Страница 64 из 72
18. У Сгнившего князя
Майкл лежал в центре карьера, в самой сердцевине, возле шеста.
Тень от солнца отсутствовала, выдавая полдень. Закрывая пути к отступлению.
Середина дня. Или не дня?
Во рту все время горчило.
Вокруг чернота, ежевичная, колкая. Солнце висело в космическом небе, в разливе чернильной кляксы, зацепившись за деревянный шест.
Лунный пейзаж баюкал, нашептывал: это сон, сон… Расслабься, Майкл.
Расслабиться не получалось. Зудел азарт недавнего бегства, он пытался нащупать во тьме руку Влада, ухватить ледяные пальцы, и не мог, лишь царапал песок ногтями.
В формуле этого мира не хватало множества переменных. Кто-то вывел из уравнения атмосферу, растительность, животный мир. Изменения высот ландшафта. Кто-то выдернул штепсель и загасил все звезды, кроме неяркого солнца, напоминавшего фонарь в Затишье, тот самый, под которым стояла Анечка.
Анечка… Красная гниль… Тихий Лес…
Память подключилась к сети, и резервный архив спешно распаковывал файлы.
Майкл поднял руки, поднес к глазам. Пальцы как пальцы, ногти обломаны. Он реально скакал на четвереньках? Спасался от злобного чудища?
— Не понравилась подставная царевна? — раздался едкий смешок, долетел из-за круглого солнца. — Да стоит ли Марьюшка таких деяний! Гибели лучших друзей? Гниения редкого дара? Клубки рождаются раз в сто лет, а вы его в Тихий Лес на расправу.
— Кто ты такой? — рыкнул Майкл с перепугу. Хотя уже знал ответ на вопрос.
Князь был черней самой темноты. Сгусток силы, вязкой, тягучей, словно застывшая кровь. Он был высокий, выше шеста, корявый, как древнее древо. Ломкий, как трещина в мироздании. Щелкнул пальцем по лживому солнцу, оно закачалось, заискрило по краю.
Потом в ежевичном вареве неба проявились глаза, ярко-алые, влажные. Круглые, что рдяные яблоки.
— Сгнило яблочко наливное! — Майкл, покачнувшись, встал на ноги, приветствуя хозяина Леса.
— Не собрали вовремя урожай, — в сгустке тьмы обозначились алые губы, растянулись от уха до уха. — Всяко бывает, Мишутка. Посмотри-ка вниз, герой-удалец!
Майкл заставил себя взглянуть под ноги. Там мерцали чужие звезды, а может, светились подводные рыбы, шевеля неспешными плавниками. Они с князем стояли на обломке земли, на крохотном Лоскутке, оставшемся от мироздания, плыли в космосе на хрупком плоту. Словно Венедикт надорвался, пробиваясь на помощь Майклу, сдул привычное Троемирье, непоправимо нарушил формулу. Разметал по ниточкам Лоскуты.
— Ох, насмешил! — махнул плащом князь, вновь задевая светильник солнца. — Силой наделили, а ум забыли. Говорят, ты Зрячий? Сердцем смотри!
Майкл присел, дотронулся пальцем. Поверхность под ногами ответила звоном, а в застеколье пошла волна, нефтяная, густая, всколыхнувшая звезды.
— Мы в колодце, Мишутка. В глубокой скважине, что прорыли жадные простецы. Многому они научились, кроме одного: останавливаться. Вовремя отступать. Вот и пробили туннель в иной мир, не подвластный ни Яви, ни Нави, ни Прави. Кто-то из сосланных Стариков пытался назвать это хаосом, но там не хаос, просто инакость, другая формула мира.
— Оттуда пришла красная гниль?
— Гниль — это полбеды. Гниль пролезала и раньше, но ее удерживал быльник и кровавые слезы рубинов.
То ли князь был тому виной, то ли включилось зрение, но вдруг стало немного светлее, теплее, а сам княже уменьшился в росте, встал рядом, почти касаясь рукой:
— Сгнить заживо не страшно. Это просто инакость. Точка зрения иного мира, перестройка на клеточном уровне. Мы ведь не боимся исследовать космос? Так почему не слетать и туда? Если вывернуть наш мир наизнанку, вдруг он станет лучше и чище?
— Меня этот мир и таким устраивает! — выпалил Майкл и смутился.
— И зачем тогда «Активисты Эрефии»? Все эти глупые акции, выходки с лозунгами и краской? Думаешь, в Тихом Лесу никто новостей не читает? Ты ведь за это сражаешься, Майкл. Хочешь разрушить весь мир насилья, а народ поголовно сделать счастливым. Несколько лет флагом размахивал, а как шанс получил, испугался? Революция — это красная гниль! Нужно вдумчивей изучать историю. Или Гордей успел мозг промыть? Он такой, предводитель затишенской хтони. Манипуляция и контроль! Ошейник и поводок.
— Отпусти нас, княже, на кой мы тебе?
Сгнивший князь рассмеялся, ткнул в стекло сапогом:
— Этот портал запечатан Гордеем. Знаешь ли, с кем сдружился, пацан? Когда-то в карьере на разметке часов Гордей лично принес тридцать шесть жертв. Убил тридцать шесть невинных девушек. Даже любовь свою не пощадил, перерезал девичье горло. Сердце вырвал от горя, в ларце схоронил, закостенел от тоски. А потом весь мир раскромсал в Лоскуты, выдрал Затишье с полотна реальности. Я долго ждал, караулил Лес, берег от любителей легкой наживы. Но теперь готов обернуть время вспять, исправить кровавую формулу. Лоскуты сцепились штопкой, как прежде, почти собрав полотно. Тридцать шесть снова встанут на Круг, три оборота противосолонь…
— И мама? — крикнул в отчаянье Майкл.
Князь поперхнулся пафосной фразой, очень по-людски почесал затылок:
— А при чем тут твоя мама, малой? Девственность — важный параметр формулы, особая консистенция крови. Тьфу ты, сбил, глупый медведь. Как тебя терпят учителя?
Венька стоял, склонив голову. По стойке смирно, серьезный, прямой. Готовый к разносам и крикам, к изгнанию из Затишья.
Но Гордей повернулся спиной. Сидел у окна и смотрел в сторону Тихого Леса.
— Ты понимаешь, что натворил? — спросила Власелина, как в сердце ударила.
Венька кивнул, сама покорность.
Наказывайте, как хотите! В лагеря, на вечную каторгу! Зубы выбейте, наконец, голову оторвите! Только сделайте что-нибудь, отправьте отряды на поиски, вырвите из княжих лап двух самых близких, родных…
— Дурак! — припечатал Гордей. — Кем мне еще пожертвовать ради твоей Ромашки? Кто сложит голову вслед за Майклом? С Лешим вздумал тягаться в Лесу?
— Еще и Сенечку потеряли, — утерла слезу Власелина.
Венька и представить не мог, что холодная Власенька умеет плакать.
С Сенькой вообще получилось странно. Малыш пропал за миг до того, как они с Владом свалились в Тишинку. А когда вместо Майкла со дна реки поднялся незнакомый измотанный парень, во все места поцелованный Лесом, Венька решил, что утратил рассудок. Хотел сразу же вернуться, засвистел, побежал, баламутя речную воду, но запутался в беспощадных сетях Янины и понял, что проиграл.
И друга, и светлую девушку, ради которой затеял поход.
— Если б не ваша проклятая вьюга, — подал голос спокойный Влад, выходя из затененной гостиной.