Страница 8 из 72
Та встрепенулась, вскочила на ноги, развернулась, выставив руки. В ее темных, как колодцы, глазах был страх, бесконечный, подавляющий волю. Натариэль снова завыла, тоненько, жалко, как собачонка, выброшенная хозяином из машины.
— Бедная! — всхлипнула Машка. — Ты не бойся, тебя подлечат и снова станешь эльфийкой, будешь играть в придуманный мир…
Беловолосая взвизгнула, кинулась на них с кулаками и вдруг упала, как сраженная пулей, а стекло заволокло чем-то белесым. Запахло газом, потянуло в сон, совсем как после зевка кота.
— Хлороформ! — закрылся ладонью Майкл, уловив сладковатый эфирный запах. — Или похожая дрянь. Ну хоть не слезоточивый газ…
По коридору кто-то бежал, шум шагов нарастал, как прибой. Они спрятались в соседней палате, вскрыв ее карточкой Машки, еле успели нырнуть за кровать.
В бокс Натариэль вошли люди, похожие на космонавтов в скафандрах: комбинезоны, шлемы, перчатки, даже обувь из химзащиты. Один встал у двери, второй поднял девушку и бережно уложил на кровать. Взял кровь из вены, солидную дозу, поместил пробирку в свинцовый ящик. Из другого шприца ввел препарат, что-то прозрачное под самое ухо. Почему под ухо? Майкл не знал, но загадал спросить в интернете, если удастся отсюда свалить. Хорошо хоть в защитных скафандрах слышимость была на нуле: двое пришлых общались по внутренней связи. Да и обзор оказался неважный: Майкла с Ромашкой не засекли.
Вот так больница! Гестапо какое-то! Тут бы самому уцелеть!
Наконец, космонавты ушли, а девочка погрузилась в сон, перестав реагировать на окружающих. Задышала ровно, спокойно, будто устала сражаться с демонами и прилегла отдохнуть.
— Пошли, — прошептала Машка. — Пока действие пропуска не закончилось. А то мне впаяют выговор на вечернем собрании клуба.
Майкл не помнил, как они оказались на улице. В голове все плыло от яркого света, от белизны помещений, от бликов, в них мерцало лицо беловолосой девушки, несчастной Натальи Петровой, решившей поиграть в запретном Лесу. Ему в душу смотрели глаза эльфийки, огромные, темные, внеземные, и в зрачках царил беспроглядный страх. А еще мерцали алые звезды, незнакомые и далекие.
— Гестапо! Бухенвальд! Зачем ее мучают?
— Боятся, она — гнилушка, — Машке тоже было не по себе, но она знала больше, чем Майкл. — Ее цапнуло красной гнилью, но несильно, есть шанс спасти.
— Что опять за красная гниль? Бактериологическое оружие? Тайные разработки? Я читал про ваш заповедник, там был особо секретный НИИ. Ящик, как тогда говорили. Слушай, Маш, такие скафандры я лишь в кино видал!
— Выла она нехорошо, — Машка снова его не слушала. — Но Гордей Степанович прав, как всегда: к ней нельзя никого пускать. Так Сереге и отчитаюсь.
Тонкий вой беловолосой все еще цеплял душу Майкла: между ним и поклонницей Толкиена протянулась прочная нить. Поводок! — уточнил кто-то ехидный, проявившийся в мыслях Майкла. — Или леска. Попался на крючок, дурачок, а она подсекает и тянет.
Они выбрались за территорию небольшого больничного парка и пошли по направлению к дому культуры. Майкл не знал, зачем, просто шел рядом и думал о девушке в жуткой палате. Разумеется, ей нужна помощь! Ее травят газами, колют наркотики, кровь качают для таинственных целей. Майкл проверит, запросит в сети. И если…
Он не додумал, что если.
— Ну что, Марья Моревна? Все искушаешь невинные души? Где нашла себе дурачка? По всему, мажорская штучка!
В переулке, ведущем к дому культуры, их поджидала компания.