Страница 8 из 106
Снаружи раздавались песнопения. Мрачная тягучая мелодия душевной тоски. Некоторые жители все же решили последовать моим советам и спешно несли свои пожитки к капищу, чтобы сжечь их.
Иногда хор то возвышающихся, то утихающих голосов прерывался воплями из амбара. Мать Беляны рыдала рядом, не смея войти внутрь. Замученная голодом и темнотой девочка выла на разные лады. Она молила о пощаде и тут же грозилась выесть кишки тех, кто не подчинился ее воле.
В который раз Селио попытался уговорить меня оставить это дело. Я слушал друга в пол-уха. Требовалось срочно придумать способ изменить сложившуюся ситуацию.
Око Ярило ушло за край земли, когда в нашу избушку ввалился Олег. Он подбежал ко мне, схватился за ворот рубахи. Лицо его было перекошено.
− Остолбень, паскуда… не прощу! Что мы сделали не так?! Нет, ничегошеньки теперь не изменишь! − прокричал невнятно. Судя по запаху, он был мертвецки пьян.
Пение приближалось. Селио бросился к открытым дверям, застыл и, рискуя тайной, крикнул через плечо:
− Они что-то задумали. Посмотри, Иван!
К амбару направлялась гневная толпа. У многих были с собой рогатины, с которыми обычно ходили на медведей. Старейшина стояла в первых рядах, держа в руках чашу с огнем. Несколько крепких мужчин выволокли Беляну наружу под вопли белой, как смерть, матери.
Девочку тащили крюками. Она сделала несколько шагов и упала в лужу растаявшего снега. К светлым волосам тут же налипла всякая грязь, но Беляна, казалось, этого не заметила. Стоило ей оказаться снаружи, как на истощенном лице проступила улыбка. Точно червь выбрался из слегка подгнившего яблока.
Вот что пугало по-настоящему. Не смертельная худоба ее тела, не пергаментная кожа, обтянувшая череп, так что проступили его контуры, а эта безмятежная улыбка. Беляна знала, что все кончится хорошо.
Я вышел им на встречу.
− Что вы задумали?
Года приосанилась. В последних отсветах небес жители Фензино выглядели мрачными истуканами, расставленными вдоль дороги.
− На охотника Лота снизошло озарение. Во сне он увидел, как нам избавиться от горя, пришедшего в наши края. Раз юный колдун не в силах помочь, мы сами изгоним лихо. Своими методами.
Они потянули девочку дальше. Путь их лежал прочь из деревни по знакомой мне тропинке к реке Ветхе. В старой мельнице все было готово для ритуала. Внутрь набился народ, зачем-то принесли истерично визжащего кота, который лишь добавлял шума. Я едва протолкался сквозь потных и возбужденных людей. Что они такое задумали, Мерун их задери?!
А задумали они в лютый мороз привязать десятилетнего ребенка к водяному колесу.
− Бедняжка, − всхлипнул кто-то из пришедших на казнь. − За что ей такие мучения?
На Беляне оставался ее явно не по погоде надетый сарафан. Распухшую шею обхватывала лента-оберег. Внесли чарку с настоем зверобоя. Года торжественно влила его в тлеющие угли.
− Твое слово, гость, − Старейшина больше не звала меня колдуном-чародеем. − Попробуешь свои силы, прежде чем мы свершим наш ритуал? Вода в это время года хуже лютня: она либо убьет ее, либо очистит от скверны.
− Вы совершаете ошибку.
Меня трясло, словно это я стоял в морозный вечер, завернутый в тонкую ткань. Язык лип к небу. Не могу, не хочу вмешиваться… Если рискну и потерплю неудачу, они и нас с Селио за компанию утопят…
И тогда Беляна решила все за меня. Она наморщила высохшее личико с проглядывающей сеточкой вен и завизжала.
− Не надо в воду! Не хочу, нет! Мама, он меня заставил… Говорил, что будет весело… Я не знала, что они умрут, мама-а-а!
Ее потащили к колесу.
− Остановитесь, − вмешалась в церемонию Года. − Ты говоришь о душегубе? Ты его знаешь? Скажи имя того человека, маленькая! Кто он?
− Нельзя-а…
− Говори сейчас же!
Беляна сжалась, икнула.
Стало до жути тихо.
И вот она проронила сквозь сухие, изъеденные болячками губы:
− Тятя уходил ночью с ножом. Так надо было.
Среди жителей деревни тут же завязался горячий спор, а я вслепую нашел опору и повис на ней. Клянусь, никогда больше не стану строить из себя мудреца-чародея. Никакие богатства того не стоят.
Старейшина приказала разыскать Олега, и его притащили спустя несколько минут за шиворот, пьяного и напуганного. Началась суета, ругань. Некоторые отказывались верить Беляне, кое-кто требовал продолжить начатое. Олега ударили в живот, а когда он согнулся на полу, принялись добивать ногами.
Что ж, пусть теперь сами разбираются с убийцей. Я утер пот со лба. Оставалось ощущение недосказанности, некой фальшивой ноты, но сейчас опасно высказывать сомнения. Под горячую руку попасть можно.
Хотя…
Решив для себя, что репутация (ну, а заодно и спасение маленькой жизни) того стоит, я выступил вперед. Теперь от качества моей игры зависело, отпустят нас с миром или нет.
− Скажите спасибо. Нелегко заставить человека говорить против его воли. Я нарушил клятвы, данные богам!
− Твоя работа? − нахмурилась Года, отвлекаясь от попыток унять обезумивших соседей. − И как прикажешь понимать?
С трудом вернув лицу уверенное выражение, я обошел Олега, лежащего в беспамятстве, и приблизился к заплаканной девочке.
− Вы хотели знать правду, вы ее получили. Как ей распоряжаться, решайте сами. Убийца найден. Я сейчас же зачарую этого ребенка, чтобы впредь она не попала под чье-либо влияние.
Не дожидаясь согласия, я начал делать загадочные пасы над ее головой. Прокусил палец, кровью нарисовал на сухом лбу извилистую завитушку. Пусть деревенские думают, что все было частью масштабного плана.
Пока они перешептывались, Беляна с недетским вниманием наблюдала за мной.
− Больно, дяденька. Сними ее, жжет, − Она задрала личико, открывая опухшую, дурно пахнущую шею. − Я все расскажу…
Машинально я внял ее просьбе.
− И вы должны отвезти девочку к столичным целителям, чтобы залечить духовные раны. Знайте, это очень важно. Мы ведь не знаем, что лиходей делал с…
Лента практически рассыпалась в руках, стоило только ее взять. Внутренняя сторона выглядела так, словно побывала в пожаре: истлевшая по краям, оплавившаяся в центре. С запозданием в моей дырявой голове что-то щелкнуло. Зачем убивцу было платить такую цену за спасение дочери-свидетельницы?
На заднем плане захрипел последний в деревне кот.
Лицо Беляны находилось подле моего. Я увидел, как внезапно появившаяся на ее лице улыбка становится шире, заполняя собой все пространство. Губы натянулись и лопнули, из уголков потекла кровь вперемешку со слюной. Это уже нельзя было назвать человеческой гримасой.