Недетские чувства

— Ника, но почему ты не сказала Амуру, что у него есть дочь?

— Она не его дочь, Дима. Согласись? Разве он имеет право на Грушу? Он ведь ее не хотел. Это всего лишь случайность.

— Да, но… Черт… — я схватился за голову, — но да, согласен. Он бы тебе, как минимум не поверил. Я думал, он только по мальчика. Все так думали. Он бы совершенно точно тебе не поверил. Решил бы, что ты хочешь им манипулировать. Что ты хочешь получить что-то от него… Да, ты правильно сделала, что ничего не сказала. Она не его дочь.

— Теперь ты понимаешь, почему у тебя нет никаких прав на Диму?

— Что? — я расхохотался, — ловко ты все придумала, Ника. Ты почти провела меня. А я-то идиот развесил уши, поверил тебе. А это всего лишь сказочка, чтобы не пустить меня к сыну?

— Это правда, Дима, — Ника встала, — еще раз спасибо за помощь. Вася сказал, что будет рад тебя видеть, если ты не станешь делать глупости. Так что приезжай. И да, — она достала конверт, — я возвращаю тебе залог, мы больше не продаем дом.

Ника ушла. Я остался один. Сказал Иришке, что меня ни для кого нет. Достал бутылку виски, что-то часто я пью в последнее время, и потягивая янтарную жидкость думал. Было что-то в словах Ники похожее на правду. Я вспоминал. И теперь все открывалось мне с другой стороны.

Да, я никогда не интересовался мечтами и желаниями Ники, считая, что лучше этой пустоголовой глупышки знаю что она хочет. Я даже подарки ей дарил такие, какие хотел сам видеть на ней. А она просила телескоп. Точно! Я хлопнул стаканом по столешнице, в самый первый раз, на восьмое марта, когда мы только начали встречаться, она просила телескоп. А я рассмеялся, и подарил ей золотую подвеску с бриллиантом, ради которой мы с ребятами совершили внеочередной налет.

А тогда, когда мы попались, я хотел подарить ей кольцо. Я видел, как ее подруга хвасталась неприлично крупным бриллиантом на обручальном кольце. И я тоже решил подарить такое Нике. Я был уверен, когда она увидит такой крупный алмаз, то уже не сможет отказать.

Но согласилась Ника выйти за меня замуж, когда я сидел в СИЗО… без кольца.

И таких моментов за нашу короткую жизнь было очень много. Черт. Я ведь никогда об этом не задумывался. А Ника, память, издеваясь, услужливо вытаскивала наружу все больше и больше подробностей, первое время не пила. Не гуляла. Сидела дома и ждала меня, как примерная жена. И я сам… сам! говорил, мол, что ты сидишь, сходи развейся… бриллианты выгуляй…

А когда видел ее дома без макияжа… черт… спрашивал, мол, тебе деньги нужны на салон? Черт… я же думал, она таким видом реально мне показывает, что я довел ее до убогого состояния.

Черт… я налил полный стакан… ибо то, что сейчас открылось мне, требовало. Я совершенно не понимаю женщин. Выпил залпом. Занюхал.

Черт… новое знание буквально перевернуло все… Я стал понимать, что что-то в этой жизни прошло мимо меня. И я, зацикленный на себе и своих желаниях, ничего не видел.

Наши поварихи в детдоме, конечно, суки, но… в те годы каждый выживал как мог. Им не платили зарплату месяцами. А им надо было на что-то жить. И кормить своих детей.

Но и у нас на столе всегда три раза в день был кусок хлеба и каша, постельное белье ветхое, но было, одежда некрасивая и иногда не новая, но была. Нам, конечно хотелось большего… сладости, жвачки, модные прикиды с лейблами… и мы шли воровать.

Твою мать… Я вспомнил, как по соседству, в доме престарелых, мужчина-директор продал все кровати и матрасы, а старики спали, кутаясь в какие-то тряпки, на топчанах, сбитых из горбылей. И с едой у них было гораздо хуже нашего. И старики либо умирали от голода, либо шли на паперть за корочкой хлеба. И персонал там приходил-уходил, забирая с собой даже алюминиевые ложки и старые застиранные полотенца.

Я налил еще стакан. Черт… я так без печени останусь…

Но я не мог остановиться. Разум бездушно перемалывал мое прошлое, показывая мне всю мою жизнь, через этот измененный угол зрения.

Я просто взмок. Так я не потел даже на самой жесткой тренировке в спортзале.

Потому что понял.

Я сволочь. Для них, для женщин, я всегда вел себя как сволочь. Мне всегда просто было плевать на то, что хотят они. Даже те, к кому я испытывал хоть какие-нибудь чувства. Света, пожалуй, единственная из всех, смогла стать для меня хорошей, потому что… черт… выбрала другого.

И Вика? Что у нее была за причина так поступить? Может у нее какая-то беда? Я должен знать. Хватит. Я никогда не бегал от ответственности, как какая-нибудь шестерка…

— Вика, привет, — я тут же набрал бывшую любовницу, — скажи, у тебя все в порядке? Что-то с дочкой?

— Морозов? — Вика отозвалась с небольшой заминкой, — ты что пьян? Что за идиотские угрозы? Не смей и близко подходить к моей дочери, понял? Я вышла из игры, оставила тебя в покое. И ты оставь меня, как обещал.

И она положила трубку. Черт… я так и не понял, что у нее случилось. А мне надо.

— Вика, — набрал я бывшую снова, — скажи, почему ты пошла на это?

— На что? — Вика устало вздохнула, — Дима, ты хоть на часы смотрел?

— Не смотрел. Но я прошу тебя, скажи… если у тебя или твоей дочери то-то случилось, я помогу…

— Да ничего у нас не случилось! Что за идиотские вопросы?! Денег я хотела! Денег! И хочу. Так что, если желаешь помочь, то милости просим, — мурлыкнула она в трубку, — что уже расстался со свои одуванчиком? Я так и знала… такие клуши не для тебя, Димочка…

— Заткнись, — привычно осадил бабу. Мозг пух. Я категорически не понимал ничего. Где правда, где ложь. Где я был прав, и где я ошибся.

Какие они? Женщины?

Глава 11

Вчера я допился до того, что заснул прямо на работе. И разбудила меня уже утром секретарша. Иришка.

— Дмитрий Борисович?! — она стояла в дверях моего кабинета и большими круглыми от шока глазами смотрела на бедлам, учиненный мной за бессонную ночь. Задремал я только под утро, когда за окном зашумели автомобили.

А посмотреть было на что. Кругом валялись пустые бутылки, я полностью опустошил бар, выпив не только виски, но даже Бейлис. И шампанское. Поэтому у меня так болела голова. Просто раскалывалась.

А еще я курил… черт… откуда у меня в кабинете взялись сигареты? А, точно… я стащил их у Игоря…

— Дмитрий Борисович, — Иришка справилась с удивлением, — вам вызвать такси?

Я кивнул и чуть не свалился со стула, все вокруг закружилось и меня затошнило. Черт…

Иришка осторожно подошла ко мне и погладила по голове, словно жалея.

— Вам бы похмелиться. Намешали вы, теперь плохо будет очень. Ой! Я знаю, где есть заначка. Сейчас!

Она исчезла, и через минуту прибежала с початой бутылкой водки.

— Вот! У Андрея нашла.

Мне было так плохо, что я даже не поднял головы. Такого похмелья я уже и не помню.

— Дмитрий Борисович, выпейте, — в мою руку ткнулся стакан.

Дешевая водка обожгла горло, я закашлялся и чуть не сдох от пульсирующей в висках боли. Но почти сразу боль начала отступать… доза подействовала.

— Такси приехало. Сказать Андрею, чтобы помог вам спуститься?

— Нет, — прошептал я, стараясь не двигать головой, — я сам.

Я встал, слегка покачиваясь, дошел до двери. Иришка суетилась рядом, готовая в любую секунду подставить плечо. Хотя, если бы я упал, то вряд ли бы она смогла удержать меня. Но, главное, она была готова. Когнитивный диссонанс…

— Что? — встрепенулась Иришка, — что вы сказали, Дмитрий Борисович?

— Я говорю, какие вы, женщины? Хорошие или стервы… какие?

— Дмитрий Борисович, — Иришка подала плечами и слегка улыбнулась, — так разные…

РАЗНЫЕ!

Твою мать! Разные!

Я хохотал всю дорогу.

Проспал я весь день. А кода проснулся и выхлебал поллитровую кружку воды, заботливо оставленный моей домработницей на прикроватной тумбочке… черт… черт… а ведь и раньше так было. А я воспринимал все так, словно эта кружка появлялась на тумбочке сама собой. А ведь кроме Марины больше некому. Это она каждый раз оставляла мне воду… А ведь я ей за это не платил. Просто она была хорошим человеком.