Аттракцион

— Ты можешь… Ты должен меня понять… — говорила она.

А он думал: «Нет. Не могу. И не должен».

— Как он мог! — говорила она.

А он думал: «А как ты могла? Все должно быть справедливо. И это справедливо».

Когда он повесил трубку, он заметил в комнате Анны Моисеевны свет. Он подошел к двери и тихо спросил:

— Вы не спите, Анна Моисеевна?

— Нет, Боря, входите…

Сайкина звали Боря… Борис Иванович Сайкин.

Он вошел, прихватив с вешалки пальто, и набросил его на плечи.

— Я вас разбудил?

— Нет. Я читала. Садитесь.

Анна Моисеевна сняла очки и положила книгу. Он взял книгу, повертел в руках — книга была на иностранном языке.

— Это на каком? — спросил Сайкин.

— На французском, — сказала Анна Моисеевна.

— А вы знаете французский? — удивился он. — Вот это да!.. Я и не знал… Что ж вы скрывали!

— А вы разве тоже знаете французский? — спросила старушка.

— Я нет… Я в школе учил немецкий, в институте английский.

И слово за слово он стал рассказывать ей свою жизнь. Рассказал про отца, который погиб на фронте, когда он был совсем маленьким, про то, как любил Маринку… Анна Моисеевна слушала не перебивая. Она помнила его мать, помнила, как приходила когда-то Марина, помнила защиту диплома — все важные события его жизни… И чем больше он говорил обо всем этом, тем легче ему становилось. Он чувствовал, как какой-то тяжкий груз сваливается с его плеч и проходит ощущение бессмысленности и скуки существования. Вдруг мелькнула мысль о том, что только для трех человек он был Борисом, а все остальные звали его по фамилии. По имени звала его мать, звала до истории с Покобатько Марина, и вот она, соседка. Они говорили долго. И уже перед рассветом он поставил чайник, они пили чай, и он рассказал ей про Покобатько. Она очень смеялась, качала головой, потом, весело глядя на него, спросила, зачем он это сделал.

— Просто так, — сказал Сайкин. — Он теперь проявляет страшную бдительность. Косится на свою тень…

Они смеялись. Смотрели друг на друга и смеялись. Потом он попрощался и пошел спать, а она читала свою французскую книжку.

Уже засыпая, он с удивлением подумал, что все-таки есть один человек, которому он нужен и который его любит. Его соседка. Но он не знал, что его вспоминает, вздыхая над плитой, толстая финская домохозяйка, которую когда-то давно, еще шаловливую и гибкую, он встретил в Ленинграде. Она думала, что он не обменялся с ней адресами потому, что она была лишь эпизодом в его насыщенной приключениями жизни? И если бы кто-то сказал ей, что он постеснялся — ей было бы трудно поверить. Это был ласковый и нежный мужчина, сильный и скромный, добрый и веселый — лучший в ее жизни.

ВУНДЕРКИНД

Бабушка привела Алешку из детского сада, когда мы с женой сидели на диване и разговаривали.

— Привет, папа! — крикнул сын, — Как дела?

— Нормально. А у тебя что нового? — спросил я, напрочь позабыв, что этот вопрос был из ряда рискованных: сын обязательно сообщал какие-нибудь новости, которые, по нашему родительскому разумению, не входили в его детскую компетентность.

Так случилось и в этот раз.

— Наталья Андреевна, воспитательница младшей группы, от мужа ушла. Наверно, разведутся! — моментально выпалил Алешка.

Пытаясь отвлечь дитя от пикантной темы, я предложил ему пойти смотреть «Спокойной ночи, малыши». Алешка скривился и наотрез отказался.

— Так вот, — продолжил я прерванную беседу с женой, — вызывает меня Тульцев и, представляешь, какое хамство, заявляет: «У вас что, с памятью нелады? Вы почему Кудрявцеву не позвонили?»

— Пап! — влез в разговор Алешка. — А может, тебя в детстве дедушка по голове бил?

Я, честно говоря, от такого вопроса растерялся. Почему это он вдруг спрашивает? Неужели по мне заметно? Так и родительский авторитет можно вмиг потерять.

— По голове детей вообще бить нельзя, — уклончиво ответил я.

— Правильно! — кивнул Алешка. — А так, если не по голове, попадало?

— Ну, если так, то раза два-три всыпали, — нахально соврал я.

— Да-а? — удивился сын.

— А что, по-твоему, мало? — в свою очередь, удивился я.

— Доктор Спок в своей работе пишет, что бить ребенка категорически запрещается, а тем более по голове. А разве дедушка эту книгу не читал?

— Скорее всего, нет.

— Вот видишь, — обрадовался сын, — а если бы он читал педагогическую литературу, тебе бы меньше попадало.

Искренне пожалев, что мой отец был таким непросвещенным, я кивнул Алешке:

— М-да, в принципе ты прав, сынок…

— А ты сам-то читал? — поинтересовался он.

Я понял, что влип. Сказать правду неудобно, соврать тоже не лучший выход.

— Я много чего читал, — дипломатично парировал я.

— Ну, а Яна Амоса Коменского читал?

— Вот его не успел.

— А Жан-Жака Руссо? Его главный труд «Эмиль, или о воспитании» сжег на городской площади палач-инквизитор. Ясно? Ну, Макаренко ты, конечно, знаешь? — добивал меня Алешка.

Жена с трудом сдерживала улыбку, и в ее взгляде ко мне засквозила легкая снисходительность: да, мол, дескать, дорогой, я была о тебе лучшего мнения. Мой авторитет давал трещину, и я поспешил подставить жену под вражеский огонь.

— По Макаренко, сынок, твоя мама — большой специалист.

Жена посмотрела на меня так, как будто я ей зарплату не отдал. Хорошо посмотрела!

— Мам, — обрадовался Алешка, — а ты…

— Спать, сынок, пора… Быстренько в кроватку. — Она знала, как поступать в подобных ситуациях.

Но Алешка был на редкость упрям и спать категорически отказывался.

— Нет, ты все-таки скажи, — не унимался он.

Спасла родительский престиж бабушка.

— А откуда ты все это знаешь, про писателей разных? — спросила она.

— У нас в садике каждый дурак знает.

Мне после этих слов стало не по себе, а жена, так та просто пятнами пошла.

— Воспитательница наша, Марина Анатольевна, к госэкзаменам в институте готовится. Вслух нам свои учебники читает, а мы слушаем и засыпаем. И еще она говорит, что мы ей дипломную работу писать помогаем. Она ее так и назвала: Влияние трудов известных педагогов на сон детей дошкольного возраста».

ОБМАНЩИК ЛОМБРОЗО

«Соучастием признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления». Из статьи 17 Уголовного кодекса РСФСР.

Я всегда отличался излишней доверчивостью. Скажут мне что-нибудь, верю! А если в книжке написано, то и подавно. Нет-нет, не подумайте, что я чересчур наивный или не от мира сего! Я просто считаю, что ложь — дело некрасивое и невыгодное, из-за нее можно попасть впросак и прослыть непорядочным человеком. Кому охота?!

Так вот. Вычитал я в одной книге, что в стародавние времена итальянский криминалист Чезаре Ломброзо создал теорию, с помощью которой можно легко отыскать преступника, настоящего или потенциального, в огромной массе нормальных людей. Причем метод распознавания уголовников предельно прост, надо только быть внимательным. Если по улице шагает тип с низким лбом, приплюснутым носом, близко посаженными глазами, бычьей шеей и кривыми ногами, то это непременно грабитель или в лучшем варианте насильник. В случаях, когда к вышеназванным признакам прибавляются длинные руки с оттопыренными большими пальцами и сильно развитая нижняя челюсть, можно не сомневаться, что данный субъект еще и убийца, и громко звать на помощь полицию.

Полученные сведения так меня потрясли, что я бросился к зеркалу и стал изучать собственное лицо, а затем и конечности с фанатизмом ученого-естествоиспытателя. Через полчаса я с облегчением вздохнул: по всем параметрам ничего преступного в моем облике не оказалось, очень даже привлекательная физиономия. Несколько дней подряд я напряженно присматривался к жене и детям, отыскивая в них порочные симптомы, но тоже ничего опасного не обнаружил. Правда, у тестя нос явно свидетельствовал о дружбе с Бахусом, но я и не удивился, так как еще раньше знал водившуюся за ним слабость. Тещу я даже разглядывать не стал, тут меня легко обвинить в предвзятости…