Страница 74 из 102
— Ну, прямо замечательно, — воскликнула миссис До- уэрти. — И вы все это привозите сюда в город и здесь проддрте?
— Там мы тоже продаем, но мало, там это невыгодно, — сказал он. — Летом — другое дело, многие ведь ездят, кто-то интересуется кустарными изделиями. И к нам заходят, покупают. Ну, а зимой, — что ж, одни лыжники приезжают, не за этим. Если и зайдут, то только в слякоть, когда кататься нельзя. Вот поэтому я и привожу все сюда, три-четыре раза в год. Большей частью, конечно, зимой. — Он помолчал. — В этом году первый раз приехал в феврале.
— Вот как?
— Да, вот так уж.
— Ну, и как вам тут нравится?
— Ну, холода и тут хватает, — сказал он и засмеялся. Ему было уютно. Он откусил кусок хлеба, взял чашку с кофе и спросил — Кстати, который час?
— Восьмой, — ответила она.
— Вот это я проспал! — он снова засмеялся.
Стоит ли спросить ее о полицейском участке?
— А вы когда обычно встаете?
— Дома? В Кэри?
— Да.
— Да знаете, мама поднимается рано. Как рано ни встанешь, а она уже возится на кухне. У меня отец работал на железной дороге, уходил рано, вот она и привыкла так вставать. В пять-полшестого она уж на ногах. Мой братишка спит чутко, да и спальня у нас общая. Домик у нас маленький, прямо скворечник. Ну, и как она начнет возиться, он тут же просыпается. Значит, и мне вставать, делать нечего. Вот как у нас, — сказал он и снова засмеялся.
— Вы так славно от души смеетесь, — произнесла миссис Доуэрти. — Большие мужчины так смеются.
— Да?
— Это мое наблюдение.
Он подумал, что сейчас самое время спросить про полицейский участок. Но и не хотелось встревожить ее. Он отпил кофе, вытер губы и надкусил второй кусок.
— Я вам должен заплатить за прошлые сутки, — сказал он. — Вы же помните, тогда я заплатил только за день перед.
— Да, да.
Он полез в карман за бумажником, но она тут же остановила его:
— Ну-ну, сначала допейте кофе. Деньги не убегут.
— Спасибо, мэм, — поблагодарил он, улыбнувшись, и надкусил второй кусок.
— Сколько вам лет, мистер Брум? — спросила она. — Ничего, что я об этом спрашиваю?
— Ну, что вы, мэм. В мае будет двадцать семь. Двенадцатого мая.
— Я так и думала. А вашему брату?
— Ему двадцать два. — Он помолчал. — А завтра ведь Налентинов день, вы помните?
— Мне «валентинок» не присылают.
— Ничего нельзя знать наперед, миссис Доуэрти, — озразил он. — Сейчас пойду и первым делом пошлю маме.
— Как это хорошо! — воскликнула миссис Доуэрти. Она «молчала и, беспомощно улыбнувшись, сказала — У нас детей не было.
— Как жаль слышать, мэм.
Она кивнула. Он допил кофе, достал бумажник и подал гй пятидолларовую бумажку.
— Сейчас дам вам сдачу, — сказала она. Он встал из-за < тола, пока она ходила в другую комнату за сумочкой. Он решил, что не будет спрашивать у нее, где находится полицейский участок. Не хочется расстраивать ее, тем более, что она, кажется, расстроилась, вспомнив, что у псе нет детей, и никто ей не пришлет «валентинки» с поздравлениями, вот как он своей матери. Он подумал, получит ли его мать открытку вовремя. Наверное, да. Если он сейчас купит открытку — первым делом, еще до полиции, и тут же ее отправит, — мама, точно, получит ее завтра же утром.
— Вот, мистер Брум, — сказала она, войдя в кухню и протягивая ему долларовую бумажку. Он положил ее в бумажник, спрятал его и надел пальто.
— Надеюсь, что когда вы снова приедете, остановитесь опять у меня, — сказала она.
— Конечно, мэм, обязательно.
— Вы такой славный молодой человек, — сказала она.
— Спасибо вам, мэм, — проговорил он, смутившись.
— У нас тут… — начала она, но потом замолчала и покачала головой.
— Я приду еще уложить вещи, — произнес он.
— Да, конечно, не торопитесь.
— У меня еще несколько поручений есть.
— Не торопитесь, — повторила она и проводила его до двери.
Аптека находилась на углу Эйнсли-авеню и Одиннадцатой Северной улицы. Вдоль левой стены шла закусочная стойка. Остальное место было предоставлено лекарствам и всякой всячине. Стеллаж с дешевыми книжками в кричащих пестрых обложках стоял перед полкой с грелками. Чуть дальше, отстранившись от расчесок и спринцовок, виднелся еще стеллаж с поздравительными открытками.
Он прошел мимо книг (одна, особо цветистая — «Как заниматься этим в самолете», — бросилась ему в глаза) и подошел к открыткам. Поздравления с днем рождения были тщательно рассортированы — «Сыну», «Дочери», «Маме», «Отцу», «Брату», «Сестре», «Дедушке», «Бабушке» и другим родственникам. Он быстро просмотрел их, бегло глянул на «Соболезнования», «Годовщины» и «Новорожденных» и перешел к последнему разделу, посвященному целиком валентинкам. С каждым годом становилось все больше и больше комических открыток. Ему они совсем не нравились. Чаще всего до него даже не доходил этот юмор. Он поднял глаза на надписи над вертикальными рядами. Оказалось, и тут была своя классиффикация, почти как для дней рождения. Были валентинки для «Возлюбленных», «Жен», «Мужей», «Матерей», <(Ртцов». Дальше он не стал смотреть, ему надо было выбрать открытку для мамы. Он не мог решить, какую из двух-трех открыток взять, но тут увидел красивую открытку с алым сердцем (аппликация из атласа) и розовыми лентами, струящимися прямо из него. Наверху наискось изящным золотым шрифтом — «Мамочке». Он раскрыл карточку и начал читать небольшое стихотворение внутри. Иногда открытка красивая, а слова — никуда не годятся. Тут надо смотреть внимательно. Он прочитал стишок, прочитал второй раз, перечитал его в третий раз, мысленно проговаривая его и стараясь уловить ритм. Сколько же может стоить эта карточка? Ему понравился и стишок и ритм, но и лишнего не хотелось платить. Он подошел к кассе. Цветная девушка сидела за ней, читая журнал.
— Сколько стоит эта открытка? — спросил он.
— Сейчас посмотрим, — она взяла у него открытку, перевернула и посмотрела на обороте. — Семьдесят пять центов, — объявила она. Заметив выражение его лица, она улыбнулась — Там есть и дешевле.
— Ну, мне уж эта понравилась, — возразил он.
— Эта, действительно, замечательная.
— И стишок хороший. А то бывают просто жуткие.
— Да, стишок приятный, — согласилась девушка, пробежав глазами строки.
— Значит, семьдесят пять?
— Да, вот тут на обороте написано. Видите? — Она повернула карточку обратной стороной и протянула ему. У нее были очень длинные ногти. Она показала на какие-то буквы и цифры в самом низу открытки — Видите, вот здесь ХМ-75? Это и значит семьдесят пять центов.
— А почему они не пишут просто: семьдесят пять центов? — спросил он.
Девушка хихикнула.
— Не знаю. Наверное, им нравится всякая таинственность.
— Да уж, ХМ-75— это, точно, таинственно, — сказал он, улыбнувшись. Она улыбнулась в ответ. — Ну, я ее беру, — сказал он.
— Вашей маме она понравится.
— Надеюсь. Мне еще нужны марки. У вас есть?
— Вон, в автомате, — сказала девушка.
— И еще… еще…
— Да?
— Еще одну открытку нужно.
— Хорошо, — ответила она.
— Пока не пробивайте, — попросил он.
— Нет, нет.
Он вернулся обратно к стеллажу с открытками и, уже не глядя на разделы «Матерей», «Жен» и «Возлюбленных», начал искать надпись «Друзья» и «Знакомые», но нашел только «Общий раздел», где стал просматривать открытки, пока не нашел одну, которая гласила просто «Кому-то очень милому в день Святого Валентина»[31]. Внутри не было стихов. Просто одна строчка «Желаю счастья». Он поднес открытку к кассе и показал ее цветной девушке.
— Вам такая нравится? — спросил он.
— А это кому? Вашей девушке?
— Нет. У меня нет девушки, — ответил он.
— Ну, так я и поверила, — возразила она. — У такого большого красивого парня — и нету…
— В самом деле, — сказал он. — Нет у меня девушки, — и вдруг понял, что она кокетничает с ним.
— Для кого же открытка? — лукаво спросила она.