Анютины глазки

Второе платье из лёгкой шерсти элегантного светло-бежевого цвета, покроя трапеция. Хорошая посадка по плечам и груди, а дальше свобода шага и движения. Но к этому платью прилагались несколько разнообразных жилетов, призванных усмирять излишнюю свободу одежды: кружевной с широким атласным кушаком, кожаный с замысловатой металлической застёжкой и бархатный, отделанный по краям мехом.

Я рассматривала вещи, доставшиеся мне по наследству, и думала о том, что пасечник Ник очень любил свою жену. Иначе не тратил бы на почти бесполезные вещи, висящие в шкафу, немалые деньги.

Были в гардеробе и обычные повседневные платья немарких серо-буро-коричневых оттенков, которые для работы в мастерской и на грядках в самый раз.

Решив, что помощники мне в деле перемещения одежды не нужны, я в два захода перетаскала всё к себе наверх вместе с плечиками. Девичий шкаф был не так вместителен, как отдел семейного гардероба, но платья на выход и пара повседневных поместились. Остальные пока остались лежать на сундуке. Ещё я к себе перенесла сорочки и панталоны, здраво рассудив, что Флору они ни к чему.

Прихватив простынь побольше, полотенце и пеномоющие средства, помчалась отмывать пыль, пот, слёзы и сопли прошедших дней.

Кастрюли уже исходили паром, вода в них закипала. Но тащить такую тяжесть я не собиралась. Пока в мою импровизированную ванну наливалась вода из крана, я кастрюлей поменьше таскала кипяток, желая получить воду приемлемой температуры. Недаром говорят: упорство и труд всё перетрут. Добилась и я своего. Пусть вода доходила всего лишь до пояса, но это было куда лучше, чем поливаться из ковшика. Оставив рядом кастрюлю с тёплой водой для того, чтобы сполоснуться, завернулась в простыню и шагнула в лохань.

Как мало надо человеку для счастья! Края простыни распахнула, повесила на бортики и, устроившись в тёплом влажном гнёздышке, закрыла глаза. Блаженство… Но долго посидеть не получилось. Помещение прохладное, по полу сквозняки гуляют – вода остывает быстро. Потому, хорошенько промыв волосы и заколов их крабиком, принялась тереться мочалкой, соревнуясь в скорости с водой: кто быстрее – она остынет или я успею вымыться.

– Анюта, ты дома? – раздалось вдруг из коридора. – Знаю, что дома, но не пойму где.

Васечка, дружок мой бесценный, да что ж ты другого времени не выбрал для визита? На всякий случай закутавшись в простынь, которая уже не ласкала, а холодила кожу, крикнула:

– Васечка, я сейчас немного занята. Ты или позже зайди или подожди полчасика.

– А чем ты таким занята? – раздалось у самой двери, и вот он, нарисовали – не сотрёшь, собственной персоной. Стоит, глазищами своими невероятными удивлённо хлопает.

– Ты чего сюда припёрся? Не видишь, что девушка моется? – рыкнула я. – Сказала же: занята!

Мальчишка наконец-то осознал, что происходит, ойкнул и выскочил за дверь.

– Прости, я не понял, что ты сказала, потому и вошёл, – взмолился он. – Можно я тебя подожду? Поговорить надо.

– Жди! – рявкнула я и опрокинула на себя кастрюлю с водой для ополаскивания. – Вот шельмец, весь кайф обломал…

Бормотала себе под нос, тщательно вытираясь и просушивая волосы полотенцем.

Всё было как всегда, когда надо показать себя с лучшей стороны. Расчёску я собой не взяла – значит, волосы вороньим гнездом; халата, обнаружившегося среди сорочек, тоже, но вряд ли бы он спас положение. Кто думал, что ко мне гости пожалуют? Вспоминая местных дряков, земных чертей и ногу матушки несносного мальчишки, я выбралась в коридор.

Васечка сидел в гостиной у стола, и вид у него был самый разнесчастный. Наплевав на условности и манеры, – в конце-то концов, мою ночную сорочку можно выставлять в Париже в палате мер и весов эталоном добродетели и пуританства, ибо плотная ткань закрывала меня от подбородка до кончиков пальцев на ногах и руках, – я подсела к мальчишке.

– Чего куксимся, дружочек?

Подняв на меня взгляд, парнишка запунцевел щеками:

– Ах, моса, вы не одеты…

– У-у-у-у! Я, рискуя здоровьем, с мокрыми волосами в нетопленом доме, переживаю о его психологическом настрое, а ему мой наряд не понравился! – попеняла я, встала и гордо, насколько смогла, выпрямив спину, двинулась к лестнице и бросила через плечо: – Ожидайте, юноша.

– Анюта, подожди!

Я-то думала, он прощения просить будет, но мальчик щёлкнул пальцами в мою сторону, и меня вновь окутало тёплой магической волной, которая мгновенно высушила и уложила в крупные пышные локоны мои волосы. Да и телу стало намного теплее. Всё же, жалуясь на прохладу непротопленного дома, я не так далеко от истины ушла.

Наряжаться не стала. Натянув на голое тело сорочку чуть ниже колена, затянула завязки на поясе нижней юбки и, выбрав наименее помятое платье из домашних, застегнула ряд крупных пуговиц под самое горло, а поверх ещё и шаль крупной вязки набросила.

– Отвар будешь? – не церемонясь, спросила загрустившего Васечку.

– А похлёбка ещё осталась? Слышал, что ты сегодня неприкаянных невероятно вкусным супом кормила, – и умоляющий взгляд голодного ребёнка. Кто же такому откажет?

– Осталась. Иди мой руки, а я пока еду подогрею и стол накрою. Тебя, светлость, в гостиной или на кухне кормить? – обратилась я шутливо к мальчику, но тот кивнул так, словно это для него привычно.

– Давай на кухне, там теплее и уютнее будет.

В ванной Васечка задержался. Что-то бурчал, чем-то гремел и, кажется, там пару раз полыхнуло здорово, но я мужественно держалась, не торопясь контролировать ситуацию. Была уверена, что даже если мальчик что-то разрушит, то сам починит или новое создаст.

– Странная у тебя помывочная была, – пробурчал юный чародей, присаживаясь к столу. – Скажи, а в простынь зачем заворачиваться, когда моешься?

– Если ты заметил, то ёмкость для купания деревянная. Не хотелось заноз нацеплять, – объяснила я. Сама-то вспомнила в последний момент об этой хитрости. То ли в кино каком видела, то ли в книге читала, но простынь мне реально помогла. Пусть не от заноз, так от нескромных взглядов защитила. – А ты в столь поздний час явился, чтобы о моих банных процедурах поговорить?

Хоть Васечка мне друг и вид у него несчастный, но его некая заносчивость раздражает.

– Анюта, возьми меня в сыновья, а? – вдруг выпалил мальчик и низко-низко наклонил голову, чтобы я не увидела, как его потрясающие глаза затуманили слёзы.

Глава 22

Та-а-ак! Вот что они все обо мне думают? Может быть, в этом мире на мне проявились какие-то знаки, свидетельствующие о криминальных наклонностях? Мало что втянули в сговор о подлоге, теперь ещё и киднеппинг предлагают.

– Малыш, а что скажут твои родители? – постаралась я осторожно вернуть ребёнка на путь праведный.

– Родители? – удивлению Васечки не было предела. Он смотрел на меня, будто я с луны свалилась. – Их нет. Только брат, но из-за разницы в возрасте он со мной почти не общается. Да и дел у него без меня хватает. Я всё время с учителями и наставниками. А они… чужие.

Мальчик сообщал мне информацию не как новость, а словно напоминая общеизвестное. Хм… может, так оно и есть? Надо у Флора спросить, кто такой Васечка.

– Ты ешь давай, потом я тебя спать уложу. А утром решим, что дальше делать, – подвинула я ему поближе миску с похлёбкой. – Но, честно говоря, ты меня ошарашил.

– Сам не ожидал, что мне пойти некуда, когда из дома вышел. Оказалось, что ты единственный человек, относившейся ко мне по-людски. Не лебезила, стараясь угодить, не просила ничего, а когда силы не рассчитал, желая тебе помочь, я видел, как сильно ты за меня испугалась. Не за себя, что могут наказать, что допустила такое, а именно за меня.

Сказав это, мальчик принялся за еду. Было в его манере вкушать пищу нечто знакомое, уже виденное. Осторожная, едва ли не кончиком языка, дегустация, одобрительный хмык, сопровождаемый кивком, а потом полное погружение в процесс. И я рискнула задать вопрос, выдвинув почти безумную версию: