Страница 121 из 143
Какой француз! Черт бы их взял! Кто держит их, и тот недобрый человек, а они только научают басурманской веры. Я, сударь, и жена моя учит и учим священного писания, а не французских книг, которые научают только закон божий не наблюдать да в пост мяса есть, — а это уж и совсем проклятое дело. Нет, государь мой милостивый, не намерен я его отдавать на руки французам.
Воля в том ваша. Извините меня, что обеспокоил вас. Оставим сию материю, которая меньше важна, чем разговоры о домостроительстве. И смею у вас спросить, каков ныне хлеб родился?
Слава богу, рожь сама десяти, а яровое еще не молотил; сено, благодаря бога, выставили при доброй погоде.
И у меня, благодаря бога, против прежних годов лучше родился.
Рекомендую вам, сударыня, детей моих в вашу милость.
Покорно благодарствую.
Прошу милости садиться.
Неужли-то вы и этого малюточку в Тверь [Петербург] возили?
Да, сударыня, четыре года так жили и, благодаря бога, хорошо учился и уже говорит по-немецки и по-французски довольно хорошо.
Ахти мне, я чаю, нужды-то, нужды было? (К мальчику.) Весело, мальчик, в Питере-то было?
Очень, сударыня, весело.
Как противу здешних мест?
Несравненно, сударыня, в рассуждении великолепного города, а здеся, сударыня, деревня.
Да и я во многих городах бывала, однако важного ничего в них не нашла, только что людей больше.
Не то одно веселит, что шум от народа происходится, а лучшее удовольствие состоит в том, что частые собрания и обращение с благородными и разумными людьми.
А как же собрания у вас там бывают?
Комедии, маскарады, клобы.
Ахти мне, у вас и клопы в дела идут?
Конечно, так, сударыня. Тем-то и научаемся разума.
Да что ж вы с клопами делаете?
Веселимся, играем концерты и тогда танцуем, а после ужинаем со всею компанией.
Ах! (Плюет.) Тьфу, тьфу, и кушаете их? Чего-то проклятые немцы да французы не затеют! Как же они танцуют? Разве дьявольским каким наваждением? У нас их пропасть, и нам от них проклятых покоя нет, да только ничего больше наши клопы не делают, как по стенам ползают да ночью нестерпимо кусают — только.
Он, сударыня, не про клопов говорит, а про клобы, о благородном собрании, где все съезжаются, веселятся и разговаривают и научаются, как жить в обществе, и то собрание называется клобом.
А, а... Теперь-то я поняла, где ж мне знать о ваших клопах, а я, право, думала о наших клопах и очень удивилась, услышав, что вы и кушаете их. Не прогневайся, батька мой, мы очень настращены мирскими речами. Сказывают, что у вас в Питере едят лягушек, черепах и какие-то еще устрицы.
Устрицы и я ел и дети, а лягушек не ел.
Ахти! вкушали эту погань! Да не кушали ли мяса в пост?
Грешные, сударыня, люди. В Петербурге без того обойтиться не можно.
О боже мой, до чего дожили. А все проклятые французы да немцы — впустили в православную Русь свою ересь. Как земля-мать вас терпит? Так-то и Иванушку нашего научат. Да, хватись, и веру христианскую там забыли?
Ах, нет, сударыня. Что касается до веры, то она всем в своей силе находится.
Да молишься ли ты, батюшка, богу?
Как же, сударыня, не молиться?
Сложи-тка крест. Каким крестом вы молитесь?
Это по-нашему ж. А бывает ли правило молитвы в ваших-то собраниях и молитесь ли вы там богу?
Богу молиться, сударыня, есть время поутру и вечеру, сколько угодно и без народного видения, а собрания учреждены для оных залов, следовательно неприлично быть службе божий, где танцуют.
Очень ты, душенька, так любопытствуешь. Что нам нужды, как кто ни молится.
Ну, я и перестану. Кто как хочет, так и живет.
Позови к нам Иванушку.
Тотчас, сударь.
[ЧЕЛОБИТНАЯ Д. И. ФОНВИЗИНА]
Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица Екатерина Алексеевна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая!
Бьет челом лейб-гвардии Семеновского полку сержант и императорского Московского университета студент Денис Фон-Визин, а о чем мое прошение следуют пункты:
В прошлом 1754 году написан я в оный полк в солдаты и отпущен для обучения наук в императорский Московский университет, в котором обучался латинскому, французскому и немецкому языкам и разным наукам, и за обучение произведен в полку по порядку до нынешнего моего чина, а в императорском университете студентом, а ныне желаю служить при делах государственной Коллегии иностранных дел, и дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было сие мое прошение в государственную Коллегию иностранных дел принять и по рассмотрении переводу моего, которого опыт с трех языков при сем прилагаю, по выключении из оных команд, определить меня с милостивым награждением чина к делам оной коллегии, к каким могу быть удостоен прошением.
Всемилостивейшая государыня, прошу вашего императорского величества о сем моем прошении милостивое решение учинить 1762 году октября... дня. К поданию надлежит в государственную Коллегию иностранных дел.
Прошение писал того ж дому служитель Михаил Шумилов, Денис Фон-Визин руку приложил.
[ПРОШЕНИЕ Д. И. ФОНВИЗИНА]
Всемилостивейшая государыня!
В действительной службе вашего императорского величества нахожусь близ двадцати лет. В 1762 году вступил я из гвардии сержантов в Коллегию иностранных дел переводчиком. В 1764-м по именнему вашего императорского величества указу определен я при Кабинете титулярным советником. В 1769-м по именному же высочайшему указу взят в ту же коллегию и находился при канцелярии господина тайного действительного советника графа Никиты Ивановича Панина надворным советником близ десяти лет. При торжестве мира всемилостивейше награжден я прибавкою пятисот рублев в год к настоящему окладу. В 1779-м пожалован я канцелярии советником, а в прошлом году определен на место статского советника, члена почтовой экспедиции.