Страница 26 из 38
— Мальчишка! — сказал Митя Корюшкин. — Деньги у тебя есть?
— Наскребу!
— Наскреби побольше.
— Слушай, а нас пустят в ресторан?
— Меня-то пустят! — солидно заметил Митя Корюшкин. — Меня буквально везде и буквально все принимают за студента. А вот тебя… тут могут возникнуть трудности. Но я все продумал. Надо сразу, как только мы войдем в ресторан, дать минимум пятерку на чай швейцару. Понимаешь? Он открывает дверь, я в ту же секунду сую ему в лапу минимум пятерку и… будь здоров! Понимаешь? Главное — это произвести впечатление, проскочить через швейцара и проникнуть в зал. А потом уж мы найдем укромный уголок, где можно покутить спокойно.
— А вдруг… выведут?
— Не выведут! А выведут — уйдем, подумаешь, какая беда! И пойдем в другой ресторан.
— А если и из другого выведут?
— Ты что, трусишь? Говори прямо!
— Я не трушу, но надо все предусмотреть!
— Все предусмотрим, не беспокойся! — сказал Митя Корюшкин, охваченный своей идеей. — В частности, ты скажи дома, что пошел ко мне заниматься английским, а я скажу, что пошел к тебе заниматься по алгебре.
— А если мои позвонят твоим или твои моим и выяснится, что тебя нет у меня, а меня нет у тебя, тогда что?
— Не позвонят! А в общем что-нибудь придумаем. Значит, завтра кутим! Условились?
— Условились! — сказал Петя Горелкин, и друзья крепко пожали друг другу руки.
Все удалось как нельзя лучше. Могучий бородач швейцар в ливрее и фуражке с золотым галуном пятерку принял благосклонно и, распахнув перед юными кутилами массивную дверь ресторана, еще и козырнул им с элегантной небрежностью. Раздеться в гардеробе тоже удалось без приключений. И вот перед друзьями засиял долгожданный просторный и высокий ресторанный зал. За столиками, покрытыми белоснежными скатертями, сидели нарядные мужчины и женщины. Посетителей в этот час было немного, и в зале царила торжественная тишина, нарушаемая лишь звяканьем посуды. Официанты в черных костюмах, держа металлические подносы с тарелками, соусниками и блюдами на вывернутых ладонях, с цирковой ловкостью скользили по сверкающему паркету. Пахло чем-то очень вкусным.
— Давай не пойдем дальше! — прошептал Петя Горелкин, очарованный открывшимся перед ним зрелищем. — Давай здесь постоим.
— Иди за мной, трус! — прошипел Митя Корюшкин и храбро двинулся, вперед.
Блудливо озираясь, Петя Горелкин пошел следом за ним, стараясь ступать по паркету как можно тише.
Они сели за свободный стол у окна. Сейчас же перед ними возник пожилой официант с аккуратным седым «ежиком» на голове и молча положил на стол карту кушаний и напитков. Как было условлено заранее, опытный Митя раскрыл прейскурант и, лихорадочно складывал и вычитая в уме двухзначные цифры, стал составлять меню роскошного ужина.
— Митя! — вдруг шепотом сказал Петя Горелкин.
— Ну, что тебе еще?
— Пойдем за другой стол, я не могу за этим кутить!
— Почему?
— Он стоит и… смотрит!
— Кто «он»?
— Официант!
— А по-твоему, он должен лежать на полу лицом вниз, пока мы выбираем, да?
— Он… похож на папу. Понимаешь?!
— Глупости! Абсолютно не похож!
— Посмотри хорошенько. Если он наденет очки, он будет вылитый папа!
В эту минуту официант подошел к столику наших героев, достал из кармана пиджака роговые очки и, надев их на длинный тонкий нос, нагнулся к Мите Корюшкину. Петю Горелкина как ветром сдуло из-за стола. Ничего не сказав пораженному официанту, Митя Корюшкин бросился в погоню за сплоховавшим Онегиным. Догнав его, он крепко схватил Петю за, рукав и почти поволок в другой конец зала.
Здесь Мите Корюшкину приглянулся столик у стены. Они уселись. Подошел другой официант, молодой, с помятым лицом и красноватыми, невыспавшимися глазами. Подавая Мите прейскурант, он сказал с игривой фамильярностью:
— Выбирайте, молодые люди, что будем пить-кушать, в один момент вас обслужу!
На этот раз Митя справился со своей задачей довольно быстро. Все подсчитав и тщательно проверив в уме, он сказал важно:
— Закажите ним, пожалуйста, котлеты!
— Какие прикажете котлеты — киевские, де-воляй, морешель, отбивные из кур, телячьи?
— Обыкновенные человеческие котлеты.
— Человеческие? Понятно. Две порции?
— Нет. Одну!
— Одну порцию человеческих котлет? — переспросил официант, уже не скрывая насмешки.
— Да, одну! А на сладкое, если можно, дайте нам, пожалуйста, суфле-сюрприз!
— Одно?
— Одно… в общем.
— А ложек, понятно, две?
— Две… если можно!
— Понятно! — сказал официант. — Будут вам и ложки, будет и сюрприз! Пить что будем, молодые люди?
— Вино. Бутылку. Одну. Целую.
— Целую бутылку?! Понятно! Один момент!
Официант, посмеиваясь, ушел и действительно не заставил себя ждать. Он принес и поставил на стол металлическую тарелку, на которой сиротливо покоились две крохотные котлетки и горка мелко нарезанного жареного картофеля, откупорил бутылку армянской малаги и, налив вино в рюмки, деликатно исчез.
Друзья по-братски разделили картошку, взяли каждый по котлетке, подняли рюмки, лихо чокнулись и выпили вино, которое показалось им дьявольски вкусным.
— «Еще бокала жажда просит — залить горячий жир котлет», — напыщенно продекламировал Митя Корюшкин и налил по второй.
— Какое безобразие! — громко сказал усатый железнодорожник в сером форменном кителе с маленькими светлыми паровозиками на погонах. Он сидел за столиком с пожилой полной женщиной — по всей видимости с женой — вблизи от наших героев и теперь глядел на них страшными, мечущими молнии глазами.
— Коля, оставь! — робко сказала ему жена.
— Безобразие! — еще громче произнес железнодорожник. — Всяких молокососов пускают в ресторан!.. Сидят и выпивают, скажите пожалуйста!.. И ведь еще школьники, наверное!
— Коля, не надо!.. — повторила жена. — Вечно ты, ей-богу!..
Но усач ее не слушал и продолжал бушевать:
— Вот из таких потом и получаются разные там «стиляги». С таких лет по ресторанам шляются, как вам это понравится!.. Нет, я не могу! Я должен, я пойду к директору!
Усатый Коля решительно встал, сорвал салфетку, засунутую под воротник кителя, бросил ее на стол и куда-то пошел.
Друзья тревожно переглянулись.
Вдруг толстый красномордый мужчина, похожий на побрившегося деда-мороза (он сидел один через стол от железнодорожника), встал и, покачиваясь, подошел к их столику.
— Обижают?! — сказал он пьяным голосом и громко икнул. — Затирают молодежь?! На каком законном основании?! Молодым везде у нас дорога. Правильно я говорю?
Он тяжело плюхнулся на свободный стул и уставился на подростков бессмысленными, оловянными глазами.
— Правильно! — ответил он самому себе и прибавил: — Не унывайте, ребята! Я — ваш защитник!
С этими словами, придвинув к себе бутылку с малагой, он налил полный стакан и сказал:
— Ну, за ваше! — и залпом выпил.
Потрясенные Митя Корюшкин и Петя Горелкин молчали. А их защитник выпил второй стакан, потом бухнул кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули на воздух, а потом… неизвестно, как это случилось, но все, что было на столе, вместе со скатертью оказалось на полу уже в виде мелких осколков, перемешанных с жареной картошкой.
— Одним словом, не горюйте! — сказал красномордый окаменевшим друзьям, словно ничего и не произошло. — Положитесь на меня! Я сейчас вернусь!..
Он поднялся и вышел из зала, прежде чем Митя и Петя успели опомниться.
— Митька! — не сказал — прошелестел Петя Горелкин. — Вот теперь-то уж обязательно надо давать ходу!
Но «давать ходу» было поздно. К их столу подходили усатый железнодорожник, молодой официант, явно оконфуженный, и лысый мужчина с сердитым лицом восточного типа.
— Полюбуйтесь, товарищ директор! — сказал железнодорожник. — Видите, что у вас делается? Вы узнайте их фамилии, адреса и в школу сообщите!
— А мы не школьники! — все еще храбрясь, сказал Митя. — Мы студенты. И моя мать мне дает деньги. И вообще… она ничего не имеет против! И вообще… дайте жалобную книгу!