Страница 62 из 72
Майкл отогрелся настолько, что стал помогать Владу с готовкой. Продуктов брали немного, то, что Фан им пихнул в рюкзаки. Но нашлась каша для Сени, бутерброды с колбасой и сыром, даже пакетики чая и банка малинового варенья.
Подкрепившись или, как сказал Веник, закинув топливо в топку, решили немного поспать, восполняя растраченную энергию.
— Все равно, — философски заметил Влад, — нужно ждать, пока снег растает. Но главное, дальше пойдем спокойно: вьюга выморозила красную гниль и восстановится та нескоро. И еще не забудьте: когда все оттает, напихайте в карманы ягеля. Это неплохой оберег от гнили и заражения.
Последнее, что запомнил Майкл, засыпая, была черная фигура Влада на фоне белой защитной стены и алых бликов костра. Влад подкармливал огонь берестой, белой в черных отметинах, и пытался развесить их с Венькой джинсы в тщетной попытке слегка просушить. Майкл впервые спал в Тихом Лесу, в снежной пыли разминувшись со временем, не понимая, день или ночь, борясь со страхами, обретенными в детстве и сквозь годы пронесенными обратно в Затишье. Лес баюкал, шуршал снежинками, очень Тихий и сонный Лес, который сгубил друзей Наташи, заманил Анечку, пленил Ромашку. Ему было не по себе, и он удивлялся спокойствию Влада и безрассудству Веньки. Майкл метался в плену чужого спальника, пока Влад не шепнул от костра:
— Прострел!
Кто стрелял и зачем, Майкл не понял. Но все тело обмякло, и ресницы слиплись, словно сахарные конфеты, упавшие в подтаявший снег. Сквозь него прорастали цветы-колокольчики, покрытые серым пухом.
Ники пришел в себя от холода.
Осмотрелся и обалдел до полного изумления.
С грозового неба падал яркий снег, ослепительный, чистый, невозможный в мае. Белой простыней застелило карьер, мягкие шапки накрыли технику. Экскаватор, к которому Ники скатился, сверкал, как новогодняя елка, весь обсыпанный блестками инея и шариками оледеневшей росы.
Николку спас ржавый ковш: вместо того, чтобы ранить зубцами, он укрыл, обратился домом, принял на себя удар непогоды. Под ковшом скопилось пожухлой листвы, прелой и пряной по весенней поре, она взвилась, присыпала Ники, укрыла лоскутным одеялом ноги. На глубине не ощущался ветер, выстудивший все наверху, но и снега хватило для возвращения. Обморок кончился, проснулась боль. Опомнилась ненадежная память.
Ники не знал, сколько был без сознания. Он высунулся из-под ковша и очутился посреди зимы, словно время сыграло недобрую шутку, пролистало половину календаря. Он приготовился замерзнуть насмерть и почти смирился со смертью от голода. И придумал еще десяток смертей, одну другой экзотичнее. Но вскоре туча развеялась, вернув небесам бирюзу и свет, в каньон обрушился теплый май, и Ники оглушила капель.
Через полчаса воцарилась весна, отмерзли деревья, листья, экскаватор умылся талой водой, засиял, как гигантская лампочка.
Чудны дела в Тихом Лесу, инсценировка сказки про двенадцать месяцев!
Ники промыл талым снегом царапины, отыскал промороженный лист подорожника, послюнявил, натер соком порезы. Он не помнил, куда и зачем спешил, но чуял нутром, что кругом опасность. И нужно идти к центру карьера, чтоб разобраться с часами.
При чем тут часы, Ники не знал. Но пошел, выбора особого не было. Старательно обогнул огромный колодец шурфа, укрепленный бетонными кольцами, со скобами, ведущими вниз. Когда-то он об этом мечтал: спуститься в каменоломни, порыться в грунте, откопать богатство. Но теперь хотел одного: выбраться на поверхность, разыскать Варюху и свалить из Леса. А еще поесть и напиться чаю. Такая вот неромантика, формула бытия. На голодный желудок все тайны мира теряют свою привлекательность.
Гулящая память подкинула слайд: жужжат красноглазые осы, Ники смотрит с обрыва вниз, а в карьере кто-то из прошлых копателей изобразил часы. От нечего делать и от избытка юмора. В стороне от шурфа воткнут в землю шест, прорисован круг с секторами, точь-в-точь циферблат на старом будильнике, и двенадцать черточек-стрелок, уводящих в стороны от шеста.
Направления пути? Временные петли?
Что толку гадать, свалившись в яму посреди заповедника?
Ники шел, ковыряя кроссовками землю, машинально всматривался, искал корунды, хотя теперь ему было плевать на возможное обогащение. К чему оно, если нет сестры? Как он мог потерять Варюху? Отдать Лесу на растерзание?
— Вот ответь, заповедник, по совести, — вслух попросил у Леса Николка, — где мне искать сестру? Дай намек! Без нее мне не будет покоя!
Он замолк, застыв в шаге от круга. Был ли в том искомый ответ? Или просто дурацкое совпадение? Но тень от шеста сдвинулась влево, указывая на шесть часов нарисованного циферблата, и там проявился распадок, дорога, ведущая из карьера. Должно быть, по ней в прежние годы и въезжала вся эта техника, торопясь на добычу ценных камней.
Спускались механические гиганты, гусеничные и колесные! А затем поднимались, груженные шлаком, вывозя из карьера отходы. Значит, сумеет вскарабкаться Ники. У него есть быльник, спрятан в кармане! И пара конфет из Белокаменска, памятка о прошлой жизни, скромная, но все же еда! Вместо корундов алые фантики, но он чувствовал себя богачом. И хотел отыскать заветный клад, единственную ценность в сумасшедшем мире.
Тихий Лес, бросай играть! Ник идет сестру искать!
Перед выходом с поляны нарвали ягеля, отряхнули от снега, отжали, распихали по всем карманам. В прошлом им даже переломы сращивали и заражения исцеляли! Венька грел кружево мха в ладонях, шептал ему что-то, загадывал. Майкл тоже загадал спасение Машки, потому как мох приводит к богатству, а Ромашка была сокровищем.
Чтобы он ни говорил Свистуну про свою готовность уйти в сторонку, но не мог забыть ее поцелуй. Он, как ожог, горел на щеке, не стерся при снегопаде, тревожил память и что-то грел внизу живота, такое, что уши горели, как два светофора, запрещая другим проезд. Майкл участвовал в походе Веньки, но мечтал самостоятельно спасти Ромашку, брел за играющим Сеней, а сам видел смешные косички и внимательные глаза, похожие на родники.
Семен беззаботно катился по Лесу, от сосны к сосне, от елки к березе, находил жуков и забавные палки, а они повторяли его зигзаги, тоже бегали по кустам, собирали шишки и желуди, разглядывали муравейники. И даже Майкл увидел гармонию в действиях малыша. Логику в каждом поступке.
Они ускакали с тропы за лягушкой, сгрудились за корявым стволом, а по тропинке проползло что-то жуткое, оставляя в лужах черных крапивиц. Погнались за бабочкой и обогнули яму, полную чьих-то костей. Клубок их вел безопасной дорогой, не задумываясь о маршруте, просто катился, где чище было.