Немая 2

Больше всех переживали Ружена и Мезислав Жданович. На них, да ещё на Сияну оставляла я мастерскую. Портнихе — основная работа: подбор тканей, крой, шитьё, контроль качества. Продавщице, ставшей экономкой моего непростого заведения, предстоит заниматься денежными вопросами. Сотник, как самый опытный и закалённый в боях, взял на себя управление в целом. Обещали помогать и подсказывать друг другу, если нужда такая будет.

Жаль, но от приёма заказов на шитьё нарядов пришлось отказаться. Дуняша единственная могла бы с этим справиться, но упёрлась, как молодой барашек, убеждая всех, что без меня даже не зайдет в «Стрекозку». Надеюсь, отшивая все виды белья, чулки, пояса и халаты, клиентов мастерская не растеряет. На прощание я подкинула Сияне ещё и несколько новых эскизов легкомысленных, нарядных и так любимых дамами пеньюаров.

Художницам отдала рецепты изготовления декоративной косметики. Людмила хоть и вредная девка, но толковая и цепкая, а Белослава во всём сестрицу поддерживает. Главное, что клиентки ими довольны и курсы они ведут интересно. Так рассказывают о макияже, что и я заслушивалась, когда на уроки к ним заглядывала. Упросила деда пустить девчонок на постой в опустевший дом. Там же лаборатория, необходимая для работы, запасы материалов и упаковок. Да и не дело это, когда дом нежилой.

Дома прощалась с самыми близкими, пригласив на поздний обед Богдана Силыча с Боянкой и Дуняшей. Ели плохо, разговаривали мало.

— Даша, ты вернёшься? — со слезами спросила добрая соседка.

Кивнула. Вернусь обязательно. Что мне там делать, если я никого не знаю. Убедятся, что ошиблись в своих ожиданиях, и вернусь.

А когда гости разошлись, мы с дедом сели в его комнате, обнялись и почти всю ночь проговорили. Обо всём. О том как встретились в первый раз: «Стоит такая пигалица, худющая, чумазая, но страсть какая настырная. Вцепилась в мантию, в дом не пускает и бумажкой перед носом трясёт!», как быт налаживали: «Я словно в былые годы вернулся, когда матушка жива была», как Ерофея учили, как ходили складками прощаться с бабой Марысей. Многое вспомнилось с душевным теплом и лёгкой печалью.

— Ты же вернёшься?

— Обязательно вернусь, дед. Правда, не знаю когда. Через год или два, может быть, даже через пять, но вернусь. Ты ведь меня дождёшься?

— Дождусь… ты только долго не задерживайся.

Три недели, как дед ушёл в отставку из Академии и переехал в дом посла в качестве учителя Мирославы. Домовой с банником печалятся — как ещё с постояльцами уживутся? Но тихонько радуются тому, что дому не грозит пустым стоять, и тому, что при деле будут. Дичает нечисть без людей, вредной становится.

И всё же… Ещё от дома не отъехала, а уже тоскливо на душе.

Одно хорошо — Ерофей едет со мной.

Перед приёмом Его Величество пригласил нас в свой кабинет. Вручил бывшему студиозусу, неожиданно ставшему послом, несколько свитков в богатых чехлах, обвязанных золотыми шнурами и скреплённых красными печатями для передачи кагану.

— Поезжай, сын. Не люб тебе путь воинский — учись дипломатии. Мирное соседство со степняками дорогого стоит. Не прошу набеги прекратить — норов у них не тот, — но расположенность правителя постарайся обеспечить, — напутствовал Василий Ерофея. — Горячку не пори, слушай, что боярин Судислав советовать станет. Он человек в посольских делах опытный. — Повернулся ко мне. — При тебе, дева, говорю не таясь. Хоть ты и дочь степей, и судьба теперь у тебя другая, но выросла-то здесь. Верю, что не станешь вредить царству моему. Без зла уезжаешь?

Покивала. Без зла, но с тяжёлым сердцем и без охоты.

Анна подошла, обняла нас по очереди, поцеловала, благословляя. Ерофею ладанку на шею повесила.

— Возвращайся, сын. Мы ждать будем. — А мне на ушко шепнула: — Береги его.

Несмотря на такие длительные и обстоятельные прощания, на ратушной площади, откуда посольский обоз отправится в путь, всё равно собралась толпа провожающих. Кто-то ради любопытства пришёл, кто-то порадоваться и лично убедиться, что конкурентка наконец-то уезжает, кто-то искренне печалясь о разлуке.

И вот наш караван тронулся в сторону южных ворот. Я смотрела в небольшое заднее окно кареты на белые платочки, машущие нам вслед, едва сдерживая рыдания. Прощайте, мои дорогие, я обязательно вернусь! Обязательно!

Для путешествия степняки подарили мне лошадь. Чёрная, с белой звёздочкой на милой морде, с шёлковой пышной гривой и таким же шикарным хвостом. Нетерпеливо перебирая точёными ножками, она с любопытством косилась на меня. Обожаю этих прекрасных и умных животных, но издали. Даже погладить боюсь, а мне сесть на неё предлагают. Кажется, лошадка обиделась, когда я предпочла карету, что одолжила для поездки царица.

Ерофей пока на своём скакуне рядом едет, но, думаю, скоро в карету пересядет. Академия содержит большие конюшни. Стойла для лошадок состоятельных учеников, для саврасок, обслуживающих огромное хозяйство учебного заведения и для коняшек, на которых тренируются безлошадные студиозусы. До поступления парню негде было освоить навыки верховой езды, да и во время учёбы уроков по выездке немного. Проскакал три круга в загоне, не свалился — зачёт. Дальше, если нужда есть, сам опыта набирайся. Только некогда тренироваться — других немаловажных предметов список длинный. Вот и старается молодой посол, пусть через силу, но выехать из города верхом достойно. Но степняки всё равно ехидно поглядывают на парня и улыбки едва сдерживают. Далеко пока Ерофею до тех, кто считает себя родившимися в седле.

Поглядывая с сочувствием на жениха, думаю, что неминуемо и мне скоро предстоит, преодолев страх и неуверенность, пересесть на Ночку… или Звёздочку?

— Ерофей, узнай у кого-нибудь, как зовут мою лошадку, — мысленно прошу парня, когда он приблизился к карете чуть ли не вплотную. Тот устало кивает. Тяжело ему, но гонор держит. Решаю чуточку схитрить: — Хотела поговорить с тобой, но на ходу неудобно. Может пересядешь в карету?

— Скоро остановка будет, чтобы обоз перестроить. Тогда и пересяду. Тебе не срочно?

— Нет. Подожду.

Заодно и тему для разговора придумаю. Путь длинный, говорить-не переговорить нам с тобой, друг милый.

И вновь прилипла взглядом к окну. Южная окраина Светлобожска значительно отличалась от северной. Больше всего она походила на зажиточное село. Весёлые палисадники перед одноэтажными домами с расписными ставнями. Гуляют куры и кое-где гуси. На задворках, наверное, и козы пасутся. Петухи орут, приветствуя новый день. Покойно, уютно, чисто.

Оттого, что не спала всю ночь, а карета мягко покачивалась, убаюкивая грустные мысли, я откинула голову на высокую спинку удобного диванчика, прикрыла глаза и не заметила, как уснула.

Прощай, столица.

«Эх, дороги, пыль да туман»… Знакомо-незнакомые слова крутились в голове, хоть и не совсем соответствовали действительности. Дорога была. Но она, слава светлым богам, не пылила, а тёмной, прямой, бесконечной лентой уходила за горизонт.

Ранняя весна. Солнышко только-только землю подсушило. Колёса и копыта сгладили зимние колдобины и ухабы, выровняв поверхность до идеального состояния, и ехать комфортно не только в моей карете, но и в телегах и возках. Увы, долго это не продлится. До летней пыли, тончайшей пудрой покрывающей путников с головы до ног, мешающей дышать полной грудью и не дающей толком посмотреть вдаль, чуть больше месяца осталось. Надеюсь, мы к тому времени доберёмся до каганата.

Зато были туманы. По ночам выползали они из лощин и оврагов. Холодными, влажно-липкими щупальцами окутывали место ночёвки плотной белёсой влагой, меняя цвета, звуки, настроение. Хорошо, что степняки каждый вечер ставили для меня небольшой шатёр, который обогревался жаровней с горячими камнями. В тёплый походный уют туманам хода не было. Но укладываясь спать на узкой раскладной лежанке, я настороженно вслушивалась в шорохи за тонкими стенами моего временного жилья и просыпалась от близких звуков. Казалось, кто-то ходит кругами, желая войти внутрь.