Страница 22 из 71
Вместо извинений или объяснений, одноногий пьяница немедленно попытался оказать мне первую помощь, но в силу врожденной криворукости, лишь оторвал внушительный кусок сочащейся кровью ткани.
Вот же маразматик! С каждым днем все хуже и хуже становится! Впрочем ладно, в этот раз хоть вовремя…
Обратив недуг в подвиг, и сославшись на внезапные «томатные дни», я пообещал офигивающему сотнику зайти завтра, а сам на всех порах заспешил к кабинету, громко причитая про бинты. Но зря — размахивая женской грудью в одной руке и окровавленным парчовым рукавом в другой, дед уже вовсю повисал на несчастном великане, желая поделиться с ним некой змеиной тайной.
Убедившись что шторм миновал, а кровотечение худо-бедно остановлено, я проигнорировал недоумение клиентов и приземлился обратно за барную стойку, сходу опрокидывая в себя целый стакан дефицитной гадости. Клебер как раз заканчивал историю о том, как промыкался в Холмах до оттепели, а с первым караваном приперся сюда, ибо прослышал, что лорду Аарону «Могучему» требуется новый капитан. Герцогиня, по понятным причинам, брать ловкача к себе передумала.
— А что же ты, Геннаро? — наконец отошел горделивый дядька от самолюбования и переключился на оруженосца, бесцеремонно хлопая его по ножнам. — Как вижу, братцев дар пропал бесследно, не так ли?
— С-сломался, сир-дядя.
— В дурных руках и скала посыпется… Изволь же, огляжу замену глазом опытным. — ладонь обхватила простой, но качественный эфес. — Как вижу ножны пусть и безыскусны, но все же справны, а что же до клинка…
Рыцарская челюсть непроизвольно замерла, когда под мелодичное шуршание темной кожи на свет золоченой люстры вышел длинный рыцарский меч, некогда принадлежащий чемпионке самой герцогини. Недоверчиво похлопав глазами и повертев идеально сбалансированное оружие в руке, Клебер только и выдал:
— Откуда?! Как ты получил сей меч?!
— Сир дал…
— Какой «сир» в здравом уме дарует такой… Ты меня надурить вздумал?! Какой еще «сир»?!
— Мой сир… — челка невинно качнулась в мою сторону. — Я… Я служу ему оруженосцем, сир-дядя.
Едва взрыв негодования на тему, «какой шарлатан посвятил наемника в рыцари» закончился, Гена продолжил таким же кротким тоном:
— Ее светлость, л-леди Гилберте, сир-дядя… То есть, сир Аарон Грисби посвятил, но по приказу ее светлости.
Отвисшая рыцарская челюсть начала напоминать опущенный замковый мост. Поглядев на белобрысую кошатину и убедившись, что это не шутка, Клебер жадно присосался к своей выпивке.
— Как?! То есть… Утром будто бы видел в обществе сира Аарона, однако я решил, будто он прислуживает посыльным при салоне или ключарем, а сиром его нарекают шутки ради… Но как?! За какие заслуги?! Неужто в городе турнир проходил? Но купцы говорили про осаду, которую разбил "Могучий" Грисби… О нет, не говори, будто он снискал славы в сражении…
Вдовольно налюбовавшись офигивающим рыцарем, я не удержал протяжного стона. То ли он прирожденный актер, то ли опять обосрался. Если он и впрямь агент инспектора, то этот инспектор слепой на все три глаза, включая шоколадный, раз таких кадров набирает. Из проституток и то куда более профессиональные шпионы получаются.
Покатав по столу пустой стакан и ощутив навалившуюся усталость, усугубленную спонтанной кровопотерей, я решил не дожидаться вспышки мигрени, а свалить раньше чем поднявшиеся на сцену актеры закончат призывать зал к тишине.
— Ладно… Веселитесь, короче. Гена, прежде чем начнешь хвастаться про свой тройничок с герцогиней и Аллерией — комнату ему найди, а то в обморок грохнется.
Робкое «да не было ничего!» потонуло в грохоте рухнувшей челюсти. Но даже совиные глаза ловкача не могли компенсировать моего разочарования.
Рано мне в контрразведчиков играть, ой рано…
Погружаясь все глубже и глубже в мягкий череп, ржавый нож стремительно перекрашивал и без того рыжие волосы в совершенно невыносимые цвета. Блеск кожи на вздутом женском животе разорвался отвратительными хлюпаньем, но лишь затем, чтобы через секунду превратиться в едва различимый детский вопль.
Ощущая холодный пот по всему телу, я уставился на плотно задернутые шторы, подсвеченные восходящим весенним солнцем. Черт, надеюсь это все галлюцинации и контуженный бред из-за провалов в памяти, ибо если она и впрямь была беременна… Впрочем, если и не была — много ли меняет?
Елки, столько ждать когда же кончаться эти чертовы вращающиеся катки и хрипящая рация, а потом… Бойся своих желаний, чтоб их.
Все еще ощущая как бешено стучит сердце, а в ушах отдаются слезы несуществующих младенцев, я наконец расслышал чей-то взволнованный голос:
— Пропала! Как в воду канула — колдовство, как пить дать!
Помотав головой и выбросив из головы образ рыжего сотника, я уставился на перепуганного стражника, замершего в распахнутых дверях моей спальни.
— Да пошто же ты перины давишь, кукушонок?! Знамо-дело, не при сударыне твоей будет сказано, однако же… — бородач резко осекся, уставившись куда-то в угол комнаты.
Короткий клинок, стиснутый в мускулистых руках, резко звякнул об пол, а сам бородач с диким визгом вылетел с комнаты, бешено тараторя сапогами по коридору и взывая своих предков на помощь.
За время проживания в салоне я привык ко всякому, но такой цирк в новинку.
— То ли лыжи не едут, то ли я долбанутый…
А может просто не проснулся — что за шухер с утра пораньше?
Потерев глаза и поглядев на секретер, за которым склонилась одна из девиц в платье горничной, я потянулся за берцами, но остановился. Странное ощущение неправильности заставило вновь вернуться к девчонке. Да вроде обычная — пол салона таких. Разве что эта не кошатина да волосы темно-синие. Ну и кожа уж чересчур бледновата…
Стоп.
Успокоившееся сердце взбесилось с удвоенной силой, а вместо берцев рука метнулась к тумбочке с чесалкой.
— Тебя кто из дурки выпустил?!
Но девица и ухом не повела, продолжая изучать иллюстрации в сборнике детских сказок и всем видом намекая, что из дурки выпустили именно меня. А она-то из подвала.