Страница 54 из 72
Она сорвала листок, растерла в пальцах, понюхала. Русским духом пахнет, подарком лесным, великою силой весенней! Прожевала лист, проглотила. Нарвала веточек, воткнула в косицу. Любой подмоге возрадуйся, путник, прежде чем войти в Тихий Лес!
Все реки текут во Смородину! Несут в себе ее огнь и страх.
Машка ясно услышала вой и стоны всех, упавших с моста каленого в заповедную жаркую реку. Неправые души, неправедные, недостойные возрождения.
Все реки — вода, а вода — это формула. Три ипостаси с научным термином «агрегатное состояние». Там, где есть влага и огнь земной, будет и пар небесный.
Над речкой Тишинкой повисла радуга, засияла в лучах низкого солнца, начавшего сход к закату. Облако пара отражало лучи, играло всеми переливами спектра. В этой красивой зыбкости нужно изменить самую малость. Вместо плюса сотворить минус, убрав ненужное перекрестье!
Радужный пар вдруг отвердел, заискрился колючим инеем. Засверкала трава серебром, стало зябко даже в кошачьей жилетке, ресницы заснежило, забелило.
Машка выдохнуло звонким снегом, засмеялась морозной ясности, прихватившей воды Тишинки. Ломкий лед, что мост над рекой, искрился, заманивал, мигал огоньками. Весна обернулась прозрачной осенью, медно-рыжей, как Майклов кот.
Она подхватила портфель и побежала по реке на тот берег.
Лед хрустел под ее ботинками, словно сочное яблоко. Пах смородиной, мятой, березовым соком. Нес Ромашку над самой водой, над заслонами Стариков, над заговорами бабушки.
Горыныч встретил Майкла на проходной, придирчиво проверил пропуск. Не забыл дыхнуть перегаром, словно в этом был сказочный ритуал.
Сад при Кунсткамере растянулся в пространстве. В Лоскуте Дома-на-сваях уже отцветали яблони и набирала бутоны сирень. Пахло черемухой, жужжали пчелы, гудела тяжелая авиация в виде бронированных майских жуков.
Здесь Майкла ждал сюрприз. Добрыня выкатил Гордея из Дома, заботливо укрыл его ноги пледом и сдал с рук на руки волонтеру. Коляска была электронная, но Майкл уловил намек, взялся за костяные ручки. Иронично спросил:
— Куда изволите?
— Вокруг Дома, — распорядился Гордей. — Мне полезны прогулки на свежем воздухе.
В затухающем солнечном свете вождь выглядел еще костлявее, что говорится, череп и кости, обтянутые пергаментной кожей. Кощей — он и есть Кощей. Без своих мониторов, отмеченных яблоком, и бесчисленных камер слежения тиран сделался безобидным и немощным, но Майкл не дал себе обмануться. Он помнил, кто перед ним.
— Вот бы тоже сейчас в ночное, — заскрипел довольный Гордей. — Рыбку поудить у Чудилы-Павла, ушицы хлебнуть из котла. Но нельзя. Ни тебе, ни мне. Пора неспокойная, Зеленые Святки, только Свистун мог о них позабыть. Красивый праздник, девушки пляшут, русалки на озерах плетут венки, украшают прически осокой. Разве можно в канун Русалий соваться к чистой воде? Защекочут, на дно утянут, и будут правы в своем недовольстве, потому как сейчас мужиков им не надобно. Дни сестринства и кумовства.
— Понял, — озадачился Майкл. Как мог Венька запамятовать о гуляниях? Ведь как раз о Русалиях вспоминали!
— Ветер у него в голове, — как всегда ответил на мысли Гордей. — И за Моревну биться лишь Венедикт способен. То ли пацан, то ли Старик, по Свистуну не разгадаешь. Ум и сила друг с другом не состыкованы, выражаясь космическим языком. Погоди-ка! Соловей! Послушаем.
Они замерли на месте, перестав скрипеть. Из черемухи донеслись переливы и треньканье. Соловей пел в набухающей ночи, в фиалковом мареве старого сада, работал крохотным горлом, старался, приманивал птичью любовь.
— Как выводит, шельмец, — восхитился Гордей. И добавил без перехода: — Жалоб на тебя, волонтер, иному б до конца дней хватило! Власенька выписала для тебя занятия по защите. Аристарх Серафимович в гневе и в расстроенных нервах, так что с утра езжай в монастырь, закрасишь свои каракули. Тамара ругает, мол, видишь не все, а если так, то какой ты Зрячий?
— Да я сам не знаю, почему я Зрячий. Просто вижу иногда всякое разное.
— А посмотри-ка на меня, волонтер, — неожиданно приказал Гордей. — Внимательно смотри, подмечай перемены.
Майкл обошел коляску, встал перед ним, скрестил руки, будто сам заслониться хотел от угрозы. Посмотрел так и эдак: старик-инвалид с замашками отца народов. Снова посмотрел — ничего. Опустил руки, пожал плечами, фокус, мол, не удался. И вдруг отшатнулся, увидев суть.
…Гордей стоял, высокий, стройный, в мундире, при орденах. Смотрел из окна на Лубянку, внизу гудели машины, торопились люди по мирским делам. Московский муравейник в закатных лучах, суетливый и многоногий.
— Это ссылка? — спросил Гордей.
— Это знак доверия, — ответил кто-то, Майкл не различал его в полутьме. — Все ваши нити ведут в Затишье, всех похищенных девушек свозили туда. Распутайте дело, Гордей Степанович, и родина вас не забудет.
— Родина забыла всех наших. Не боитесь остаться без следака?
— Полковник Афанасьев, к чему ирония? Получен приказ, исполняйте! Любой ценой закройте портал. Слышите? Любой ценой…
Майкл моргнул, глубоко задышал, возвращаясь в реальность майского сада. Гордей невесело заскрипел, спугнув серого певуна. Соловей от обиды тренькнул фальцетом и улетел на другое дерево, услаждать слух достойных его искусства.
— Так вас сослали, Гордей Степанович?
— Нас всех сослали, здесь нет добровольцев. Мои ноги, Майкл, лишь малая жертва. Вира Тихому Лесу. Знаю, считаешь меня тираном. Думаешь, мне по сердцу слежка? Я следователь, не вертухай. А назначили смотрящим по зоне. Я устал, уж поверь мне на слово. Мне помощь нужна, а не твои выкрутасы. Вот, решил погулять немного, пока снова не упустил весну.
— Ну, — неуклюже приблизился Майкл. — Давайте гулять, товарищ полковник. Хотите, я черемухи наломаю? Дома поставим в вазу…
Уже ночью он оставил Гордея, по-стариковски задремавшего в кресле, сдал Добрыне в опеку, проводил до квартиры, придерживая двери лифта. Хотел уложить Гордея в кровать, но Добров махнул, мол, не нужно, ступай.
Майкл устал, будто километры протопал, будто не спал несколько суток. Был голодный, как шатун по весне. Погулял с инвалидом в парке! Совсем развалился, дурной медведь, срочно в спортзал к Илайше!
Хотя… Завтра ехать на Круг и оттирать монастырскую стену. Надо ж было спалиться по-глупому!
На Садовой улице дежурил Венька.
— Вы что? Все еще в патруле?
Свистун подпрыгнул, а потом заорал:
— Тетя Тань, он нашелся! Сыскалась пропажа!
Майкл отступил на шаг.