Деловые игры

Попалась мне недавно в старом журнале поэма «Братская ГЭС». Ничего стихи, в рифму. Но волнует меня другое. Почему, спрашивается, никто не заметил в этой поэме явных и грубых просчетов? Прямо говоря — где в этой «Братской ГЭС» я?

Я, конечно, понимаю, что литература — она литература, а доку ментальное кино совсем другое. Но, как. говорит мой друг, интересный режиссер Фима Цаплев, все средства искусства пишут историю современности, а кто не делает этого, тот просто в арьергарде жизни. А то еще дальше, хотя дальше и некуда.

С Фимой мы встретились на Гырлянской ГЭС. Помню, я только туда подъехал, с бригадой еще не успел познакомиться, а тут — пуск. Ленточку красную перерезать будут.

Жду торжественной минуты, внутренне готовлюсь. Оно, конечно, особого права находиться в первых рядах вроде и не имею, поскольку на стройке всего неделю, но разверните карту электрификации последних лет — это же моя трудовая биография. Где что строилось электрическое — там я. Между нами — подъемные еле успевал получать.

Что гоняло по белу свету? Длинные рублики, скажете? Не совсем. Кошелек, конечно, не последнее дело, но у меня на первом месте романтика. Я не могу без движения, я только присяду — ноги зудят, дороги кличут, энергетика к себе требует. Меня комфорт из себя выводит, мне неустроенности хочется.

Так если посмотреть на стройки ГЭС, то есть на меня лично анфас и профиль, то мое место именно в первых рядах. А потому на митинге я всегда иду к трибуне.

И на Гырле так было. Стремлюсь к центру событий, занимаю позицию в первых рядах, самую что ни на есть передовую. Аплодисменты, речи, вспышки блицев. И тут на горизонте бородач в ненашей кожаной куртке, он самый — интересный кинорежиссер Фима Цаплев.

— Станьте в монолит, товарищи! — требует. — Для истории снимать будем. А вы, — предлагает мне, — выдвиньтесь на первый план и улыбайтесь.

Кончилась съемка, он даже обнял меня от избытка чувств.

— Гениально! — говорит. — Какая натура!

А потом я на Песчанскую ГЭС подался. Чуть не опоздал, правда, в самый день пуска прибыл. А Фима Цаплев тут как тут: меня ищет, оказывается. Ему начальство на худсовете благодарность за прежнее кино вынесло. Очень уж удачным там получился образ строителя наших дней в моем изображении.

— Здравствуй, родненький! — говорит Фнма. — Я теперь без тебя не могу. — И тащит меня на съемки сразу.

Правда, нашелся один деятель. Толкует, что я, мол, человек случайный, передового бригадира Горбунова для лучших кадров предлагает. Но Цаплев ни в какую!

— Мне, — возражает, типаж нужен, и я знаю, что делан. У Тятькина, — то есть у меня, — лицо передовика, настоящее свидетельство эпохи. Мало ли что Горбунов в работе орел. У нас в кино, — специфика.

И каску заготовленную мне подает, куртку, пояс монтажный.

Отснял он мировую кинуху, и пошли мы с ним по махонькое пропустить за дальнейшие творческие удачи.

— Гена, — говорит Цаплев, — цены ты себе не знаешь! Ты посмотри на себя в зеркало и задумайся над своим обликом! Какое эпический размах, какая монументальность! Ты, Гена, будто с плаката сошел. И ты сошел для меня, учти. Я из тебя звезду документального экрана сделаю! С твоей биографией, — говорит, — паблисити стыдиться нечего. Собирай, — говорит, — чемоданы, будешь ездить со мной по стройкам отражать кипучую романтику будней. Я, — кричит, — зачисляю тебя на ставку осветителя!

— Эх, Фима, Фима! — отвечаю. — Разок бы дернуть тебя за бороденку! А с подъемными как?.. Если уж зачисляешь меня на ставку, то только по совместительству, понял? А вообще-то разве нельзя было докумекать пораньше насчет ставки?.. А еще друг называется. Ты же художник, творец, созидатель в конце концов Сразу предложил бы — и все было бы давно в порядке. Я ведь вполне осознаю свою роль и понимаю, что историю современности надо писать самыми яркими красками. Я теперь готов с тобой на любую ГЭС.

По душам мы тогда поговорили. И с тех пор не разлить водой нас. Финиширует где гигант энергетики, Фима Цаплев там уже ждет меня. Мы даже не сговариваемся предварительно. Просто я слежу за прессой и телевидением и всегда в курсе всех трудовых свершений на фронте электрификации. У меня сердце болит, если где график ввода в эксплуатацию срывается. И как только дыхание финиша — я чемодан, подъемные в карман, и в дорогу.

И дело тут не только в Фиме Цаплеве и его ставке осветителя, но и в них, конечно. Меня также волнует та особая атмосфера, когда чувствуешь себя прямо причастным к большим свершениям. Пройдут годы, и, гладя деток по головкам, я с гордостью смогу сказать.

— И ваш папа там был, в лихорадке буден.

И в кино им культпоход устрою, пальцем покажу им на свою персону в документальных кадрах.

Но вот на тебе — «Братская ГЭС», и без меня…

ПОКА МЯЧ В ПОЛЕТЕ…

Погодите минуту, я дам пас, и, пока мяч в полете, поразмыслим о тревожной обстановке вокруг любимой игры миллионов, сложившейся после недавних крупных баталий на международной арене. О чем, так сказать, свистят не всегда переполненные трибуны? А не секрет. Трибуны в плену неверных выводов. Мол, и тактические схемы у нас такие, что у чужих голкиперов в ответственных матчах против нас вроде как привычная им безработица. И тренировочные нагрузки в объеме производственной гимнастики. И психологическая подготовка настолько хрупкая, что без жены и тещи на соревнования за кордон выезжать страшно. И что в конце концов нам не мешало бы поучиться у лучших зарубежных мастеров, как надо выкладываться на поле все девяносто минут…

Ну и ну! Опять чуть ли не пресловутое преклонение! Выкладываются — и что? Пусть выкладываются. Мы играем в другой футбол! В простой интеллектуальный футбол, если хотите. Вот дам пас и растолкую, в чем суть…

Вспомним недавнее широкое движение за интеллектуализацию нашего футбола. Благородное, скажу вам, движение. Ведь что в первую очередь спрашивали у футболиста при приеме в команду?.. Правильно — учится ли в институте или в аспирантуре и если нет, то кто там в приемной комиссии препятствует этому положительному процессу. Помню, я был еще в группе подготовки, когда тренер вколачивал моему старшему брату Эдику мысль о том, что только тот может успешно мыслить на футбольном поле, кто неустанно работает над повышением своего образовательного уровня.

И не так просто было воплощать в жизнь эти прогрессивные требования. Эдик — брат, но истина дороже, и я откровенно скажу, что он рвал на себе модную прическу, не желая идти в техникум. Рвал под тем предлогом, что у него от математики якобы аллергия. Все равно заставили. Сразу в институт. И через пяток лет как миленькому вручили диплом с отличием. Тройки ему простили, как выдающемуся нападающему.

А ведь Эдик трижды пытался бросить институт. Пока не вошел во вкус. И когда перешел в команду одного приволжского города, через два года у него в кармане уже лежал диплом текстильных дел мастера. А перебрался на юг, где знойное дыхание пустыни, — стал специалистом по выращиванию лимонов и дынь…

Но приблизимся к дням нынешним. Даже самый беглый анализ образовательного уровня мастеров кожаного мяча говорит о том, что недалек тот день, когда на поле будут выходить кандидаты, а то и доктора наук. Простым высшим образованием во всех лигах нашего футбола уже никого не удивишь. Все сейчас как только одной ногой на поле, то другой сразу в институт. Техникум сейчас вроде как для неспособных, но таких единицы, да и то в дубле.

Не по дням, а по часам растут на этой основе и культурные запросы. К примеру, мой напарник по защите Славик Гриб после филологического факультета очень увлекся подписной книгой. Особенно он любит поэзию. А из поэтов сейчас предпочитает Лермонтова, Байрона и Треднаковского вместе взятых, которые скоро начнут поступать в торговую сеть. Славик сразу две подписки на каждого любимого поэта потребовал под тем предлогом, что одну он сразу же зачитает до дыр, тогда как другая сохранится. И пригрозил, что пусть только посмеют зажать другую подписку — он немедленно подаст заявление в стихах о переходе в ту команду, которая окажется ближе ему по поэтическим запросам. Но повременим секунду-две, и дам пас, и мы порассуждаем о выводах из всего этого…