Страница 69 из 71
— Сговорились! — рванувшая к ассистенту рука, одними лишь пальцами разорвала изящную шейку, заставляя лоботомированную голову бессильно шлепнуться под ноги, забрызгав белый халат. — Взревновали к успеху! Я знал, знал что на свете не существует такой бездарности! Ты с самого начала притворялась, саботируя работу! Не сумела пережить груз бесполезности! Поэтому ассистент вдруг перестал слушаться! Соблазнила!
Оставив обезглавленное чучело антиквара биться в мелких конвульсиях, взбесившийся Пилюлькин рванул к сумбурно блеющей оправдания Киаре. Несчастной дуре явно не хватала опыта общения с идиотами — взывать к их здравому смыслу, все равно что тушить костер солярой.
Меся девицу в кашу, заботливый отец не сдерживал эмоций. Впервые за все время, на его лице проявилось нечто отдаленно похожее на эмоцию. За столько лет, «Айболит» перепробовал буквально все статьи уголовного кодекса, но так и не достиг искомого результата. Только чокнулся, из-за несоблюдения «диеты» и явной экономии на наркозе. Понятное дело, что у него стойкая аллергия на реальность вместе с пропиской в вымышленной галактике.
Киаре бы хлеборезку прикрыть, а то только хуже себе делает… Впрочем, мне-то какое дело? Чем дольше она изображает боксерскую грушу для этого придурка, тем больше у меня форы.
Не желая испытывать судьбу и дожидаться, когда вопли с мольбами сведут живучую ведьму в могилу и настанет мой черед, я наконец отцепил от шеи жесткие кожаные ремни и рванул на ноги, попутно едва не поскользнувшись на растекшейся с антиквара кровище. Собираясь в желобки, она устремлялась в зарешеченные коллекторы.
Алая паутинка кровостоков удивительно сильно напоминала уже подзабытые рисунки на стенах.
— То ли крылья, то ли перья… Тьфу!
Загадочные демонические символы, дребезг склянок, и треск ломающихся костей волновали меня куда меньше вопроса, кто виноват и что делать. Нет ни окон, ни дверей, только куча решеток и арочных сводов, ведущих хрен пойми куда.
Как и всегда, придумав начало, я подзабыл про конец. Хотя, кого я обманываю — такой результат мне и в голову не приходил. Я хотел лишь подставить Киару, дабы одному не помирать, а отомстить хоть кому-нибудь. Разлад между ними углубить, сомнения посеять, просто поднасрать на память — кто же знал, что этот чертов Эскулап так остро отреагирует на мой выкрик про санитаров?
Мда, никогда бы не подумал, что настанет день, когда я порадуюсь слабоумию обитателей этого несчастного мирка.
Оглядев зал еще раз, я шумно выдохнул:
— Хоть бы табличку повесил, козел… Где тут выход-то?! Или сортир хотя бы…
Взгляд вдруг упал на разнообразие хирургических инструментов, заботливо разложенных у «операционного камня». Остро отточенная пила на короткой ручке будто вопрошала, — «а нахрена тебе выход»? То же самое повторяла и стройная спина увлеченного воспитанием своей дочери «Айболита».
Пес его знает, насколько глубоки и широки эти катакомбы. Может выход за соседней дверью, а может я тут до пенсии рыскать стану, тычась в стены не хуже лоботомированного деда. И я уже достаточно наигрался в героя подросткового ужастика, чтобы прятаться по углам от идущего по пятам чудища в дурацких очках…
Решив, что даже самое безмозглое существо не сможет жить без головы, я ухватился за пилу.
Покоящаяся в лужах формальдегида Киара одним своим существованием нарушала все законы анатомии. Ноги превратились в бескостные щупальца, а туловище в мешанину кожи и битого стекла с обрывками платья. Если вначале она пыталась вразумить отца или отбиться, то все на что ее хватало теперь — зарываться в свалку банок и изуродованных анатомических экспонатов, уходя из-под очередного удара.
Ее счастье, что на каждый удар в цель, приходилось два мимо — в куче ампутированных рук и лиц, да в пылу азарта, даже наблюдательному «Айболиту» было сложно отличить мертвую плоть от едва живой.
Шедевральная в своей жестокости картина заставила меня невольно порадоваться, что рядом нет оруженосца или его дядьки. Бедолаг от одних душераздирающих воплей «Кондратий» бы обнял. Счастливые поганцы, в их мирке еще не видели что делают гусеничные траки с человеческими телами, и как плавится кожный жир под напором белого фосфора.
Длинная спина «Айболита» так и манила своей уязвимостью, отзываясь в памяти безжизненными серыми глазами. Идеально отточенная пила с легкостью вспорола ткань белого халата. В лицо брызнула горячая кровь, а в уши заполонил треск ломающихся костей.
Лишь спустя мгновение руку пронзила нестерпимая боль, прозрачно намекая, что я конкретно облажался. Переломанная пополам кисть красовалась пугающе бледной костью, вязанкой обнаженных вен, и лопнувшей кожей, поливающей кровью омерзительную двупалую клешню, тянущуюся из-под вспоротого халата. Голая спина очкарика красовалась переплетением деформированных конечностей, жавших к сморщенной шкуре, будто в любящих объятьях. Сама же клешня произрастала между лопаток, цепкой хваткой вцепляясь в мое вывернутое запястье.
Нечленораздельным мат вперемешку с воплями исходил скорее от шока из-за увиденных биологических извращений, нежели от нестерпимой боли.
Только благодаря скользкой крови, щедро оросившей переломанную руку, я сумел вырваться из хватки и чудом уйти из-под выпада еще одной мутировавшей конечности, рванувшей откуда-то из пояса.
Вот это я понимаю, уйти в работу с головой… На себе эксперименты ставит, доцент хренов! Теперь понятно, откуда у него такая тяга к разделыванию всего живого — себе пришивает! Как это, блин, вообще работает?! Конструктор «Лего», мать его…
— Ее восстание было обречено на неудачу. — впервые за все время, очкарик обратился напрямую ко мне, разворачиваясь и отходя от бездыханной ведьмы. — Однако ассистент прав, в твоей височной доле и впрямь могут содержаться необходимые ответы.
— Хрен к жопе пришей, а не голоса в голове слушай! — плюясь и пытаясь заместить ужас гневом, я быстро отступал назад. — Лучше бы мозги себе новые вставил…
Пятясь, я едва вновь не поскользнулся на свежей крови, щедро стекавшей с шеи антиквара. Вид тянущейся по полу алой артерии привел меня к блеску мертвых серый глаз. Дед все так рассматривающих черные ножны, не обращая никакого внимания на происходящее.
Выбирая между широкой каменной аркой, ведущей в неизвестность, и крепкой черной кожей с эмблемой восходящего солнца, я не нашел ничего лучше, чем последний раз положиться на одноногого северянина.