Матрикул Конец века

— Ти начал курить дагга? — широкие ноздри Орлинду недвусмысленно втянули воздух.

Что за дагга? Это он про дурь, что ли? Блин, я и не подумал, что моя одежда насквозь пропиталась ароматом каннабиса.

— Нет, Орлинду. Я просто спал, а одни пид…гхм, нехорошие люди решили использовать мою комнату, чтобы пыхнуть по-взрослому, ну и я невольно надышался вплоть до галлюцинаций, — я красноречиво подтянул ремень на мокрых и разодранных штанах.

— Нехорошо, Люговой. Когда в твой дом, пока ти спишь приходят чужие и такое творят…не хорошо.

— Согласен. Да и чёрт с ними, с этими козлами, Орлинду! Они уже свалили. А вот в чём мне завтра на занятия идти ума не приложу. У тебя нельзя одолжить временно какие-нибудь штаны?

Африканец ничуть не удивился просьбе. К нему частенько обращался народ, в основном, чтобы взять во временное пользование посуду, пиджак, хипповый галстук на дискотеку, стрельнуть сигарет, а то и какой-нибудь редкий алкоголь дабы пустить пыль в глаза. Последнее, понятно, не для временного использования. И Орлинду охотно давал, напрямую не требуя какой-либо оплаты или бартера. Но стоило кому-то из занимавших не вернуть или того хуже замылить вещь, что, чего греха таить, иногда случалось, больше заёмщик от африканца не получал даже использованной зубочистки. Орлинду здоровался, улыбался, кивал, но на любую просьбу проштрафившегося лишь многозначительно молчал.

— А у тибя, Люговой, только одни штаны? — он ухватил пальцем меня за карман, словно щупая материал.

— Ну я же не Рокфеллер, какой, Орлинду. Коплю на джинсу. Сам знаешь, цены как на дрожжах растут. Я уж о Левайсе и не мечтаю, мне бы Пирамиды или Мальвины какие-нибудь. Так и они три-четыре мои степухи стоят. Что ж мне, не жрать совсем? Так, похожу пока в каких-нибудь старых шароварах, если одолжишь, а эти снесу в ателье починить.

— Да? — скептически вскинул бровь африканец, — этот треш…рванина только помойки достоин или на тряпки пол мыть, — он кивнул на ведро, что я продолжал держать в руках.

— Ты что, чувак? У нас вещами не разбрасываются. Правда, сколько сейчас ремонт встанет, даже и не знаю.

— Ладно, Люговой, бросай своё ведро, пойдём ко мне. Найду во что тебя переодеть. Мужчина в рваных штанах — это не комильфо, — хохотнул африканец.

Внутри ёкнуло: похоже, проблему со штанами я временно решу. Тоже мне, попаданец — засланец со рваной мотнёй. Проблема не то, что серьёзная, так — неудобная немного. На дворе хоть и южная, но осень, а халамидником в институт ходить не хочется. Хотя может, ну его этот институт? Чему мне там учиться? Врачу с тридцатилетним стажем? Мне Демиурга искать надо. Правда, и адаптацию в этой реальности излишне усложнять не хочется. Брошу учёбу — потеряю жильё, какой-никакой статус. Не говоря уже о том, что придётся матери врать…

От неожиданно пришедшей мысли я отвлёкся и с грохотом уронил ведро в кладовке. Чёрт! Мама… Моя мама здесь. На тридцать лет моложе. И отчим ещё живой и вполне здоровый. Ёшкин кот! Эмоции и воспоминания чуть не накрыли с головой, заставив подкатить к горлу горячий ком. Н-да, Гавр, а нервишки-то у аватара, словно струны натянуты. Надо бы побыстрее адаптироваться. Что там Лукреций советовал? Физические нагрузки? Вот прямо сегодня и займусь!

— Люговой, чего застрял? Догоняй, брат!

Комната Орлинду напоминала что-то среднее между будуаром холостяка и складом вагончика с Черкизовского рынка. Кстати, до появления вещевых гигантов «Черкизона», «Лужи» или «Динамо» ещё несколько лет. Кажется, только Рижский рынок в Москве уже действует.

А в нашем же городке всё пока стихийно и малоорганизовано. Есть парочка рядов на продуктовых рынках, несколько точек фарцовщиков. И всё. Да и с чего бы? Свободного хождения наличный доллар ещё не получил. Нарождаются первые кооперативы, СП, комки, лабазы и прочие порождения курса на восполнение вещевого дефицита в стране.

Но комната африканца отличалась от вещевого склада в лучшую сторону. Порядок, конечно, был неидеальным. Ну а зона спального места и рабочего стола выглядели более чем прилично. Не знаю, какими рычагами и связями обладал уроженец Кабо-Верде, но жил он в своей комнате абсолютно один. Причём почему-то в корпусе, предназначенном для советских студентов. Для иностранцев был выделен более новый корпус общежития, со столовой и кафе на первом этаже. А почему бывший африканский коммунист выбрал жильё в старом корпусе для меня и раньше оставалось загадкой.

— Садись, Люговой, — Орлинду сбросил с единственного кресла в комнате замотанную скотчем клетчатую сумку прямо на пол, — кофе пить будем.

— Да не надо… — замялся я, понимая, что не хочу злоупотреблять гостеприимством и так помогавшего мне африканца.

— Надо, Люговой, надо для здоровья. Ти же сам сказал, что надышался дымом марихуаны. А хорошая джимма-арабика из Сомали творит чудеса, поверь. Вся дурь разом из головы выветрится!

— Да я уже неплохо себя чувствую, — почти не соврал я.

— Не спорь со старшими, виджана. Лучше примерь пока, — открыв дверцу небольшого платяного шкафа, бывшего частью мебельной стенки с тёмной лакировкой, Орлинду почти не глядя сунул руку и выудил сложенные вчетверо джинсы, — лови!

Я перехватил в полёте американские штаны, развернув, невольно пощупал. Явно многократно стиранные, но мне достаточно было чуть растянуть и ощутить под пальцами знакомую «ёлочку». А контрастные рыжие нитки аккуратных швов и вовсе заставили недоверчиво улыбнуться.

— Блин, Орлинду, это же «Врангель», классика! Надо же «техасы» …

И обалдел ещё больше, услышав ответ африканца.

— Врангель, Люговой, был врагом советской власти, а эти штаны сшиты на фабрике фирмы Ранглер! — Орлинду смотрел на меня с ласковым ленинским прищуром.

— Э-э-э, — не сразу нашёлся я, — не знал, что африканские коммунисты хорошо разбираются в советском кино. И даже цитируют.

— Я советские детективы очень уважаю. А откуда ты знаешь, что я коммунист? — с лица Орлинду мгновенно слетело добродушное выражение.

Я молча указал на висящий над его кроватью красный флаг с чёрной пятиконечной звездой.

— Ах, ну да, конечно! — всплеснул руками потомок рабов португальских колонизаторов, — а ты очень внимательный, виджана. Молодец! Ну так что, подходят тебе штаны? Мерь.

— Не знаю, Орлинду. Это ж настоящие штаты! Они даже ношенные денег стоят немерено. Как-то это неправильно.

— Мерь, мерь, виджана! Я их пять лет таскал, прежде чем забросить на полку. Помню, ещё на Мальте покупал, когда в отпуск ездил.

— Ладно, коли так, — пожал я плечами, вставая с кресла.