Сделка с дьяволом

—Аааа.

Что-то раскрывается внутри меня, и как только он начинает, жар разливается по моему телу, мои мышцы напрягаются, все скручивается так туго, что я чувствую, что вот-вот сломаюсь пополам.

— Я собираюсь… — я задыхаюсь, а затем сжимаюсь вокруг него, и моя голова запрокидывается назад. Моя спина выгибается, прижимаясь грудью к его груди, усиливая мой оргазм, когда я судорожно дергаюсь вокруг него, мое тело крепко сжимает его.

— Блять, — шипит он, его толчки отрывистые, жесткие, неровные и совершенные. —Блять, блять, блять.

Наконец, он все еще надо мной, тяжело дыша. Когда его глаза открываются, он выглядит таким же ошеломленным, как и я. Я не уверена, почему. Конечно, для него это было не так радикально, как для меня.

Боже мой. Подумать только, я почти прожила жизнь без этого. Даже не подозревая, что так может быть.

Его губы снова находят мои, прежде чем он плюхается на бок и прижимает мою голову к своей груди.

— Я покажусь, — бормочу я ему в рубашку.

Его грудь вздымается от тихого смеха. Его рука напрягается. — Я знал, что ты это скажешь.

А потом тишина.

Я все еще хочу большего. Но он только что приходил два раза подряд и замолчал... несомненно, потому, что полагает, что сейчас я планирую нашу весеннюю свадьбу и выбираю имена нашим детям. В любую минуту он скажет что-нибудь, чтобы установить дистанцию, между нами, чтобы напомнить мне, что это было.

От одной мысли об этом у меня сжимается желудок. Мне нужно выпутаться, прежде чем это произойдет. Я не хочу, чтобы это было неловко для любого из нас.

Я сижу и поправляю платье. —Я бы сказала: «Давай как-нибудь повторим это», но я знаю, что это не твоя задача.

— Спешишь? — он спросил. —Я новый Брэд Перес?

Это сформулировано как юмор, но в этом есть доля юмора. Как будто его это беспокоит, когда мы оба знаем, что я просто избавляю его от хлопот.

—Кто выгонит меня утром, если я не смогу это сделать? — спрашиваю я, поднимаясь на ноги. Во мне есть эта отчаянная вещь, которая хочет, чтобы он сказал, что это другое, я бы не выгнал тебя, я хочу, чтобы ты осталась.

—Думаю, я это заслужил, — отвечает он. Это заставляет меня чувствовать себя виноватой, как будто я целилась слишком низко, но это не значит, что он меня останавливает. Не то чтобы он мог спорить, что я неправа.

Моя поступь тяжела, когда я вхожу в дом, как будто я пробираюсь сквозь грязь. Жаль, что я не поспешила. Все, что я хочу в мире сейчас, это быть, свернувшись калачиком против него, и я только что ушла от своего единственного шанса сделать это.

Как сказал Мэтт в конце, возможно, я не так умна, как мне кажется.

Я открываю глаза на небо, озаренное красками восхода солнца. Мягкие простыни обвивают мои ноги после беспокойного ночного сна. Я до сих пор помню ощущение его надо мной и во мне, звук, который он издал, когда кончил. То, как он выглядел — открытый рот, крепко зажмуренные глаза, запрокинутая голова. Однажды память о нем притупится, и это, вероятно, к лучшему, потому что прямо сейчас это почти невыносимо.

Моя кожа пахнет им. Мои губы и другие области болят от него. Я чувствую его повсюду, и единственный способ оправиться от этого — смыть все это и начать заново.

Я принимаю душ, намыливая чувствительную кожу мылом, чтобы скрыть его запах. Как только я высохну, я натягиваю шорты и футболку, бросаю все свое дерьмо в мешок. Как бы я ни любила этот дом, я просто хочу уйти прямо сейчас. Мне нужно двигаться вперед, как можно скорее, и я не думаю, что смогу сделать это здесь.

Он уже в гостиной, уже принял душ. Я не думаю, что он когда-либо просыпался раньше меня в своей жизни, а это значит, что он, вероятно, так же отчаянно, как и я, хочет пережить неловкость нашей поездки домой.

— Разве ты не ранняя пташка? — Я спрашиваю. Мое хорошее настроение звучит так же натянуто, как и кажется. —Секс со мной превратил тебя в нового мужчину. Я предполагала, что так и будет.

Его челюсть сжимается. —Я не думал, что ты такая... простая на следующее утро.

Я иду на кухню и начинаю разгружать посудомоечную машину, звеня столовыми приборами и кастрюлями, как будто мне все равно. —Лучше просто выложить это там. В противном случае оно превращается в Вещь, которую нельзя назвать.

Он подходит к другой стороне прилавка. — Я действительно считал тебя из тех, кто в любой разговор вставляет отсылку к Гарри Поттеру, так что все сходится.

Я могу сказать, что он наблюдает за мной. Я продолжаю сосредотачиваться на посуде, как будто задача требует всего моего внимания. Если наши взгляды встретятся, он увидит все, что я чувствую. Он увидит, что я глупая девчонка, которая хочет большего, хотя должна знать лучше.

— Теперь мне просто нужно решить, что я должна сказать о цветах, которые я посылаю сама.

— И ты тоже захочешь позавтракать, я думаю, будет ли достаточно Starbucks? — спрашивает он, завязывая мешок для мусора. — Возможно нет. Я куплю тебе подарочную карту. Яблочные пчелы? Кажется, это место понравилось бы жителю Канзаса.

Я начала это, но меня немного ужалило, что он отвечает тем же. Глупая девочка-подросток внутри меня хотела, чтобы он любовно обнял мое лицо и объяснил, как много — все это значит для него. И, может быть, если бы я перестала так легкомысленно относиться к этому, он бы … Но я чувствую себя слишком сырой для этого. Я просто не могу. Мне нужно защитить свое сердце.

— Я глубоко впечатлена твоей заботой, — отвечаю я. —Я сформулирую это как постоянное напоминание. Хотя положительный результат на сифилис через несколько недель, вероятно, будет достаточно постоянным.

Он ставит мусор у входной двери и возвращается. —Насколько я помню, мы были осторожны. И я чист.

—То, что ты только что упомянул о сексуальном контакте с «насколько я могу вспомнить», — язвительно отвечаю я, — указывает на то, что мои опасения обоснованны.

Кухня безупречна. Я вынуждена наконец встретиться с ним взглядом. Его глаза темны, а лицо нарисовано. Интересно, он вообще когда-нибудь спал?

— Я помню, Тали, — говорит он более тихим и серьезным голосом, чем обычно.

Я глотаю.

— Да, я тоже, — шепчу я, потянувшись за сумкой.

Это именно то, чего я не хотела — неловкость, связанная с тем, что я знаю, что ты хочешь от меня то, чего я не могу дать. Не так я себе представляла окончание нашего путешествия.

Дорога домой в порядке. Похоже, он не возражает против того, чтобы я постоянно комментировала каждую машину, здание и вид, которые мы проезжаем, что я считаю абсолютно необходимым. Если я молчу, я начинаю смотреть на его профиль и вспоминать, как его челюсть царапала мои бедра, как он сильно нажимал и медленно вытягивал, закрыв глаза, как будто я была дорогим виски, предназначенным для смакования. Звуки, которые он издавал, когда кончал. О, Боже, я надеюсь, что всегда буду помнить звуки, которые он издавал.

Наконец мы добираемся до моего дома. Каким бы неприятным ни было утро, я не хочу покидать его машину. Я бы смирилась с дискомфортом из-за того, что была в разлуке с ним, положа руку на сердце.

Я заставляю себя открыть дверь, и он тоже вылезает. Воздух больше не пахнет им. Санта-Моника вдруг кажется, что это не что иное, как тротуар и отражающие поверхности, и я не уверена, что когда-либо чувствовала себя более одиноким.

— Спасибо, что привез меня, — говорю я, перекидывая сумку через плечо. —Это было весело.