Страница 95 из 120
И ведь хватило бы дурости и упрямства настаивать на поступлении. А потом, недоучившись и года, идти в армию на год-полтора с перспективой полностью забыть весь материал первого курса. А затем возвращаться и пытаться нагнать материал с почти пустой к тому времени головой.
К тому же наука срочной военной службы явно пошла впрок в смысле познания нехитрых мудростей жизни и обретения бронебойной толерантности к её идиотическим сторонам.
Ностальгические чувства не позволили мне сразу заметить, что в кабинете меня ожидал отнюдь не его хозяин.
Светловолосый мужчина лет тридцати с ранними залысинами и рассеянным взглядом блёкло-голубых глаз, одетый в серый, ладно сидящий на борцовской фигуре костюм, сидел за длинным столом, приставленным к ректорскому таким образом, что образовывал большую букву «Т». Он что-то внимательно читал в раскрытой кожаной папке.
— Луговой Гаврила Никитич? — спросил спортивный блондин, едва повернув ко мне голову.
Почему-то мне захотелось ему ответить: «Так точно!» — и встать по стойке смирно. Я прикинул, что второе будет излишне. Впрочем, как и первое.
— Абсолютно верно. С кем имею честь?
— Мостовой Василий Григорьевич. Присаживайтесь, молодой человек, — странно, мужчина назвал лишь свои фамилию, имя и отчество, а мне тут же захотелось присовокупить к ним как минимум звание.
Для сотрудника милиции слишком хороший костюм, пусть и не новый. Но носить умеет, чувствует себя в нём как в домашнем халате. Привычно. Да и милицейский опер не стал бы устраивать встречу в кабинете ректора. Хотя чего не бывает в жизни? Может, ему специально нужно обставить встречу так, чтобы создать нужный психологический настрой. Будь я простым свидетелем или даже подозреваемым вызвали бы повесткой, а тут сам в институт заявился. Вызвал через деканат. Или я не единственный, кого он пришёл опросить? Вполне возможно. Кстати, как-то уж слишком быстро сработали. Прошло чуть больше суток.
Я постарался остановить поток мыслей, норовивших сорваться вскачь. Паника плохой советчик. А скорость реакции органов говорит всё же в пользу конторских. И передо мной явно не лейтенант-первогодка. Капитан, а то и майор. Значит, зацепили тему и с валютой, и с наркотой. Однако…
Я внутренне подобрался, стараясь внешне всё же выглядеть неловким (пусть товарищ думает, что его внезапный вызов оказал должное воздействие на неокрепший ум студента), громко отодвинул стул и сел напротив блондина, положив руки перед собой, словно школьник за партой.
Блондин выдержал положенную по канонам жанра длинную паузу. Цирк с конями! Но пусть сам начинает. Быстрее станет понятно, откуда ветер дует.
— Гаврила Никитич, я сотрудник милиции и мне нужно опросить вас по одному делу, следствие по которому сейчас проводится.
Блин, точно конторский. Был бы мент, так бы не церемонился. А то словно кино на Мосфильме снимаем. Про доблестную нашу, народную, у которой служба, как известно, и опасна, и трудна, и на первый взгляд, как, впрочем, и на второй не особенно видна.
— Я всегда готов помочь родной милиции, чем могу, как говорится, — пожал я плечами.
— Отлично. Вам знаком гражданин Орлинду до Оливейра, — он демонстративно заглянул в папку и продолжил, — ди Пончиш Мария?
— Да, знаю, конечно, мы с этим товарищем живём в одном общежитии.
— И как вы можете его охарактеризовать?
— Ну, мы не так чтобы очень близко знакомы. Общительный, хорошо знает русский язык, доброжелательный. Вся общага знает, что у него можно занять столовые приборы, посуду, мебель, когда у кого-то праздник.
— Импортный алкоголь, сигареты, вещи… — продолжил за меня блондин, пристально глядя мне в лицо.
— Ну, да, наверное. Сам-то я не видел, так, слухи ходят. Товарищ, Мостовой, да они все приторговывают, к бабке не ходи!
— Кто «все»? — сделал стойку блондин.
— Ну, иностранные студенты. Сами же знаете, какая жизнь пошла. Инфляция, стипендии не хватает. Все крутятся как могут, чего уж лукавить.
— Ну да, лукавить не будем. Только это спекуляцией это называется, Луговой! — слегка повысил голос оперативник.
— Да какая спекуляция? Ну продадут пару подержанных вещей. Я сам у Орлинду разок джинсы и майку брал. Так он отдал значительно дешевле, чем в коммерческом магазине.
— Поддерживаешь спекулянта, Гаврила, а ещё комсомолец! — от такого неожиданного наезда я даже охренел слегка.
— Да не поддерживаю я, товарищ Мостовой. Если по-вашему считать, так у нас сейчас все граждане, что вышли из-за нужды на рынок торговать — спекулянты. Жить-то как-то надо. Или у вас в милиции по-другому? — решил я немного подразнить псевдомента.
— Речь сейчас не о нас, Луговой! — буркнул Мостовой, — ладно, оставим тему спекуляции. Скажите, когда видели гражданина Орлинду последний раз?
— Хм, так сразу и не упомнишь. Наверное, на прошлой неделе.
— А точнее?
— Трудно сказать, товарищ Мостовой.
— У меня другая информация, Луговой. Студенты из соседних с Орлинду комнат видели вас с ним позавчера.
— Точно! Я как раз отдавал ему долг за джинсы. Память совсем дырявая. Извините.
— Ничего, бывает, парень. Кстати, если не секрет, откуда деньги на американские штаны? Сам же говорил, что стипендии на жизнь не хватает. А так и не скажешь, — это он намекает на мой внешний вид. Что ж, уел, товарищ как-там-тебя-майор. На экзамен я пришёл в слаксах, чёрной водолазке и кожаном пиджаке. На бедного студента в таком прикиде явно не тяну.
— Так подрабатываю. Вагоны разгружаю на железке. Бог силой не обидел. Хватает и одеться. А что, запрещено?
— Ты не ершись, парень, — у губ блондина залегли недовольные складки, — сам должен понимать: не ради удовольствия с тобой болтаю.
— Да понимаю, я. А что он натворил-то, Орлинду?
— Связался с нехорошей компанией и влез в незаконные махинации, — оперативник отвечал, а сам находился мыслями уже не со мной, задумчиво грызя карандаш, которым вёл записи, — ладно, если что-нибудь существенное вспомнишь, вот тебе мой телефон. Звони, — он быстро набросал несколько цифр на клочке бумаги и бросив мне коротко: «Всё. Свободен пока!» — снова уткнулся в свою папку.
Прогуливаясь по коридору до выхода из административного корпуса, я озадаченно размышлял. Похоже, комитетчик пока всего лишь «работает по площадям», то есть, наверняка опрашивает не только меня. Его вполне очевидно интересовала не столько суть моих ответов, сколько реакция. Он