Дракон выбирает судьбу

– Его судили? – спросила Джемма, прекрасно понимая, каким будет ответ.

– Да ну брось ты. Судить дракона за смерть человека? Мне выплатили компенсацию, чтобы я не поднимал шума. – усмехнулся Андреа. – И я ее пропил. Из адвокатской конторы меня предсказуемо уволили… и все завертелось.

– Ты можешь мне не верить, – произнес Гилберт, – но я искренне тебе соболезную. Я разделяю твое горе и понимаю, почему ты делаешь то, что делаешь. Мы отдаем тебе Джереми Уилкока, убийцу твоей жены. Делай с ним, что хочешь. Можешь посадить на цепь у себя в подвале, можешь зажарить с луком и съесть, неважно. Ты хочешь отомстить дракону – так отомсти тому, кто перед тобой виноват, а не всем нам разом.

– Джереми Уилкок переехал в Барахайт, – Андреа обернулся от окна, и Джемма убедилась, что он выглядит спокойным. – Греется у теплого моря.

Гилберт только плечами пожал.

– Думаешь, мы его тебе не привезем? Привезем. Отомсти своему дракону и живи мирно и спокойно с остальными.

Некоторое время Андреа молчал, потом вздохнул и протянул Гилберту руку.

– Договорились. Я с вами.

“Насколько же он хотел отомстить все это время, если решил-таки заключить с драконами союз”, – подумала Джемма. Гилберт и Андреа обменялись рукопожатием, а потом Северный Ястреб произнес:

– Ладно, тогда оставлю вас. Джейм, до завтра, – он посмотрел на Джемму, и в его глазах мелькнули мягкие, почти драконьи искры. Губы до сих пор горели от поцелуя – когда они ехали из сада в “Мяту”, то Джемма не знала, как теперь будет смотреть в глаза Гилберту. Она сердито осаживала себя – при чем тут Гилберт, Сибилла Бувье ждет от него ребенка! – и все равно чувствовала, что изменяет, даже не ему, а чему-то глубокому и чистому в самой себе.

– До завтра, – откликнулась она. Когда Андреа вышел из номера, то Гилберт запер дверь, обернулся, и Джемма ощутила, как на нее накатывает волна вязкой покорности, полностью лишая даже мысли о сопротивлении, делая послушной и мягкой, растворяя в себе.

Сейчас она слишком устала, чтобы сбросить драконье притяжение. Просто поднялась, сделала несколько шагов и вместе с Гилбертом села на диван. Он взял Джемму за руку и хмуро произнес:

– Мне неприятно это с тобой делать. Я сейчас просто переступаю через себя. Но ты выслушаешь меня и никуда не уйдешь.

*** 

Этот день вымотал его, выпил все силы, высушил. Слишком много всего случилось. Тело умоляло об отдыхе, разум был ясным и злым, и этот контраст напоминал Гилберту о драконьем гриппе.

Джемма смотрела на него мягким умиротворенным взглядом, и лишь в глубине, за тихой покорностью, по-прежнему горел тот огонь, который сегодня вспыхнул в ней в студии Падди Кейвиварна, и Гилберт не хотел, чтобы он погас.

– Это ненадолго, – пообещал он. Взял Джемму за руку – пальцы были прохладными и сухими. – Но я должен все рассказать, и ты меня не перебьешь и не уйдешь. Господом клянусь, это правда.

– Хорошо, – едва слышно прошелестела Джемма. Гилберту подумалось, что она его не простит за это внушение, за эту кукольную покорность. Что ж, так тому и быть.

– Я не изменял тебе, – повторил он то же, что говорил ей сегодня в здании телецентра. – На меня повлияли примерно так же, как я влияю на тебя сейчас. Механизм сходный, я не знаю, кто это сделал, но я узнаю, и ему это не понравится. Джемма, поверь. Я люблю тебя. Как только ты вернулась в Марнабер, я сразу же оставил все остальное в прошлом.

Джемма кивнула. В глазах появился влажный блеск, словно она хотела заплакать, но внушение не позволяло. Оно вообще не позволяет лишних эмоций, иначе психика перегорит, и на выходе получишь не человека, а растение.

Гилберт прекрасно это понимал.

– Теперь что касается Сибиллы Бувье. Да, она была моей любовницей, – Гилберту хотелось вырвать себе язык за эти слова. – Ключевое слово “была”, я даже мысли не допускал о каких-то других отношениях, когда ты вернулась. Кроме тебя, мне никто не нужен.

Он не знал, как сказать об этом правильно. Как вынуть из груди душу, показать Джемме, чтобы она поняла, чтобы поверила, чтобы не смотрела так, как сегодня, когда уходила прочь, а Сибилла торжествовала.

– И это не мой ребенок. Во-первых, я всегда забочусь о том, чтобы таких сюрпризов не было, – произнес Гилберт, понимая, что сейчас, в эту минуту, просто сокрушает все хорошее и живое, что было между ними. Джемма не простит его за это внушение – но она и без этого не прощала. А так хотя бы выслушает. – А во-вторых, я бы знал об этом раньше любых тестов. Я тебе уже говорил об этом сегодня и повторю еще раз. Я не лгу, Джемма. Господом клянусь, не лгу. Я люблю тебя.

Он убрал внушение – осторожно, словно снял тонкую ткань, наброшенную на девичью голову. Несколько мгновений, пока туман морока утекал из глаз Джеммы, она смотрела на него мягко и безмысленно, а потом ее взгляд заволокло слезами. Гилберт обнял ее за плечи, привлек к себе, начал говорить что-то негромкое и бессмысленное, то, что говорят детям, чтобы успокоить.

– Прости меня, – сказал он. – Прости, Джемма, прости.

Она всхлипнула. Провела по лицу, стирая слезы. От ее волос пахло цветами, нежностью, травами, человеком, с которым она сегодня сидела рядом. “Неважно, – подумал Гилберт. – Все это уже не имеет значения. Важны только мы”.

– Платье, – произнес Гилберт. Джемма удивленно посмотрела на него, словно не могла понять, что он имеет в виду. – Платье, в котором ты была вчера. Где оно?

– В сумке с вещами, – ответила Джемма. – Зачем оно тебе?

– Переодевайся, – приказал Гилберт и поднялся с дивана. Джемма тоже встала – теперь в ней вновь был виден тот огонь, который наполнял ее сегодня в прямом эфире. – Переодевайся и поехали отсюда. У нас мало времени.

Времени и в самом деле было немного – и Гилберт больше не собирался его терять. Он купил кольца вчера утром – положил коробку в карман, и сейчас, когда прикоснулся к ней, бархатный ларчик показался ему сундуком с сокровищами.

Он боялся, что Джемма будет спорить, и не знал, что будет делать, если получит решительный отказ – отказ был предсказуем после Сибиллы в его объятиях и новостей о ее ребенке. “Разбирайтесь со своей личной жизнью, фро Сомерсет, и оставьте меня в покое” – так могла бы сказать Джемма, но она лишь прошла к двери, которая вела в спальню, и спросила:

– И что мы будем делать?

В ее голосе не было ни ненависти, ни неприязни – и пусть Гилберт не услышал в нем особенного тепла, это его не напугало. Джемма вышла, вынесла платье – такое воздушное и чистое вчера вечером, сейчас оно было похоже на старую линялую тряпку.

Ну и пусть. Он улыбнулся.

– Сделаем то, что должны были сделать много лет назад, – ответил Гилберт и спросил: – Фра Джемайма, вы окажете мне честь и станете моей женой?

Лицо Джеммы дрогнуло, словно она вновь готова была заплакать. Все, что случилось за эти невыносимые сутки, рухнуло и рассыпалось. Гилберт не знал, где находится, в номере отеля или у себя дома много лет назад – залитый утренним солнцем, он смотрел на Джемму, видя мраморного ангела в очертаниях ее лица и развороте плеч.

– А драконы? – спросила она.

– Плевать на драконов. Плевать на все, важны только мы, – ответил Гилберт. – Жаль, что я не сказал тебе этого раньше.

Джемма вздохнула. Зажмурилась – слезы снова брызнули.

– Да, Гил, – услышал он, и над головой поднялось такое облако искр, что Гилберт даже испугался – не спалить бы гостиницу. – Да, я согласна.

*** 

Платье казалось Джемме опороченным. Закрыв за собой дверь в спальню, она вынула из шкафа другое – светлое, с юбкой-колокольчиком – и, неожиданно выпустив его из рук, опустилась на край кровати почти без сил.

“Гил, я тебя люблю, – подумала она, – но ты разрушишь свою жизнь”.

Наверняка Гилберт Сомерсет попробует сохранить в тайне свою свадьбу, но это не то шило, которое можно утаить в мешке. А когда все узнают, что он, дракон, хозяин всей прессы королевства, женился на бывшей драконьей доле своей семьи, то скандал будет колоссальный.