Страница 3 из 19
Все лицо и шею покрывала сеточка мелких белесых шрамов. Это следы порезов, похоже. Волосы были срезаны почти под ноль, только кое-где на макушке и на висках торчали отдельные короткие клоки. И да, полулысый череп тоже был испещрен шрамами. Бровей и ресниц тоже фактически не было.
Так-то по отдельности у девочки — у меня, теперь уже у меня! — черты лица были вполне гармоничные: большие синие глаза, аккуратные губки «бантиком», точеный нос, высокие скулы и хорошая линия лица. Непривычно смуглая кожа бросается в глаза, но это только мне, вероятно.
Население Индии и в моем мире было преимущественно смуглым и темноволосым. Тут скорее разнообразию удивляться надо, лекарь-то — блондин.
В общем, когда сойдут шрамы и отрастут хотя бы брови и ресницы, моя мордашка станет очень милой.
И это, кстати, тоже будет проблемой. Я-то взрослая тетка, мне все эти около брачные игрища не интересны. Но равнодушие девочки к мальчикам не поймут ни сами мальчики, ни даже родичи.
Ладно, это проблема не сегодняшнего дня.
Хотя стоп.
Только теперь, встретив в зеркале взгляд собственных наивных синих глаз, я осознала, из-за чего девочка оказалась на больничной койке. Эта ее попытка пройти испытание на вступление в род полноценной наследницей — всего лишь жест отчаяния. Не хотела она этого никогда и даже не готовилась толком.
А дело всего-то в одном дальнем родиче из боковой ветви, который девочке проходу не давал.
Пару лет назад Санджай ее спас, и девочка от чистого сердца пообещала выполнить любое его желание. Только не оговорила по молодости никаких граничных условий. В целом, это нормальная практика в этом мире, но такие клятвы обычно все же обозначают хотя бы сферу, в которой будет возвращен долг жизни. А чаще — конкретные условия.
Родич этим и воспользовался: сообщил, что он станет ее первым мужчиной.
Про замужество при этом и речи не шло.
Как бы ни лоялен был этот мир по отношению к женщинам, такое аристократкам не прощают.
Свое требование Санджай так и не осуществил до сих пор. Похоже, ему больше нравилось изводить девочку. Обнимать вроде как по-родственному, слегка распускать руки, шептать на ухо двусмысленности, дразнить непристойностями.
Почему за эти годы она так и не пожаловалась старшим родичам? А он был в своем праве. Девочка сама накосячила с обещанием, избавить ее от данного слова не сможет уже никто. Зато если бы стало известно о поставленном условии, ее выгнали бы из рода.
Хм, ну это она так думала.
Санджай тоже внес неплохую лепту в эти мысли. Это я понимаю, что такого попрания чести не простили бы и ему. В случае свершившегося факта Санджай вылетел бы из рода следом. Потому он и не давил, вероятно, так, забавлялся.
Вот только для девочки все это оказалось чересчур.
Она на стенку лезла и готова была практически на все, чтобы избавиться от его внимания. Она прекрасно понимала, что испытания алтаря не выдержит, и вихрь лезвий ее накроет с головой. Просто надеялась, что это лысое чудовище, которое я вижу в зеркале, перестанет хотя бы на время быть объектом его интереса.
Не перестанет, поняла я, отвернувшись от зеркала на стук в дверь и встретив взгляд ее персонального кошмара.
— Как ты тут, моя милая? — с приторной улыбкой поинтересовался Санджай.
Да он же мальчишка совсем! Лет двадцать от силы. Невысокий, но хорошо сложенный, лицо вполне симпатичное. На дядю он похож весьма отдаленно, все черты куда менее рубленые, но родственная кровь чувствуется.
Брюки и рубашка на парне были вроде и домашние, но носил он их так, словно только что вернулся с представительного приема. Лощеный франт, осознающий свою привлекательность и умеющий ею пользоваться.
С первого взгляда и не скажешь, что под этой оболочкой скрывается мелкий садист.
Я молча смотрела ему в глаза, чувствуя рождающуюся внутри ярость.
— Ой, вижу, вижу, — всплеснул руками он. — Ну ничего, скоро снова станешь красавицей.
Санджай приблизился, нежно погладил меня по щеке и жадным взглядом ощупал грудь, предательски подробно обрисованную тонкой ночной рубашкой.