Страница 4 из 75
2. Пробуждение
Проснулась я оттого, что кто-то нагло и настойчиво пытался влезть в мое декольте. Причем бережными горячие прикосновения назвать никак не получалось.
– Сеня, прекрати!
– не открывая глаз, я махнула рукой, желая оттолкнуть своего главного креативщика.
Ну, а кто еще мог так нахально распоряжаться телом своей начальницы? Анечка не посмела бы…
Вместо довольного мужского гогота услышала обиженный писк и звук, как будто в стену бросили туго набитой подушкой.
– Это что было?
– Я с усилием разлепила веки, проклиная про себя искусственные ресницы.
Обнаружила, что нахожусь в кромешной тьме, слегка подсвеченной откуда-то снизу нежным золотистым мерцанием.
Мерцание начало подниматься, приближаться, становиться ярче. Будто кто-то поднимал с пола большую свечу или целый канделябр.
– Какого хрена вы придумали?! И сколько я тут уже разлеживаюсь, что за окнами стемнело совсем?
– подпустив в голос строгости, спросила я в сторону сияния.
– Живая! Мартелла! Получилось!
– пропищал тонкий, какой-то даже мультяшный голосок.
Из-за края гроба показалось нечто небольшое, нервно трепещущее крылышками и лучащееся слепящим светом.
Херувимчик? Нет… Очертания вроде не те. Глаза слезились, влага застилала взор, и рассмотреть крылатое чудо никак не удавалось.
– Ребята, прекратите!
Существо, не обращая внимания на мой недовольный командный тон, бросилось мне на грудь.
Я, не будь дура, резко отмахнулась.
Сияющая тушка, получив славный пендель, с воплем отлетела куда-то во тьму и, судя по звуку, снова шмякнулась об стену, а потом тихо сползла по ней.
– Нет, ну это уже не смешно. Я встаю, - предупредила свою зарвавшуюся банду шутников, повертела затекшей шеей, схватилась за края домовины и попыталась сесть.
Тело повиноваться не спешило. Оно вообще ощущалось непривычно слабым, легким и, кажется, очень-очень холодным.
Меня пробил озноб. Руки просигналили, что они держатся вовсе не за дерево, обитое атласом, а за что-то твердое, грубо сработанное и отнимающие последние крохи тепла. Когда-то мне приходилось держаться поздней осенью за прутья чугунной ограды. Тогда ощущения были похожие. Но это что получается? Меня, спящую, переложили из белой дощатой домовины в какой-то железный ящик?!
– Эй, тут есть кто-нибудь?
– позвала я в темноту, пытаясь нащупать край кружевного покрывала.
Не то чтобы надеялась, что тонкая до прозрачности ткань меня согреет, но хотя бы убедит, что все происходящее - не дурной сон.
– Мартелла, ты злая девчонка!
– услышала в ответ жалостливый всхлип.
– От второй сущности так не избавишься!
Я с трудом уселась. Отыскала взглядом единственный в помещении источник света. Поняла, что ошиблась: это был не херувим. Это был птеродактиль. Маленький, размером с детский трехколесный велосипед, светящийся птеродактиль! Ну, или какой-то похожий ящер с крылышками. Еще и говорящий. Электронная игрушка? Так заморачиваться даже Сеня не стал бы, при всей любви креативного директора к тупым розыгрышам!
– Ты кто?
– уставилась на ящера в изумлении.
Раз больше никто не отвечает, попытаюсь хоть у него выяснить, что происходит.
Птеродактиль отлепился от стены. Встрепенулся, помахал крыльями - перепончатыми, с когтями на сгибах.
– Судя по всему, я - самый невезучий недодракон в мире, - пропищал он ворчливо.
– Мало того, что моя человеческая часть решила расстаться с жизнью, так при воскрешении, видимо, еще и память потеряла.
– И где теперь эта несчастная?
– я снова попыталась оглядеться по сторонам.
Шея отозвалась резкой болью. Я даже застонала сквозь зубы и принялась растирать спазмированную мышцу.
Птеродактиль взлетать и бросаться на меня больше не пытался. Сидел, нахохлившись, на полу и трагически вздыхал, разевая зубастую пасть.
– Мартелла, если ты решила пошутить, то сейчас не самое подходящее время, - сообщил он.
– Через пару часов настанет рассвет и за нами придут.
– Кто придет? Зачем придет?
– не поняла я.
Мне вдруг стало страшно. Нет, а кто бы не испугался на моем месте? Легла полежать при свете дня, в заброшенной, но все же христианской церкви, в компании десятка давно знакомых сотрудников, которые были мне друзьями и отчасти даже семьей. Очнулась - в темноте, в чугунном ящике, в обществе говорящей крылатой рептилии!
– Хоронить придут. Твои бренные останки. И мои, между прочим, тоже! Я ведь без тебя тоже того… Лапки протяну и хвост откину.
По поводу лапок и хвоста я бы даже посмеялась, но крылатый ящер был трагически-серьезен, да и в целом обстановка к веселью располагала мало.
– Ну, живой-то не похоронят?
– с надеждой уточнила у говорящей рептилии.
– Всего пару часов назад ты считала, что брак с делесом Грэдигом хуже смерти. Передумала, значит?
– Осуждающие нотки в голосе ящера стали еще более явственными.
– Готова себя заживо похоронить в его мрачном замке?
Хоронить себя я была не готова ни в каком виде.
– Боженька, миленький, если это сон, то я хочу проснуться!
– прошептала, истово крестясь.
Не помогло.
Дракончик посмотрел на меня непонимающе, но, похоже, решил, что я просто обмахиваюсь рукой.
Я попыталась вспомнить, как можно убедиться, что все происходящее - реально. От души ущипнула себя за бедро. Ауч! Больно… И бедро какое-то неродное: слишком уж худое и жилистое. А я, пусть и не пампушка, но дама в теле.
Ладно. Допустим! Просто допустим, что я не сплю, и вот этот говорящий птеродактиль вполне реален и говорит правду.
– Замуж - не хочу.
– Сообщила я ему.
– Есть идеи, как сбежать от жениха? И, кстати, кто меня за него сосватал?
– Неужели?
– ящер встрепенулся. Засиял пуще прежнего.
– Ты в самом деле готова прислушаться к голосу разума?
– Излагай давай, недодракон несчастный.
– За недодракона - ответишь, - тут же фыркнул мой собеседник. Как будто сам себя пару минут назад не обзывал теми же словами.
– За делеса Грэдига тебя твой отец сосватал, впрочем, с полного согласия мачехи.
– За что он меня так?
– изумилась я.
Если мой сон - болезненная фантазия по мотивам сказки о Золушке, то батюшка должен бы меня любить. Все не по-людски, все неправильно!
– И это забыла? Ты - величайшее разочарование в его жизни, Мартелла! Он рассчитывал, что ты родишься высшей драконицей. Ну, или драконом. А ты явилась на свет такой же разделенной, как он сам, хотя твоя мать была Истинной.
– Матушку я тоже разочаровала?
Дракончик вздохнул и слегка повел крыльями, изображая пожатие плечами.
– Увы и ах!
– драматично провозгласил он.
– Для экти Каисы мы с тобой оказались постыдной ошибкой молодости, о которой она предпочла забыть сразу, как разрешилась от бремени и поняла, что крыльев ее дочери не видать.
Признаться, после этого рассказа мне стало по-человечески жаль бедняжку Мартеллу, которая провинилась перед родителями лишь тем, что родилась не такой, как им хотелось бы.
– И теперь неугодную дочь решили сбыть с рук, - пробормотала я вслух.
– Что с тобой? Ты о себе как о ком-то другом говоришь!
– напрягся дракончик.
– Впрочем, некогда. Бежать надо. Уходить!
Уходить - значит, уходить. А то, неровен час, и правда придут, схватят, выдадут замуж не пойми за кого. Объясняться с дракончиком, что я - не Мартелла, потом буду. Если раньше не проснусь.
– Куда бежать-то?
– Я подвигала руками, ногами, убедилась, что они слушаются, и с кряхтением выбралась из чугунной ванны, заменившей Мартелле гроб.
Дракончик к этому времени немного очухался от удара об стену. Вспорхнул с пола, присел на дальний край ванны - подальше от моих рук и даже ног.