Страница 9 из 10
С рассветом Такэда отправился на поиски пропитания. Когда хочется есть любое растение кажется съедобным. Голод притупляет чувство опасности. Лейтенант возле дерева замедлил шаг. Некий зверек, похожий на крысу пробежал и скрылся в норе под корнями. Заглянув внутрь логова лейтенант ничего, кроме темноты не увидел. Поэтому он решительно просунул руку под корягу в надежде быстро схватить добычу. Нора действительно была обитаема. Однако, вместо крысы Такэда нащупал змею. Одернул руку, но поздно. Ядовитая тварь успела укусить. Лейтенант не мешкая сделал ножом надрез в месте укуса и стал ртом оттягивать зараженную кровь.
Через некоторое время началось головокружение, появилась слабость во всем теле. Лицо покрылось испариной. Лейтенант присел, облокотившись на дерево, ненадолго, как ему тогда казалось, чтобы только оклематься…
В забытьи Такэда дышал тяжело. Точно также задыхаясь и теряя сознание, он выкладывался на физподготовке в разведшколе. Вот он двадцатилетний курсант Осаму Такэда, не выдержав высокого темпа очередного марш броска падает на землю, и тут же получает палкой по спине. Подняться не хватает сил… Еще немного и разорвется сердце от нечеловеческой нагрузки. Снова удар шестом по хребту – майор Хамада курсантов не щадил. Он и слова такого не ведал: «пощада».
– Не отставать! Быстро в строй!
От третьего удара Такэде, как ни странно, полегчало. И когда последний курсант скрылся по лесной тропе из виду, Такэда приподнялся, еще не осознавая в каком он мире – людей или духов и, загребая ногами, продолжил марш бросок. Не пробежав и десяти метров Осаму снова встречает собственной спиной хлесткий удар: просто майор Хамада хотел сказать, что Такэда бежит не в том направлении. Но будущий разведчик намеки командира уже не воспринимал. Перед ним маячила зелено-коричневая полоса джунглей и он с трудом различая в ней пробелы все двигался, двигался, по инерции… А потом увидел вершины деревьев, встревоженные легким прикосновением свежего ветра и долго-долго падал в бездонную черную бездну. И в этой бездне звенел голос майора:
– Вы должны сражаться так, чтоб император мог гордиться каждым из вас… В тылу врага, боритесь до победы. Мой приказ только я могу отменить, только я…
Надменное лицо майора с плотно сжатыми губами возникло в голове Такэды и через мгновенье погасло. Мозг прекратил генерировать воспоминанья. Действия яда проходило. Стало холодно. Лейтенант постепенно возвращался в реальность.
Утро нового дня застало его распластавшимся на земле. Такэда привстал. Тело наотрез отказывалось подчиняться. Оно, словно чужая оболочка, сковывала лейтенанта в беспомощности. На четвереньках шатаясь и падая, он добрался до бамбука. Сделав надрезы в стволе, лейтенант напился дождевой водой и осмотрел рану. Не обнаружив ничего опасного, он вспомнил, что давно ничего не ел. На эту мысль живот тут же среагировал острой болью.
Окончательно придя в себя, Такэда срезал бамбуковый шест. На одном конце которого сделал множество продольных надрезов. Вышло несколько острых шипов, между ними лейтенант вставил деревяшку. Получилось что-то вроде гарпуна. С этим приспособлением лейтенант отправился на реку за добычей. По дороге ему на ум пришли слова майора: «Голод доставляет две неприятности: физическую – боль и психологическую – страх. Не стоит бояться – человек может голодать больше двух месяцев.» Но проверять справедливость этих слов как-то не хотелось.
В поисках обеда Такэда долго ходил по колено в воде; благо река была прозрачная. Несколько раз он пронзал гарпуном толщу воды, но добыче везло больше, чем охотнику. И только когда у лейтенанта от голода зарябило в глазах удача ему улыбнулась. Уловом стала трехсотграммовая рыбешка. Лейтенант, ловко разделав ножом в мгновенье ока съел ее сырой.
Сезон дождей – мерзкое время. Особенно, когда льет, не переставая сутки на пролет: на улицу не выйдешь – и сам до нитки и оружие до винтика. За тридцать лет Такэда привык ко всем лишениям, но вот бездействовать так и не научился. А потому старался подыскать себе занятие даже на такую погоду.
Стена тропического ливня надежно скрывала убежище внутри скалы. Грот был небольшой, и лейтенант использовал каждый его квадратный сантиметр. У входа – место для костра, за ним одна бамбуковая лежанка. На месте второй и третьей теперь склад сухих дров и неприкосновенный запас риса. В самом дальнем углу под камнями в вещмешке ждали своего часа патроны.
Закончив смазывать винтовку, Такэда встал прошелся по всему пространству пересчитал патроны, уложил их на место. Всё… Насчет дальнейших занятий фантазия его иссякла. О еде можно было не беспокоиться. Теперь запаса риса хватит надолго. Одзава ушел. Сано тоже…
Лейтенант сел на лежанку и уставился на дождь. Однообразная картина и монотонный шум дождя настойчиво клонили в сон. Лейтенант дремал и казалось ему будто видит он знакомый до боли пейзаж: растущие на сопках деревья, желтая листва на фоне ледяной вершины, а сверху крупными хлопьями падает снег.
Такэда приоткрыл глаза – действительно белые хлопья кружась в воздухе падали на землю. Это были листовки – очередной дар американцев. Их содержание лейтенант знал наизусть. Ничего, кроме требования сложить оружие в них с роду не было. Он никогда не отказывался от подобных даров. Ибо в джунглях, особенно в сезон дождей сухая бумага – настоящее богатство. И костер есть чем развести и сапоги набить, чтоб просохли, да и на прочие нужды еще останется…
Правда было время, лейтенант боялся воздушной разведки, потом привык, а теперь, когда он остался один, подобные налеты даже ободряли его. Раз его ищут значит война идет своим чередом и он, по мере своих сил, приближает час победы. Стало быть, все не зря…
Когда шум мотора растаял в небе, Такэда принялся собирать прокламации. Надо было спешить, бумага не должна намокнуть. С целым ворохом в руках лейтенант вернулся к себе и только здесь обратил внимание на их содержание. Каждый листок запечатлел надгробие с именем. Много было имен незнакомых, но некоторые лейтенант припоминал: с кем-то доводилось вместе воевать, о ком-то знал лишь по рассказам других. Год смерти на всех памятниках был одинаков 1945. Покопавшись еще, Такэда вытащил листовку с изображением собственной могилы. Он долго вертел в руках этот лист, словно купюру, проверяя ее подлинность, а после скомкал и выбросил в общую кучу.
Вечером снова хлынул дождь. Снова бездействие… На мгновенье Такэда представил родительский дом, пожилого отца, беззвучно читающего молитву у камиданы, на которой, должно быть, покоится дарума. Её купил отец, загадав свое самое сокровенное желание – чтобы родился первенец. Желаемое исполнилось и дарума стала талисманом маленького Осаму. Вспомнилось лейтенанту и то, как в детстве он долго не мог понять почему эту маленькую фигурку никак нельзя опрокинуть. Ты её роняешь, а она снова встает, ты её прижимаешь, к полу, а она опять подымается. Тогда отец любил повторять: «Семь раз упадешь – восемь раз подымись, как дарума».
Чем дальше лейтенант погружался в былое, тем сильнее становилось то чувство, которого лейтенант боялся и стыдился одновременно. И чтоб совсем не раскиснуть, Такэда заставил себя выйти под проливной дождь добывать себе мясо. Винтовку с собой не взял – экономил патроны. Вооружился лишь гарпуном.
Недалеко от грота, задолго до большой облавы лейтенант приметил крысиную нору. Но тогда не было острой необходимости съедать ее обитателя. Целесообразней было приберечь его на крайний случай. И вот теперь случай наступил.
Лейтенант был почти уверен, что крыса отсиживается в дождь у себя в норе. Удар гарпуна и маленькая крыса поймана. Маленькая крыса – большая удача, а большая удача прогоняет печаль. Лейтенант с добычей вернулся к себе, развел костер, соорудил вертел и стал готовить ужин.
Одежда сушилась, мясо жарилось, настроение улучшалось.
Глава девятая
– Теперь они надолго засядут в джунглях. По такой погоде ни одна обезьяна к нам не заявится. Это уже проверено. – лейтенант Ирмос наблюдал как по стеклу сползают капли дождя.