вежинской, доставшееся мне в наследство, вполне изящное и весит от силы килограммов пятьдесят вместе с одеждой. Но не проситься же назад… на ручки.
Тут еще и запыхавшиеся дуэньи догнали нас.
— Мадемуазель, месье, что случилось?
Спрашивали они хором, обращаясь к тому, кто больше понравился. Городская экономка (кстати, так и не знаю как её зовут) ко мне, а мадам Пэти — к торговому представителю.
Пришлось Ивану ещё раз повторять объяснение:
— У Марии Павловны закружилась голова, и она уронила чашечку, которую держала в руках. Я и вынес девушку на свежий воздух.
— А отчего голова-то закружилась? — не поняла мадам Пэти.
— Это, наверное, я виноват. Сделал баронессе предложение руки и сердца. Вот она и смутилась.
Всё же местные тётки слабее — они свои челюсти удержать не смогли. Стояли, приоткрыв рты, и непонимающе хлопали ресницами.
— Пройдёмте в беседку, — предложил Иван. — На проходе стоим. Мешаем.
По глоточку цедя прохладную воду с лимоном, я слушала, как выговаривали дуэньи Ивану за нарушение всех правил приличия.
— Месье Ружинский, вы же должны понимать, что так нельзя! Мадемуазель Мария хоть и без родственников и опекунов, но не одинока. У нас в замке её очень ценят, уважают и любят. Можно было прежде к Его Светлости графу де Венессент обратиться, или хотя бы к господину управляющему, шевалье де Моро. Он сейчас в Тулоне, с нами по делам приехал. Что ж вы так… с наскоку-то? Всё же баронессу сватаете, не белошвейку безродную.
Иван, в глазах которого скакали бесенята, внимал, кивая с самым покаянным видом, признавая свою вину перед нарушенными правилами приличия, но мою свободную руку держал хоть и нежно, но крепко. Давал всем понять, что своего он не упустит.
— Мадемуазель Мария, вы-то что молчите? — вдруг строго обратилась ко мне экономка городской усадьбы.
Теперь всё внимание на мне сосредоточилось, ещё и «торговый представитель» масла в огонь подлил:
— Да, Мария Павловна, что ж вы молчите? Ответьте, согласны ли вы принять мою руку и сердце?
Тут он опустился передо мной на одно колено, жестом фокусника чуть ли не из воздуха достал кольцо и протянул мне. Кольцом это ювелирное изделие называть было неверно, ибо это был Перстень. Массивный, с тёмно-зелёным камнем в замысловатой оправе. Явно древний, дорогой и… магический. Его мощную магию почувствовала, лишь мельком взглянув на камень, играющий внутренним светом.
От происходящего у меня мурашки побежали по телу, похолодели пальцы рук и ног, и я — какое счастье! — потеряла сознание.
Проснулась я в комнате, выделенной мне в Белом крыле. Именно проснулась, а не пришла в себя. Повертела головой, боясь ощутить боль или головокружение, но чувствовала себя прекрасно. Горничная, сидевшая с шитьём в кресле у окна, заметила мою активность и вместо того, чтобы поприветствовать или спросить о самочувствии, бросилась к двери.
Испугалась, что ли? — подумала я и попыталась подняться.
— Нет-нет-нет!!! Лежите, сударыня! — остановил меня смешной человечек, похожий на Оле Лукойе из мультика, ртутным шариком вкатившийся в комнату.
Такой же полненький, с очочками на толстом носу, с такими же пушистыми белыми волосиками, окружающими лысину. Даже одежда была похожа: короткие штанишки, белые чулки, башмаки с пряжками, расстёгнутый сюртук и под ним яркая жилетка. Он опустился в кресло, стоявшее у моей кровати, взял меня за руку и прикрыл глаза.
Пульс, кажется, по-другому считают, — подумала я. — Хотя кто их, местных эскулапов, знает. И дядька этот, может, вовсе не доктор, а так… рядом проходил.
— Скажите, сударыня, как вы себя чувствуете? — аккуратно укладывая мою руку на одеяло, спросил человечек.
— Недоумеваю, — улыбнулась я собеседнику.
— Отчего же? — взгляд поверх очков изучающий и чуточку лукавый.
— Представляете, просыпаюсь я в своей комнате, в своей постели, вижу, как горничная бросает своё рукоделие, вскакивает и убегает. Вместо неё появляетесь вы и мало что не велите вставать, но берёте за руку, ещё и вопросы задаёте, — я сделала «страшные» глаза и, понизив голос, трагично прошептала: — И даже не представились! — Продолжала я уже без актёрства: — Я, конечно же, догадалась, что вы, месье, доктор…
Но гость отрицательно потряс головой:
— Я целитель, мадемуазель. Исследую и лечу магические потоки человека. Ваша магия проснулась недавно? Как я вижу, не больше трёх месяцев назад. И вас никто не обучал, как правильно пользоваться даром? Обращались к дару нерегулярно? Раздражение, чрезмерная активность, нарушение сна было? — я подтверждала предположения, а тот грустно кивал. — Хорошо, что приступ случился с вами в Тулоне, а месье Ружинский знает, к кому обратиться. Правда, меня удивляет другое… Природный дар у вас скромный. Такого отката не должно было быть. — Посмотрел на меня и, склонив голову к плечу, спросил чуть ли не шёпотом: — Скажите, милая барышня, а не колдовал ли кто очень-очень сильный недавно рядом с вами?
Кивнула. Было такое. Но то, что это драконы магией баловались в шаговой доступности и дух-хранитель эксперименты ставил, говорить не стану. Всё равно не поверит. Но, похоже, целителю и говорить не надо было. Он так радостно всплеснул ладошками и посмотрел на меня, словно я рождественский подарок.
— Вы их видели? — глаза горят, очки на самом кончике носа каким-то чудом держатся, кулачки сжал. Фанатик! Ей-богу, фанатик!
— Только почувствовала сильный магический фон рядом, и всё, — натягивая одеяло повыше, ответила я.